Я сидел в парке, поедал хлеб (18 больших лавашей обошлись мне всего в 500 риалов) и ожидал течения событий. Вот подсел какой-то седой, бородатый старик с пачкой печенья.
— What are you from (откуда)?
— Russia, Россия.
— Do you speak english (вы говорите по английски)?
— Yes, — отвечал я, но словарный запас старика уже исчерпался. Чтобы продлить редкостное общение с иностранцем, он стал угощать меня печеньем. Вскоре исчерпалось и печенье, но рядом уже были другие любопытные.
— What are you from?
…
Другой человек оказался более разговорчивым, звали его Джордж. Он сказался христианином и очень сожалел, что здесь, в Иране, женщины ходят закрытые со всех сторон одеждой. А в России тоже так? — Нет, отвечал я, в России не так. — Ясное дело, христианская страна, — отвечал Джордж. (В Иране среди молодых мужиков женская тема — первый предмет разговора; сейчас наверняка спросит, могут ли люди целоваться на улице и сажают ли за это в тюрьму.) — А как насчёт исламской революции? Раньше было лучше или сейчас? — спросил я его, чтобы отвлечь от женской темы. — Ш-ш-ш! Мы не можем говорить об этом. Вокруг много полиции, — отвечал он, — а вы будете чай?
Следующий человек оказался, к моему удивлению, русскоговорящим.
— А по-русски говорить умеете?
— Yes, — отвечал я, несколько удивлённый, — то есть да.
— Откуда приехали?
— Из России, из Москвы. А вы откуда?
— А откуда я, не скажу, потому что вы восемь лет у нас воевали.
— Афганистан?
— Зачем у нас воевали?
…Человека звали Али Гусейн. Родился он в Афганистане, но потом попал с семьёй в Иран и заканчивал школу уже в городе Кум. Надо было поступать в институт, но это сложно сделать, потому что в Иране каждый год полтора миллиона человек заканчивают школу, а мест в институтах всего двести тысяч. И он поехал учиться в Баку. Но учиться в Баку оказалось неинтересно. Например, по его словам, в группе из двадцати человек двое-трое учатся, а остальные только приходят на экзамены и покупают оценки. «Вот у вас, в Москве, сколько стоит, например, пятёрку на экзамене получить, если ничего не знаешь?» Я затруднился ответить. «Ну, а в Баку всё по-другому,» — отвечал Али.
По его словам, Россия, Америка и прочие страны виноваты в том, что до сих пор в Афганистане продолжается война. «Страна бедная, ни танков, ни автоматов мы сами не производим, может где и собирают, но в основном оружие зарубежное. А им выгодно это, чтобы был спрос на оружие. Только Пакистан хочет, чтобы в Афганистане было спокойно.» Далее я узнал, что в Пакистане продукты и вещи ещё дешевле, чем в Иране, но зато там города более грязные.
Впоследствии я узнал, что из всех стран мира больше всего беженцев вышло из Афганистана — 2 миллиона 700 тысяч человек. Из них около 2 миллионов сейчас живут в Иране.
Обменявшись адресами, мы расстались, так как Али спешил по своим делам. Но тут уже появился следующий любопытный человек, звали его Саид Хусини.
Саиду было лет тридцать. Он учился в некоем «Институте английского языка», но говорил по-английски хуже моего. Однако он так хотел продлить общение на этом необычайном языке, что сначала предложил мне чай, а потом и вписку. Я, разумеется, согласился.
Иранец жил со своей женой на втором этаже небольшого домика в центре Тегерана и работал на фабрике по сбору телевизоров. Мой знакомый оказался очень любопытным, его интересовало всё: какие машины распространены в Москве? сколько у нас телепрограмм? сколько в Москве кинотеатров? почём билет? сколько квадратных метров у нас квартира? Я терпеливо удовлетворял его любопытство.
Когда основное любопытство иранца я удовлетворил, Саид предложил играть в шахматы. «Иран — Ирак,» — пошутил он; Саид был Иран, я, соответственно, Ирак. Иран выиграл 2:0 (я вообще не мудр в шахматах). Затем появилось другое развлечение. Саиду в институте задавали математические примеры. Они были примерно на уровне нашего 11 класса, но выглядели необычно: буквы были арабскими и записывались справа налево, а цифры тоже были местными и записывались слева направо. Перевели два примера в обычную, европейскую запись, и я решил их — это было несложно. Но Саид весьма подивился моей мудрости.
Из соседней комнаты вышла жена, принесла чай и фрукты и скрылась вновь. Мы перекусили, и, ещё пообщавшись, легли спать на тюфяках, которые в изобилии имелись в квартире. Иранцы спят одетыми в пижамы, меня это почему-то удивило.
Утром, покинув гостеприимного иранца, я направился к российскому посольству. Там я хотел узнать, действует ли наша виза 10 суток или же 10 дней. В первом случае мы могли спокойно ехать автостопом в сторону Горгана и Туркмении; во втором — должны были торопиться и ехать автобусом, чтобы успеть завтра пересечь границу.
Около входа в здание, где выдают визы, уже стояла большая толпа. Это были граждане Ирана (а один даже Афганистана), жаждущие получить российскую визу. Их было человек пятьдесят. Некоторые пытались говорить по-русски. Изредка железная дверь приоткрывалась, чья-то рука (можно сказать, «рука Москвы») забирала у очередного страждущего бумаги, и дверь тут же захлопывалась опять. Иногда эта рука выдавала что-то (видимо, паспорта с визой). Видишь столько желающих получить российскую визу — за державу не обидно. С трудом проник я сквозь эту толпу внутрь здания (там оказалось довольно тихо и спокойно), где в одной из комнат находился человек, способный проконсультировать меня по техническим вопросам.
Выяснилось, что срок действия нашей визы истекает завтра. Если ты просрочишь визу (что выяснится при выезде), тебя вернут в Тегеран, где придётся заплатить штраф, продлить визу и долго объяснять — как, почему и с какой целью ты просрочил визу. Денег потратишь немного, но времени — порядочно.
Узнав сии сведения, я направился прочь, желая найти посольство Индии.
С посольством Индии («Инд сафарат») получилась та же история, что и накануне с посольством Ирака. На месте, указанном в путеводителе «Middle East», посольства не было; улицу, на которой оно стояло, переименовали; новый адрес хотя и был некоторым жителям (вроде бы) известен, на карте они показать его не могли. Понятное дело: карта была на английском языке. Если бы вам показали карту Москвы на фарси, вы бы тоже испытали проблемы в нахождении нужного переулка. Когда же я зашёл в некую турфирму, где хранился большой атлас Тегерана на фарси, найти индийское посольство и там не удалось. Проведя два с половиной часа в поисках посольства, я прекратил сие бесплодное занятие. Тем более, что пора было идти на встречу с Олегом и Владом.
Встретившись, мы обсудили новости и решили покидать Исламскую Республику Иран, не дожидаясь завтрашнего вечера, когда срок действия нашей визы истечёт. Тем более, что нам всем нужно было торопиться. Влад уже давно испускал вздохи по поводу начала учебного года. Решили ночью продвинуться на восток от Тегерана на автобусе и отправились на восточный автовокзал.
Я даже и не думал, что в Тегеране имеются троллейбусы. Оказалось, к автовокзалу ведёт настоящая троллейбусная линия! В каждом направлении уходило почему-то две пары проводов — видимо, троллейбусы могут обгонять друг друга. На конечной остановке стояло две очереди — мужчин и женщин. Мужчины садились в переднюю дверь, женщины в заднюю. Пока мы оглядывались по сторонам и узнавали, идёт ли троллейбус на восточную автостанцию («Отобус тёминал»), один из прохожих подарил нам три билетика, и мы погрузились в троллейбус.
Через двадцать минут мы уже были на автостанции. На каждой автостанции, а тем более — в Тегеране, представлено несколько автобусных компаний, предлагающих автобусы в разных направлениях, в разное время и за разную цену. Автобусов на Ашхабад или Баджгиран (ближайший к Ашхабаду иранский городок) мы не нашли; зато три компании предложили нам автобусы на Горган (цена варьировалась от 5500 до 10.000 риалов), а в одной компании нам настойчиво рекомендовали билеты на Гомбад (рядом с Горганом).
Зная, что недалеко от Гомбада находится автопереход с Туркменией, мы купили билеты, погрузились в автобус, и он тут же отошёл, словно поджидал последних пассажиров.
Трасса идёт мимо высшей точки Ирана — вулкана Демавенд (5604 м). Проезжаем его уже ночью, поэтому ничего не видно. Ладно, посмотрим Демавенд в следующий раз.
Рано утром, ещё затемно, мы выгрузились из автобуса в отдалённом городе Гомбад (Гомбеде-Кабус). Было сыро: впервые за долгое время нашего путешествия мы увидели следы дождя. Через малое время мы стояли на пустынной дороге на выезде из Гомбада. Только тогда мы вспомнили, что забыли в багажнике автобуса коробку с буширскими финиками. Ну и Аллах с ними.
Рассветает. До границы Империи оставалось 75 километров трассы. До Москвы — 5300. Почти дома.
Вскоре нас, всех троих, подобрала старенькая «Mazda» с кузовом. Влад с Олегом залезли в кузов, меня посадили в кабину. Водитель и его друг знали четыре английских слова: bad (плохо), good (хорошо), king (король, шах) и girls (девочки), а также несколько интернациональных слов. Пользуясь этим словарным набором, а также ручкой, бумагой и жестами, водитель сообщил мне, что:
1) иранские girls — bad, потому что ходят все закрытые; в России, соответственно, good;
2) king, то есть шах, был good, а аятолла Хомейни и прочие (с бородой, как у меня) — bad;
3) Россия good, но чтобы получить визу, нужно приглашение, и поэтому он хочет обменяться адресами — на случай, если ему понадобится приглашение;
4) в Гомбаде есть башня, которой 1000 лет;
5) хорошо будет, если мы ему заплатим денег.
Удивительно, как много можно понять, не зная языка. Платить я не захотел, но адрес водителю оставил, и он, обрадованный, довёз нас до самой границы. Расстались мы в самом хорошем настроении; было восемь часов утра.
Довольные иранцы уехали назад — в свой посёлок. Мы же осели в приграничной чайхане, ожидая открытия границы.
Что представляет собой иранско-туркменская граница? Это стандартная иранская пограничная крепость с башнями, также — заборы из колючей проволоки (ворота были закрыты: по пятницам переход работает с 9.00), также — скопление иранских и турецких грузовиков, также — харчевня-чайхана, магазинчик и будка-туалет. За первым рядом колючей проволоки — обшарпанные здания таможни. Где-то вдалеке — туркменский посёлок Гудролиум.
Смотря на всё сие под мелким туманообразным дождём, испытываешь ощущение провинции.
У таможни произошёл такой случай. Зашли в магазинчик. В крошечном помещении — разнообразие товаров. Висят карты — СНГ и Ирана. Решили купить карту Ирана на память, спрашиваем у продавца:
— Нархе ченд аст? (сколько стоит?) — Продавец не отвечает.
— Хау мач? Ченд е? — не понимает. Показываем на карту, на деньги: риал?
— Три тысячи риалов, — отвечает продавец по-русски — он оказался туркменом, а фарси и английский не знал.
Пока мы ожидали открытия границы, нами заинтересовался некий иранский господин. Он говорил по-русски.
— Откуда? Из Иран? В Туркменистан? Сейчас граница закрыт, потом будет открыт, потом я вам хочу помогать.
Господин, как оказалось, занимался бизнесом в около-иранских пространствах. Почему-то он захотел помочь нам поскорее пройти таможню. Она сегодня открывалась в девять, и к этому времени здесь скопилось большое количество туркмен, в основном — стариков с какими-то мешками. Наверное, ездили в Иран за покупками. Иранцев, желающих попасть в Туркмению, почти не было.
Когда граница открылась, мы попали в здание таможни. Здание иранской таможни представляет собой большой, с облезлой штукатуркой, зал. На стенах его я насчитал 22 портрета Аятоллы Хомейни. Мудрец был изображаем в анфас, в профиль, с Хоменеем и без него, на фоне народа, на фоне неба, а также без них. Для туркмен, впервые увидевших такое разнообразие, имелись надписи:
«ЫМАМ ХОМЕЙНИ.
YМИДЫМЫЗ ДYНЙЭ ЫСЛАМЫН ДYНЙЭСИНЕ ДЕНYЛЗОР БИЛЕН ЗЗИЖИЛИК ДYНЙЭ ИYЗИНДЕН ГYТАРСЫН."
и:
«АИЕТОЛЛА ХАМЕНЕИ.
ИРАНЫН ГЕЛЕЖЕН ЁЛЫ ЫМАМ. ХОМЕЙНИН ЁЛЫ ЫСЛАМНЫН ЁЛЫ ЗЖИЗЛЕРЕ АРКАЧЫКМАК ВЕЕНЕ ГYДРАТЛАРА ГАРШЫ ДYРМАК."
Наш «гид» подсуетился, и наши вещи оказались первыми в огромной очереди вещей — мешков, коробок и тюков, принесённых к таможенному осмотру жителями Туркмении. Однако таможенных чиновников ещё не было: у них шло совещание, и я довольно долго бродил по залу, созерцая различные изображения Хомейни.
Наконец, чиновники появились. Таможенники долго рылись в наших вещах, затем наш «русскоговорящий гид» отвёл нас в другое, соседнее здание, где у нас забрали паспорта и долго проверяли. Потом в одной из комнат этого здания мы прошли медкомиссию. Это выглядело так:
(Доктор в белом халате, обращаясь к нам всем четырём, что-то спрашивает по-персидски:) —???
(Наш гид:) — Он спрашивает: здоровье хорошее или здоровье плохое?
(Мы:) — Здоровье хорошее.
(Наш гид — доктору:) —…..
(Доктор что-то записывает:) —…..
(Наш гид:) — Всё, можно идти.
Наконец, мы прошли все проверки, таможню и медкомиссию, и наши вещи лежат в большой груде туркменских мешков и коробов. Все чего-то ждут.
— Можно идти? Где российская таможня?
— Пешком нельзя. Сейчас автобус, платить 2000 риалов.
Нам не очень хотелось платить 2000 риалов, но гид был убеждён, что пешком от одной таможни до другой дойти невозможно. Мы поверили ему и остались ждать автобуса. Тут гид удивил нас таким неожиданным вопросом:
— Я вам помогать, а вы мне чем будете помогать? Сколько будете платить?
Так мы попались в известную ловушку, именуемую «Навязчивые услуги». В Иране вас, видимо, не будут обсчитывать или обманывать, но могут предложить какую-нибудь услугу, типа: перевозка в аэропорт, и эта услуга потом окажется платной.
— Денег нет, но я могу оставить вам свой адрес. Будете в Москве — заходите, мы и вам поможем чем-нибудь, — отвечал я.
— О! это хорошо! Я вам помогать, вы мне помогать… Хорошо!
Написав иранцу адрес, мы остались близ таможни ожидать столь навязчиво предлагаемый нам автобус.
А вот и он — запылённый микроавтобус, чуть больше нашего московского «Автолайна». Пассажиры «с той стороны» выгрузились, мы загрузились. Автобус наполнился туркменами и их иранскими покупками. Иранцев, наоборот, было всего несколько человек. Жители имели специальный серый паспорт жителя пограничной зоны, с надписями на фарси и на русском, дающий право на четыре поездки в год на ту сторону границы (в Иран или Туркмению соответственно).
Водитель приготовился собирать деньги.
«Предложим ему 500 риалов на троих, скажем, что больше нет,» — предложил Моренков. Мы так и сделали.
Водитель показал 2000 риалов и один палец: мол, 2000 на одного. По-русски и по-английски он, видимо, не понимал.
Оставалось показать 500 риалов и развести руками. «Мы хотели пойти пешком, но нам сказали: нельзя, нельзя!» Находившийся в автобусе англоговорящий господин перевёл водителю что-то. Собрав со всех остальных по 2000, нашими 500 риалами водитель пренебрёг, и мы поехали бесплатно.
От иранской до туркменской таможни — километра три.
Ещё какие-то проверки, и мы на туркменской таможне. Всего несколько минут — и мы снова в Империи, в бывшем Советском Союзе.
Тут мы разделились. Влад хотел достичь Москвы как можно скорее, мы же с Олегом планировали осмотреть ещё Бухару и Ташкент. Вскоре местный автобусик, курсирующий между Кызыл-Атреком и границей, подобрал нас с Олегом, а Владислав остался — видимо, поджидать прямую и более дальнюю машину. Автобус же, наполняясь по дороге туркменами, миновал Гудролиум и достиг вскоре посёлка Кызыл-Атрек.