Голос Энджел донесся до него:
— Эмили — рабыня, правда? Большая, жирная, глупая рабыня, которую топчут ногами. — Джон посмотрел на нее. Она захихикала. — Я все время говорю, что вы плохо обращались с миссис Гамильтон. Я твержу это снова и снова. Ее это бесит. Вот почему я это твержу. Просто, чтобы ее позлить.
Обуздав надежду, которая, он понимал, была слишком хрупкой, он спросил:
— Но ты сказала, что Линда тоже плохая?
Энджел стряхнула с пальцев крошки, посмотрела на сандвич и принялась развертывать салфетку.
— Миссис Гамильтон — плохая. Она плохая и гадкая.
— Гадкая? Почему она гадкая?
— Она прячется, — ответила Энджел. — Прячется в доме Фишеров, когда они уехали. А это дурно. Когда люди уезжают, нельзя прятаться у них в доме. Это дурно.
При свете свечи было видно, что ее круглое пухленькое лицо полно неодобрения.
— Ты видела, как она пряталась в доме Фишеров?
— Она там была и кто-то с ней еще. Я шла по дороге, и машина отъехала, а потом она вышла из дома и заметила меня. И она подумала, что я ее не вижу, и хотела снова спрятаться в доме, и я поняла, что это дурно, и подошла к ней и громко сказала: «Хелло, миссис Гамильтон!» И она уже не стала прятаться в доме, а вышла ко мне и начала улыбаться, улыбаться. О, она такая гадкая подлиза!
Энджел отправила остаток сандвича в рот и поднесла к губам бутылку кока-колы. Джон смотрел на нее с бьющимся сердцем. Линда была с кем-то в пустом доме Фишеров. Можно верить этому?
— Когда это было, Энджел?
Она поглядела на него своими темными глазами:
— Две недели и два дня тому назад. Я считаю. Каждый день я говорила себе: сегодня она подарит мне это. Но она так и не подарила. Две недели и два дня тому назад.
— Что подарит?
— Золотой браслет с надписью «Энджел», каждая буковка качается на маленькой золотой цепочке. Э, и Н, и Д, и Ж, и Е, и Л.
— Но почему она должна была подарить тебе браслет?
— Потому что у нее был такой. Она стояла там и все улыбалась. А я сказала: «Это дурно ходить в чужой дом, когда хозяев нету». А она ответила: «Видишь ли, они просили меня присматривать за домом, пока их нет». Но я знаю, она просто так сказала, а это неправда. А она смотрела и все улыбалась и улыбалась, чтобы я подумала, какая она хорошая. И тут я увидела браслет и сказала: «Какой славненький браслетик», и она позволила мне взглянуть на него. Он был золотой, и на нем висели такие маленькие штучки, и на каждой штучке было Л и И и все остальное, чтобы получилось «Линда». А она поцеловала меня и спросила: «Тебе нравится?» И я ответила: «Да». И она сказала: «Мы с тобой друзья, правда?» И я ответила: «Не знаю». А она говорит: «Конечно, мы друзья, и если ты не расскажешь Джону и никому другому, что ты видела, как я присматриваю за домом Фишеров, я подарю тебе такой же браслет, на котором будет твое имя». И я сказала: «Спасибо, миссис Гамильтон». И она ушла. Но она не подарила мне браслета. Я каждый день ждала, а она не подарила — и прошло две недели и два дня. А я не хочу больше ее вонючего браслета — и я теперь знаю, что она там делала в доме Фишеров. Она воровала. Она воровала еще вместе с кем-то, и тот, другой, были не вы, потому что она тогда бы не просила: «Не рассказывай Джону». Так что все это на самом деле гадко, и вы, наверное, об этом узнали и побили ее.
«Верить этому?» — подумал он. Линда, вызванная из прошлого, не была для него реальной личностью — женой, которая к тому же неверна ему. Все это давно уже кончилось. Но браслет существовал. Несомненно. Это тот самый браслет, который она надела, когда вышла, чтобы принять Стива Риттера, и спрятала в карман, как только увидела, что Джон в комнате. Значит, если Энджел говорит правду, браслет и тот мужчина связаны между собой. Линда надевала браслет во время своих встреч с ним в доме Фишеров — это был его подарок.
Стив Риттер, подумал он. Значит, это все-таки правда насчет Стива Риттера? Стив тайком встречался с ней — иногда у них в доме, а когда это бывало опасно, в доме Фишеров, который так удобно расположен поблизости и так кстати пуст.
Самодовольный донжуан, добавивший и Линду к числу своих побед и слишком поздно обнаруживший, что он ухватил за хвост тигра.
Призрачный враг принял наконец реальные очертания. Теперь он мог все это осознать. Человек, доведенный до того, что решился на убийство, отчаянно пытался свалить вину на другого, подставить под удар Джона. Наконец-то появилось что-то вещественное, с чем можно и повоевать.
— А ты не видела, кто был в той машине, Энджел?
— Нет. Но он тоже плохой, правда? Оба они плохие. Из-за этого она и сбежала, да? Из-за того, что она воровала в доме Фишеров и знала, что ее поймают. Вот она и сбежала, а теперь все говорят, что вы сделали с ней что-то нехорошее. Но они все дураки. — Она сняла Луизу с ящика из-под апельсинов и стала нежно убаюкивать ее на руках. — Ведь правда, Луиза? Луиза говорит, что миссис Гамильтон плохая!
Джон думал о браслете. Если не считать того единственного раза, когда браслет был у Линды на руке, Джон ни разу его не видел. Где она хранила его? Во всяком случае, не у себя в доме. Он был уверен в этом не только потому, что ее шкатулка с немногими драгоценностями всегда стояла открытой на туалетном столике, но еще и потому, что, хорошо зная Линду, понимал: она инстинктивно постарается спрятать подарок своего любовника. Она должна была прятать его, так же, как она прятала бутылки с джином и открытку от Билла МакАллистера. Кроме того, если есть один подарок, могли быть и другие. А может быть, еще и письма? Если были письма, если был тайник…
Энджел укачивала на руках Луизу, напевая монотонную колыбельную.
Разве это не было в Линдином духе? Если Стив был ее любовником, разве она не постаралась бы устроить так, чтобы он оказался в ее власти? Несомненно, это должно быть именно так, потому он и убил ее. Он должен был убить ее, если она потребовала от него чего-то невозможного. А как она могла предъявлять такие требования, не обладая каким-то очень уж сильным оружием? Письма! Но, может быть, надежда заводит его в область фантазии? Конечно, даже если письма были, Стив мог уничтожить их после убийства. Но более вероятно, что она была достаточно хитра, чтобы спрятать их понадежнее.
Секретный тайник? Тайник, который, если только добраться до него, сможет помочь ему разорвать сеть или, что еще лучше, поймать в ловушку того, кто ее расставил. Здесь, в пещере, он был, в сущности, пленником. Ему понадобится помощь, но…
Звук шагов, донесшийся из-за спины, заставил его обернуться. В отверстие в стене протиснулась сначала голова Эмили, а потом и ее плечи. Она влезла внутрь, подбежала к нему и объявила энергично:
— Я все сделала. Никто меня не видел. Я доехала на велосипеде до шоссе и бросила его так, что тут же заметят.
И он вдруг подумал: дети! А почему бы и нет? Не только Эмили и внушающая страх, склонная к крайностям Энджел, но все дети — его союзники.
Решение было принято мгновенно. Он обратился к Эмили, которая присела на корточки и с аппетитом жевала сандвич:
— Как ты думаешь, могла бы ты привести сюда остальных ребятишек?
Сказав это, он тут же понял свою ошибку и, посмотрев на Энджел, увидел написанное на ее лице бурное недовольство. Но прежде чем он сообразил, как выйти из положения, Эмили воскликнула в ужасе:
— Привести их сюда, в пещеру? Но Луиза ни за что, ни за что, ни за что не согласится!
— Ничего подобного! — Энджел прижала к себе Луизу. Потом она сверкнула глазами в сторону Эмили: — Луиза говорит — да! Луиза говорит, что Тимми может прийти в пещеру, и Лерой, и Бак. — Энджел подошла к ящику из-под апельсинов, бережно усадила Луизу и склонилась перед ней в поклоне. Потом повернулась к Джону: — Мы отправляемся обе. Я поеду на велосипеде, а Эмили потащится пешком.
Эмили встретилась с ним глазами и дала ему понять, что все будет в порядке.
— Я расскажу им, что вы одолжили у меня велосипед.
— Разузнайте все, что сумеете.
Энджел подняла с пола маленькую веточку и хлестнула Эмили по ногам:
— Вперед! Ты, рабыня, вылезай первой.
Эмили поспешила к отверстию в стене. Энджел перестала гоняться за ней и обратилась к Джону:
— Зачем нужно, чтобы мы привели сюда Тимми, Бака и Лероя? Будет какая-то игра?
— Да, — ответил Джон, — будет игра.
— Тогда я играю, — заявила Энджел. — Если это игра, я играю. Но я должна быть главной, вожаком, королевой игры! Так велит Луиза.
Она захихикала. Эмили уже выскользнула из пещеры. В диком скачущем танце Энджел кинулась за ней к лазу и исчезла следом за сестрой.
Джон постоял неподвижно, потом усталость одолела его. Он упал на кровать из сосновых игл. Придется ему остаться здесь. Что бы ни случилось, это единственный путь к спасению — остаться, довериться Эмили, заставить себя поверить, что с помощью детей…
И он заснул, прежде чем додумал мысль до конца.
Он вздрогнул и проснулся. Свеча догорела. Дневной свет все еще просачивался сквозь трещину в скале где-то высоко над ним. Сколько он спал? Скоро ли придут дети?
Подумав о детях, он вновь ощутил беспокойство. Не опрометчиво ли поступил он?
Чтобы вернуть себе равновесие, стал думал о Линдином вероятном тайнике. Если ему удастся его обнаружить — еще можно будет все выяснить. И как будто ответ был найден во сне: что-то важное, секретное она ни за что не стала бы прятать в доме. А коровник, в который он никогда не заходил, в котором она хранила свои садовые инструменты, — другое дело. Старый холодильник — единственный предмет, стоящий там. В холодильнике? А почему бы и нет? Никто никогда им не пользовался. Стоит он у самой двери. Зачем ей заботиться, искать другое место…
Послать кого-нибудь из ребятишек поискать? У дома, конечно, расставлены полицейские. Но — ребенок! Когда станет темно…
Да, ему нужны ребятишки. Конечно, нужны. С их помощью может получиться.
Вскоре они появились. Он услышал шорох, когда они протискивались в лаз, и смутно различил их в темноте.
— Джон! — позвал его тихий, заговорщический голос Эмили.
— Свеча догорела, — отозвался он.
Она скользнула мимо него в глубь пещеры, и вскоре у него за спиной зажегся огонек. Держа свечу в руке, она прошла к другим ребятишкам, и он наконец разглядел их. Энджел сидела на полу около Луизиного ящика. Мальчики стояли рядом: толстый, краснолицый Бак, Тимми — гибкий, как ольховый прутик, Лерой — маленький, золотисто-коричневый, красивый, — совершенно разные, но с одинаково округлыми глазами и выражением благоговейного трепета на лицах.
— Мы им все рассказали, — пояснила Эмили. — И заставили дать клятву. Повторите ее снова, клянитесь перед Джоном!
Лерой сверкнул ослепительно-белыми зубами.
— Клянемся… — начал он, и другие мальчики присоединились.
Энджел усадила Луизу к себе на колени и хитро взглянула на Джона:
— Я заставила их вставить в клятву, что я — вожак шайки!
Мальчики неловко переминались с ноги на ногу. Лерой сказал:
— Замечательная пещера. Замечательный секрет!
Бак восхитился:
— Вот здорово! Они рыскали по всему лесу и не нашли вас.
— Папа был с ними, — выпалил Тимми Морленд и покраснел. — Папа бегал вместе со всеми по лесу, и он звонил маме и сказал, что вы удрали. Добрались до шоссе и сели в попутную машину.
Джону представился Гордон Морленд — такой аккуратный, цивилизованный, проницательный, гоняющий по лесу вместе с этим сбродом.
Энджел вскочила, прижав к груди Луизу:
— Они нашли миссис Гамильтон, — объявила она. — Выкопали ее из-под цемента. — И девочка принялась изо всех сил укачивать Луизу.
Другие дети смотрели на нее, пораженные тем, что она осмелилась выговорить то, что все они, несомненно, знали.
Энджел стала кружиться тихонько с Луизой на руках, а дети уставились на нее блестящими, круглыми от ужаса глазами.
— Они выкопали ее. Они выкопали ее. И она была страшная-страшная…
— И кровь… — вставил Бак неловко, не желая отстать. — Кровь везде. Все платье в крови. Кровь…
— Нет, — крикнула Энджел в приступе страха, — нет, нет! Не говорите таких гадких, гадких вещей! Не надо…
Она упала на пол, прижав к себе Луизу, и игра на этом закончилась. Это была игра, чтобы мурашки пошли по коже. Дети выглядели испуганными, и им было не по себе.
Джон, для которого, в отличие от детей, ужас был настоящим, спросил у Эмили:
— Ее действительно нашли?
— Да. Полиция приехала сразу вслед за ними, и они искали в погребе, а потом заглянули в коровник, обнаружили там новый пол и…
Она замолчала. Джон уже много часов знал, что Линда — мертва, знал это почти наверняка, и это должно было смягчить удар, но не смягчило. Она мертва. Она действительно умерла. Он попытался вспомнить ее живой, но ничего не получилось: кроме образа, созданного детьми, — страшные открытые глаза и кровь, все платье в крови…
Мальчики сгрудились вокруг него. Эмили глядела на него заботливыми материнскими глазами. И он очнулся, вспомнил о них и о том, что теперь необходимо сделать.
— Они увезли ее, Эмили?
— Не знаю.
— Да, — вмешался Тимми. — Папа сказал, что они увезли ее. Они забрали ее в специальной машине.
— Но полиция осталась в доме?
— Ну, я не знаю. Я…
Джон почувствовал, как кто-то легонько дергает его за рукав. Оглянулся: Лерой.
— Мистер Гамильтон, можно я туда схожу? Можно я подойду к дому и погляжу — есть там полицейские или нет? — Он застенчиво опустил глаза. — А потом я вернусь, расскажу вам, и вы будете знать.
— Нет, я! — возбужденно перебил его Тимми. — Можно я пойду? Джон, можно я пойду?
Для них это была просто игра — вроде тех, что он придумывал в лесу. «Представь, что ты зверь. И вдруг видишь — идет человек. Ты задрожишь и крикнешь: «Враг!» Ну что ж, пусть это игра. Руководи ею, как ты привык руководить их играми. И он посмотрел прямо в лицо возбужденному, страстному Тимми:
— Нет, Тимми, Лерой первый это придумал. Он и должен идти.
— Но я хочу. Я хочу что-то делать. Я хочу…
— Обязательно, Тимми. Но это идея Лероя.
— Значит, мне можно пойти? — ослепительно улыбнулся Лерой. — Я подкрадусь туда? Прямо сейчас?
— Конечно, Лерой. Но будь осторожен. Смотри, чтобы тебя не заметили.
Лерой двинулся к отверстию в стене. Но прежде чем он достиг его, Энджел крикнула:
— Что это вы делаете? Вы не имеете права делать что-нибудь, не спросив меня. Ведь я — вожак!
Лерой заколебался, глядя на Джона. Ну что ж, играй так, как они хотят. И Джон почтительно обратился к Энджел:
— Энджел, как ты считаешь, можно послать Лероя к дому?
Энджел посмотрела на него с детским злорадством. Затем кивнула и вымолвила:
— Порядок. Пусть Лерой отправится к дому.
Лерой опустился на пол и выскользнул из пещеры. Тимми и Бак закричали:
— А мне что делать? А мне?
Прежде всего он должен был внушить им, что главное в этой игре — хранить тайну.
— Который час? — спросил он.
— Половина пятого, — ответила Эмили.
— Когда вы должны ужинать?
— Мама говорит, что я должен приходить в полшестого, — ответил Тимми, — чтобы умыться и все такое, и еще полежать перед ужином, потому что я нервный.
Эмили сказала:
— Мы с Энджел должны быть дома в шесть. Мама возвращается с почты, и к этому времени ужин должен быть готов.
Джон спросил:
— Вы все понимаете, как важно сохранить все это в тайне?
— Конечно, — отозвалась Эмили. — Мы все это понимаем.
— Это самое важное. И если лучше всего сохранить тайну, ничего не делая, — значит, вы не должны ничего делать.
Джон переводил глаза с одного серьезного, поблескивающего при свете свечи детского лица на другое. После сообщения Лероя один из них должен будет пойти в коровник, который теперь для них окутан страхом. Может ли он ожидать, чтобы ребенок отправился туда, да еще в темноте? Но разве они не показали, что для них все эти ужасы существуют как бы понарошку?