— Вряд ли Ваше Высочество страдает от недостатка друзей, — сказал мистер Лоу.
— Но, увы, они страдают от того, что их не касалась рука Мидаса[39].
— Стоит ли завидовать? Царь Мидас считал этот дар проклятием.
— Он жил в другое время. В наши дни, хотя мне это и неприятно признать, за золото можно приобрести абсолютно все.
— Я так не думаю, — сказал мистер Лоу.
— Он печален, — вмешалась герцогиня, — как жертва безответной любви.
Регент ущипнул ее за щеку:
— У тебя богатая фантазия, Жуфлотта. Но я вам мешаю. Продолжайте раздевать маркиза дальше.
— Фи! Он не в том возрасте, чтобы это было интересно делать.
Регент засмеялся и пошел с госпожой де Парабер дальше. Вскоре после этого Данжо объявил, что с него хватит, и тот, кто хочет, может сесть вместо него.
Герцогиня не стала ждать. Она приказала сопровождавшему се юноше забрать выигрыш, а мистера Лоу попросила проводить се в бальный зал.
Сопровождаемая высоким шотландцем низенькая полная герцогиня, на белом платье которой сверкали бриллианты, прошла через заполненные людьми комнаты и вступила на порог бального зала, где скрипки, флейты и гобои исполняли менуэт. Здесь, среди почтительно расступившихся гостей, стояли регент и госпожа де Парабер.
Посредине зала красным шелковым канатом, который держали четыре лакея, было огорожено место, на котором кружилось около десятка пар.
— Мы опоздали, — сказала герцогиня, — а я надеялась потанцевать с вами, барон, в знак моей признательности.
— И невзирая на ваш титул?
— Да, иногда я просто дочь моего отца.
Регент сказал, подходя к ним:
— Слишком часто, увы. Меня трудно назвать образцовым отцом. Но как случилось, что вы не дали Данжо отыграться?
— Он признал свое поражение и бежал с поля боя. Я как игрок тоже уничтожена, и клянусь, никогда не сяду за карты, если мне не будет помогать господин Ла.
Но регент их не дослушал. Госпожа де Парабер привлекла его внимание к приближающейся паре. Одетый в черное, невысокого роста мужчина с худым лицом желтоватого цвета вынужден был наклоняться, чтобы слышать сопровождаемую им женщину, которая была ростом с ребенка, имела острое лицо, носившее печать неприязни, худой подбородок и внимательные глаза. Это были принц Сельямаре, испанский посланник, и герцогиня Менская. Их вид напомнил мистеру Лоу то, о чем рассказывал ему граф Стэр. Видимо, это вызвало сходные воспоминания и у госпожи де Парабер, поскольку она зашептала на ухо регенту: — Ты видишь? — и добавила возмущенно: — Да как они вообще посмели сюда явиться?
Пара подошла к ним поближе, и тут низенькая светловолосая женщина резко изменила выражение своего лица, заметив, что их рассматривают. Она на полуслове прекратила свою беседу с Сельямаре и остановилась, чтобы сделать реверанс регенту, который с улыбкой кивнул ей головой и чуть приподнял свою руку. Когда они прошли, он ответил на вопрос госпожи де Парабер.
— Неужели моя дочь должна закрыть двери перед своей родственницей?
— Но она угрожает вам.
— Должен ли я относиться всерьез к ее брюзжанию? Если бы я наказывал всех, кто что-либо говорил против меня, то вся Бастилия была бы заполнена от чердака до подвала.
— Я благодарна вам, сударь, за ваше мнение о моих гостях, — сказала его дочь.
— Он ни к чему серьезно не относится, — пожаловалась госпожа де Парабер. — Объясните мне, Филипп, почему эта карлица так близка с испанским посланником?
— Фи, госпожа! На что вы намекаете? Господин де Сельямаре не так юн, как обычные друзья герцогини. А если она увлеклась древностью, то кто мы, чтобы судить ее?
Госпожа де Парабер не собиралась шутить.
— Если вы дадите ей волю, то скоро будете воевать с Испанией.
— Вполне возможно, — согласился он. — Можно только посмеяться, если подумать, сколь многие стараются пресечь это злодеяние. Кто только ни пугал меня им. Даже господин Ла виноват в этом. А вот, кстати, и милорд Стэр, еще один из этой компании.
Его сиятельство, весь в белом, со звездой ордена Чертополоха[40] на груди, сопровождаемый под руку госпожой Раймон, подошел к ним. Он воздал должное герцогине за изумительный бал, польстил регенту, а потом позволил себе упомянуть о миссис Лоу, чтобы кольнуть самолюбие ее мужа:
— Не припомню, видел ли я когда-нибудь баронессу такой красивой, как сегодня. Господин де Орн, по всей видимости, имеет уже дюжину вызовов на дуэли от кавалеров, чьи попытки поухаживать за баронессой он пресекает.
— Вам следует бояться графа де Орна, господин Ла, — хихикнула госпожа Раймон. — Очень опасный человек.
— Но, надеюсь, не очень быстрый, — улыбнулся мистер Лоу.
— Надейтесь! — снова хихикнула госпожа Раймон. — Надежда — это сон тех, кто бодрствует. Так говорит лорд Стэр.
— Он читает слишком много стихов, — сказал мистер Лоу.
— А Орн их сочиняет, — вмешался регент. — Для дворянина он довольно одаренный поэт. Его всегда рады видеть на поэтических вечерах госпожи де Мен в Со.
— Будьте внимательны, барон, — сказала ему герцогиня, — он их, наверное, как раз сейчас и сочиняет.
Посмотрев, куда она указала, он увидел в полукруглом алькове на другой стороне зала свою жену. Она сидела на маленькой круглой банкетке под статуей Дианы, нижняя часть ее лица была скрыта под веером.
Ее расширявшаяся книзу юбка окружала собой всю банкетку, так что сесть с ней рядом было невозможно. Но, низко склонившись над ее головой, граф Орн что-то говорил ей, и в том, как она слушала его, была крайняя степень интимности.
Мистер Лоу легко нашел, что ответить:
— Если он их сейчас сочиняет, то я могу поверить, что госпожа Лоу помогает ему найти рифму к слову наглость.
— Какая доверчивость! — издевательски воскликнул Стэр.
— Какое счастье для господина де Орна, — засмеялась герцогиня. — Господин Ла, как нам известно, не всегда был столь доверчивым.
— Я не всегда имел столько оснований, чтобы доверять, — сказал он. — Но позвольте вас покинуть. Возможно, милый господин де Орн ждет, чтобы его сменили.
Поклонившись, он оставил герцогиню на попечение маркиза де Канильяка и отошел.
Стэр мрачно следил за ним. Он почувствовал, что остался вдвоем с госпожой Раймон. Регент с дамами покинул бальный зал. Менуэт заканчивался.
— Наглый выскочка, — тихо проговорил он.
Его компаньонка засмеялась.
— Орн украсит его рогами. Этому homme a femmes много времени не понадобится.
— Желаю ему удачи. Лаэрд Лауристонский может быть опасным.
Госпожа Раймон презрительно фыркнула:
— Слышала об этом. Но сейчас он не выглядит опасным. Похоже, он знает свое место.
Мистер Лоу подошел к своей жене и графу Орну. Было видно, что с графом он разговаривал крайне любезно.
— Ты должна помнить, дорогая, — говорил он, подавая жене руку, — что злоупотребляешь временем его сиятельства.
Орн подумал, что это издевка, но решил, что лучше будет ее не заметить.
— Сэр, — запротестовал он, — вы искажаете факты. Это я отнял слишком много времени у госпожи.
— Вы очень любезны. Мы уходим, граф.
Он поклонился. Катрин сделала ему реверанс, протягивая вялую руку. Орн поднес ее к своим губам, прошептав: «Serviteur»![41]
Они вернулись домой; опытный Лагийон встретил их, помог им переодеться, и Катрин уже собиралась идти в свою комнату, когда к ней обратился мистер Лоу:
— Минутку, Катрин. Можно тебя на одно слово.
Она остановилась на полпути к выходу и обернулась. Рассчитанная нелюбезность ее тона была самой обычной:
— Нельзя отложить до завтра? Меня служанка ждет.
— Я буду краток, — он был холодно вежлив, — только одно слово. Слово предупреждения.
— Предупреждения? — она наморщила лоб.
— Да, чтобы ты не злоупотребляла временем его сиятельства графа Орна. Так я выразился перед ним. Но думаю, что он не почувствовал иронии. Он вообще лишен способности чувствовать. Животное.
Она смотрела на него, широко раскрыв глаза. Лицо ее побледнело. Странный блеск появился в ее глазах и странная улыбка раздвинула ее полные губы. В голосе ее зазвучала настоящая страстность:
— Боже мой! Возможно ли это? Ты ревнуешь!
— Нет, это невозможно. Но я не собираюсь быть мишенью для насмешек. Я не собираюсь выслушивать, как подруга лорда Стэра госпожа Раймон предупреждает меня, что господин Орн опасный человек. И ты, Катрин, очень обяжешь меня, если это запомнишь.
В выражении ее лица произошло резкое изменение, которое, будь он к ней повнимательнее, могло бы ему многое объяснить. Странная, почти страстная, улыбка замерла на ее губах, которые были теперь просто искривлены. Лицо ее покраснело. Глаза ярко заблестели. Ее возмущение было столь сильным, что она не могла найти для его выражения слов.
Но мистер Лоу не смотрел на нее.
— Тебе может быть полезно вспомнить, — добавил он, — другого человека, которого тоже считали опасным.
— Это угроза?
— Возможно, но для господина le comte[42].
Ярость помутила ее разум. Она закричала, не выбирая слов, стараясь только побольнее его оскорбить:
— Ты осел! Ты, ты думаешь, человек его крови скрестит шпагу с… с… профессиональным игроком?
Он с улыбкой вздохнул:
— Ты уже сравниваешь меня со своим угодником, и не в мою пользу. Но не важно. Ты предупреждена. Я не буду тебя задерживать. Мне больше нечего сказать.
— А мне — есть, — заговорила она сквозь слезы. Ее торопливые сбивчивые фразы содержали мало смысла: — Я предупреждена? Так? О чем я предупреждена? Чего я, по-твоему, могу бояться? Бояться можешь ты сам. Грозишь поссориться с графом Орном? Да он поколотит тебя, как поганого притворщика, каким ты и являешься! Как ты смеешь, кто ты такой, чтобы так говорить об этом человеке? Ты изливаешь здесь свою бессильную злобу за то, что он сделал меня своим другом.
Ее ярость усиливалась от той холодности, с какой он продолжал стоять перед ней.
— Мне надо прятаться от своих друзей, потому что я имею несчастье быть твоей женой? Твоей женой! А ведь я и ей-то не являюсь по-настоящему. Я твоя жертва, твоя пленница. Только такой дурак, как ты, может думать, что женщина станет выносить это. Постарайся понять, я не такая И как ты вообще смеешь попрекать меня моими знакомствами? Почему я не могу знакомиться с кем хочу? Какую верность я должна тебе сохранять? Сколько раз ты сам обманывал меня за эти годы? Ты предупредил меня, так? А теперь я предупрежу тебя в свою очередь. Я не твоя рабыня и не твоя игрушка. Я принадлежу только себе. Запомни это. Я буду делать только то, что мне угодно.
Она замолчала и посмотрела на него, словно в ожидании ответа. Но он молчал. И тогда, зарыдав, она громко повторила:
— Вот так! Теперь ты тоже предупрежден.
С этими словами она резко повернулась и выбежала из комнаты.
Глава 8
Приглашение
Летом мистер Лоу был очень занят, достигая полного контроля над колониями в Америке, Азии и Африке.
Новости из Луизианы были нерадостны. Добыча драгоценных металлов, которыми была богата эта земля, была незначительной. Также ничего не было слышно о вездесущих там алмазах и рубинах, слухи о которых, в основном, и привлекли покупателей акций Миссисипской компании.
Это, впрочем, мистера Лоу не особенно беспокоило. Драгоценностей могло и не быть, но плодородие почв и высокая урожайность земли оставались фактом, гарантирующим акционерам прибыль. С другой стороны, мистер Лоу был достаточно осторожен, чтобы не выдавать нежелательную ему информацию о состоянии дел в Луизиане, так как это могло отпугнуть пайщиков не только этой компании, но и других.
Его общественное положение под покровительством регента было таким высоким, что он получил в те летние дни приглашение провести неделю в Со.
Он этому удивился, поскольку ему казалось, что его заслуги мало что значат в глазах герцогини Менской, которая, помимо дворян, дорожила только вниманием людей, чьими единственными достоинствами были изящный ум и литературная ученость.
— Semper sursum, — сказал он Катрин, отношения с которой, после их ссоры в ту ночь, вновь стали холодно вежливыми. — Semper sursum. Всегда вверх. Возможно, ты считаешь, что я просто искатель приключений, но так или иначе, а я веду тебя от вершины к вершине. Нас пригласила ее светлость герцогиня Мен, которая имеет тайную надежду со временем стать королевой Франции.
Он положил перед ней надушенную бумагу, подписанную секретарем герцогини Малезье. Она была украшена изображением пчелы и улья, эмблемы общества «Mouche-a-miel»[43], создание которого служило ее светлости для прикрытия других, более опасных, целей.
Катрин небрежно взглянула на нее.
— Граф Орн говорил мне, что скоро мы его получим.
Она сказала эти слова таким спокойным тоном, что ее муж не мог не почувствовать вызов. Несмотря на сделанное ей предупреждение, она продолжала поощрять визиты графа на улицу Гренель, а также постоянно встречалась с ним в других местах.
Брат мистера Лоу сказал ему, что их часто видят вместе, совершающими конные прогулки. Мистер Лоу знал об этом, сам многое замечал, но продолжал сохранять любезное безразличие, не говоря больше с Катрин об этом. Эта тишина несла для нее смутное ощущение опасности, какую-то скрытую неопределенность, и в страстном желании положить ей конец Катрин произнесла имя Орна.
— Граф Орн? — задумчиво повторил он. — Тогда все ясно. А я никак не мог понять, чем мы им угодили, и стоит ли этому приглашению радоваться.
— Радоваться? Ты совсем зазнался. Только приглашение в Версаль было бы большей честью.
— С точки зрения господина де Орна, возможно, и так. Но не с моей. Я соблюдаю верность по отношению к Его Высочеству регенту и, в отличие от господина де Орна, моя верность обращена к человеку, который в ней нуждается.
— Что ты против него имеешь?
— Лучшее, что можно сделать, уважая регента, это держаться подальше от его политических противников Менов, самым мелким преступлением которых является клевета, а самым крупным — измена. Твой господин де Орн является мелким и подлым escroc. И если бы ты хотела оказать мне любезность, то выбрала бы для своей дружбы кого-нибудь, пользующегося менее позорной репутацией.
— Я не хочу оказывать тебе любезность.
— Это заметно.
— И твоя клевета не изменит мое отношение к этому благородному человеку.
— Клевета? — он усмехнулся. — Этого подлеца с позором выкинули из австрийской армии, этот escroc должен деньги всем подряд, этот вымогатель взял деньги — целый миллион — у еврея Бернара, но так и не выполнил его просьбы. Таков он, твой благородный друг! Гордись его дружбой.
— Ложь не изменит мое уважение. А когда мы поедем в Со…
— Мы не поедем в Со.
Она испугалась.
— Как? Не поедем в Со? Ты осмелишься отказаться от приглашения, которое равносильно королевскому?
— Я тебе высказал мое отношение к Со и живущим там интриганам. Кажется, этого достаточно.
— Прекрасно. Как тебе будет угодно, — она стояла, дрожа от внутреннего напряжения. — Можешь оставаться, а я поеду.
— Ах! — он вздохнул. — Пойдут сплетни, если ты появишься без меня.
— Может быть, хоть тогда ты поймешь, что приличнее тебе будет меня сопровождать.
Он повторил с нетерпением:
— Я же говорил тебе, лояльность к Его Высочеству не позволяет мне туда ехать.
— Это предлог. Ведь герцог и герцогиня Мен были на балу герцогини Берри в Люксембургском дворце. Как же ты можешь говорить о нелояльности твоей поездки к тем, кого даже дочь регента принимает у себя? Да и потом я-то не связана твоими обязательствами к регенту.