Между четырьмя и половиной пятого утра родился первый щенок — крохотное создание очень темного цвета. Мать схватила его зубами и довольно бесцеремонно подняла. На миг я испугался и даже крикнул вслух: «Осторожно, Шайенн!» Но щенок пискнул, она тут же ослабила хватку и аккуратно опустила его вниз, к животу, где он принялся жадно сосать молоко. Мы дружно вздохнули с облегчением. У Шайенн родился щенок, живой и здоровый. Волчица явно знала, что делает, и мы позволили себе немного расслабиться. Далее с той же легкостью последовали второй, третий и четвертый. Мы были на седьмом небе от счастья. Все получилось! Хелен достала свою камеру, чтобы заснять сюжет для видеодневника, который она вела. Шайенн вылизывала и умывала детенышей. Можно было идти домой отдыхать. Наша девочка справилась лучше некуда. Как мы и ожидали, она произвела на свет четверых здоровых волчат. Образцовые роды.
Но внезапно я заметил, что Шайенн снова тужится и на этот раз безрезультатно. Бедняжка нервничала все сильнее. Она скулила, рычала, выла — эти звуки, наверное, будут преследовать нас с Хелен в страшных снах до конца жизни. Это продолжалось часа полтора. Но иногда последний щенок рождается очень долго, и я старался не поддаваться панике. Однако когда прошло уже два часа, я струхнул не на шутку. На рассвете я решил попытаться вытащить Шайенн из норы и заставить немного пройтись — вдруг это ускорит процесс. Хелен и Джуд позвали ее. Она вылезла, посидела перед входом минут пять, вылизывая низ живота, потом снова забралась в нору, свернулась в клубок и продолжала тужиться. Ей явно становилось все хуже. Я опасался, что мы ее потеряем: если щенок мертв, он вот-вот начнет отравлять ее организм. Поэтому я вызвал ветеринара, которого пришлось ждать целую вечность.
Врач согласился, что щенок, скорее всего, мертв, и предложил укол, чтобы спровоцировать выкидыш. Тогда она сможет спокойно вернуться к живым волчатам. Мы снова позвали Шайенн, и ветеринар сделал инъекцию. Однако ничего не случилось. Она лишь стала хуже стоять на ногах. Он удвоил дозу, но волчица все равно не разродилась и в полубессознательном состоянии очень больно укусила меня за ладонь. Ветеринар не мог извлечь щенка на месте. Требовалось доставить Шайенн в местную клинику, до которой было двадцать минут езды, и сделать кесарево сечение.
Перед нами встала мучительная дилемма. В худшем случае мы могли потерять Шайенн. А если ее надолго разлучить со щенками — на время операции и всех этих переездов, — то они наверняка погибнут. Если же мы достанем их из норы и станем сами кормить из бутылочек, то велика вероятность того, что, вернувшись обратно, мать не признает их.
Я принял компромиссное решение — достать волчат и отвезти их в клинику вместе с Шайенн. И пока Хелен и Джуд переносили бесчувственную волчицу в клетку, стоявшую в кузове машины ветеринара, я полез в нору за щенками. Шайенн прорыла ход еще метра на два вглубь, чтобы никто крупнее ее самой не мог добраться до волчат. Точно так же поступила в свое время ее мать. Я еле-еле протиснулся в узкий тоннель и полз по нему, как дождевой червяк. В одном месте он искривлялся вниз буквой U — видимо, для того, чтобы в этой впадине собиралась вода и нишу со щенками не затопило. Когда тоннель нырнул вниз, наверху я заметил выступ, казавшийся прочным. Но, неосторожно задев его, я понял, что это просто излишки разрытой земли, которая — оп! — посыпалась мне прямо в лицо. Я не мог ни двинуться, ни вздохнуть. Единственное, что мне оставалось, — во всю глотку звать на помощь в надежде, что кто-нибудь услышит мой голос. Но все были так заняты погрузкой Шайенн, что им было не до меня. Хорошо, что рядом оказался сынишка Хелен, Арран. До меня донеслись его испуганные крики: он просил взрослых вернуться к норе. Хвала небесам, двое смотрителей послушались его, и в тот самый момент, когда я понял, что задыхаюсь и мне никогда отсюда не выбраться, крепкие руки ухватили меня за ноги и вытащили на свет божий. Ход окончательно обрушился, и у нас не было другого выхода, кроме как выкопать волчат из ниши. Я положил их в коробку, укрыл свитером, поставил на переднее сиденье своего внедорожника вместе с бутылочками молочной смеси и помчался вслед за Хелен. Она уже уехала, потому что Шайенн начала приходить в себя и нужно было торопиться.
Когда мы прибыли в клинику, волчицу уже прооперировали. Я оставил щенят с нашими помощниками, которые предпринимали героические попытки влить в малюток хоть немного молока, и отправился проведать их маму. Наши опасения подтвердились: большой мертвый щенок (девочка) застрял в родовом канале и естественным путем никак не смог бы выйти наружу. К счастью, мы успели как раз вовремя. Шайенн нормально перенесла операцию, но нам предстояло много хлопот с новорожденными — и еще как минимум сутки без сна.
Не знаю, что подтолкнуло меня к дальнейшим действиям. Я решил, что раз щенки хоть немного сосали молоко у матери, то между ними возникли, пусть и хрупкие, родственные узы, которые можно восстановить. Но захочет ли Шайенн? Она перенесла такие муки, роды закончились самым жутким образом, а ее логово разрушено. Однако я надеялся на лучшее. Оставив Хелен присматривать за волчицей, я прихватил с собой щенков, вернулся в парк и принялся за тщательную реконструкцию логова, чтобы Шайенн по возможности не заметила разницы. Я устал как пес и работал на чистом адреналине, но не мог принять ничьей помощи: если бы нора пахла кем-то еще, кроме меня, шансы на успех резко упали бы. Я собирался вернуть щенков в их подземное убежище и убедить Шайенн присоединиться к ним. А стоит волчице учуять посторонние запахи, она и близко не подойдет к норе, уж это точно.
По окончании работы я поместил пищащие, извивающиеся меховые комочки на прежнее место, и тут же подъехала Хелен на фургончике, в кузове которого стояла клетка с Шайенн. Мы сняли ее и открыли дверцу. Перепачканная кровью, на дрожащих лапах, волчица проковыляла на свободу. Вид у нее был жалкий. Она попыталась бежать, но тут же свалилась в пруд, и мне пришлось вылавливать ее оттуда, так что мы оба промокли до нитки. Остальные волки были заперты в соседнем вольере, и Шайен отчаянно рвалась к ним. Казалось, она напрочь позабыла о щенках и вообще обо всем, что произошло до операции. Я не знал, что и делать. Пошатываясь от слабости, Шайенн бродила туда-сюда вдоль ограждения. Открой я ворота — она бы и не взглянула на своих детенышей.
Внезапно меня осенило. Я подошел к ней и принялся скулить и умоляюще хныкать. Этот звук был ей хорошо знаком. Я терся об нее, пытаясь привлечь к себе внимание, как это обычно делают волки. И она начала отвечать мне. Понемногу, шаг за шагом, я отходил назад, не прекращая звать ее, и так мы прошли полдороги от пруда к норе. Медленно-медленно мы двигались вперед, но когда от входа в логово нас отделяло всего каких-нибудь десять метров, она внезапно развернулась и кинулась обратно к ограждению.
Бесценные минуты утекали как песок сквозь пальцы. Я не мог позволить себе повторить процедуру сначала. Щенки под землей жалобно скулили, требуя пищи и тепла. Если мне не удастся заманить ее в нору в самое ближайшее время, то все будет кончено. Мне бы только подвести ее достаточно близко, чтобы она услышала, — возможно, голоса волчат пробудят в ней материнский инстинкт. Поэтому я остался у норы и продолжал скулить, пока не охрип. Я сутки ничего не ел и не пил, даже не успел умыться после подземных работ. Сорок восемь часов я бегал как заведенный и устал ужасно. Наконец волчица все же направилась в мою сторону и приближалась, пока между нами не осталось метра полтора. Я попятился к самому входу, продолжая ныть и хныкать. Она подошла и ткнулась мордой мне в лицо, как будто прося еды, и в этот момент я понял, что она услышала щенков. Ее голова склонилась сначала в одну сторону, потом в другую. Она навострила уши, прислушиваясь. Потом осторожно, все еще дрожа, просунула в нору голову и плечи. Я с трудом удержался, чтобы не подтолкнуть ее, — но она тут же отбежала в сторону и села под деревом.
Я с новой силой возобновил свое нытье, и мне удалось заставить ее подойти опять. Она принялась облизывать мне рот. Тогда я сунул голову в нору. Она последовала моему примеру. Я медленно отполз. Ее голова и шея все еще оставались внутри, и тут уж я не вытерпел — подставил сзади плечо, отрезав ей путь к отступлению. Щенки уже не пищали, а оглушительно визжали, и внезапно сопротивление под моим плечом исчезло. Я повалился вперед, а Шайенн скрылась под землей.
Прошло несколько секунд. Щенки продолжали верещать. Я попытался представить, что там происходит: неужели она снова вылезет наружу? А вдруг ляжет и раздавит малышей? Мое сердце стучало, как кузнечный молот, я мысленно скрестил все пальцы на руках и на ногах. Когда я шел к выходу из вольера, навстречу мне, рыдая, бросилась Хелен. Она наблюдала за норой у монитора.
— Что случилось? — просипел я. — Шайенн их съела?
— Она кормит их! — ответила Хелен, смеясь сквозь слезы.
«О господи», — только и подумал я.
Что за чудо эти волки.
Глава 31
Через край
Перспектива научить Хелен общению с волками, сделать ее частью моего мира, полностью захватила меня. Кроме того, что это был великолепный материал для съемок, открывались новые горизонты для моих научных изысканий. Но я не тешил себя иллюзиями, понимая, какой тяжелый путь нам предстоит одолеть. За несколько недель Хелен должна была научиться вещам, на постижение которых у меня когда-то ушли годы. А ведь у нее отсутствовал многолетний опыт, который служил мне защитой и относительной гарантией безопасности при общении с волками. В стремлении убедить животных в том, что Хелен для них — своя, я нарушал все мыслимые границы. Конечно, совершать поступки, мягко говоря, противоречащие здравому смыслу, давно вошло у меня в привычку. Но теперь я ставил на карту уже не свою жизнь, а жизнь женщины, которую любил. И если бы стрелки часов можно было заставить вращаться назад, окажись я в том же месте в то же время, я бы ни за что не пошел на это.
За время съемок я успел побывать в шкуре Хелен и понять, как она себя чувствовала с самого начала наших отношений. Каждый день она мучительно переживала за меня, ведь никто не знал, в каком состоянии я окажусь к вечеру. Буду ли я ранен или покусан и насколько сильным будет кровотечение — может, придется латать меня, а то и ехать в травмпункт, чтобы наложить швы? Зачастую дело доходило до сотрясения мозга. Схлопотав в очередной раз оглушительный удар по голове — когда шатаешься и искры сыплются из глаз, — спустя час или около того я порой вдруг обнаруживал, что надо мной склонилась Хелен, бледная, словно привидение, и спрашивает, как я себя чувствую. Оказывается, я минут на десять потерял сознание. И не раз после сильных столкновений я мочился кровью.
А тут мы с ней словно поменялись ролями, причем нам обоим от этого сделалось только хуже. Теперь настала моя очередь испытывать ужас от происходящего. Хелен каждый день встречалась с волками, а я неизменно подбадривал ее, твердя, что все идет просто великолепно и никакой опасности и в помине нет, прекрасно понимая, что все это — блеф. Конечно же я постоянно находился рядом с ней в вольере, но бывали моменты, когда от меня ничего не зависело. Я велел ей ложиться на спину, подставляя волкам уязвимые места, живот и шею. Не было никакой гарантии, что зверь не укусит ее слишком сильно или не проткнет случайно клыками какой-нибудь жизненно важный кровеносный сосуд. А ведь задень он, к примеру, сонную артерию — и смерть наступила бы в считаные секунды.
Сначала я был почти на сто процентов уверен в успехе, и все действительно шло неплохо. Мой план состоял в следующем: Хелен по очереди знакомилась со всеми членами стаи. Первым номером в моем списке значилась Шайенн. Ведь если альфа-волчица ее не примет, эксперимент можно считать оконченным. Но начало выглядело многообещающе. От Хелен требовалось всего лишь выразить свое уважение и почтение к Шайенн как к главе стаи, и она все сделала правильно — в точности как я учил. Далее я свел ее с молодыми волками — Нанузом, Натаа и Тиджесом. Тут ей выпала задача посложнее — продемонстрировать, что она выше их по рангу. Парни вели себя как задиристые подростки — так и лезли в драку. Хелен ужасно испугалась, но сумела сохранить самообладание, и к концу дня все четверо выли хором, как старые приятели. Однако самое трудное испытание, знакомство с будущими счастливыми отцами — Яной, Тамаской и Мэтси, ждало Хелен впереди. Новичок считается принятым, только когда его одобрили все без исключения члены стаи.
Но вскоре одно происшествие вернуло меня с небес на землю. Затащил я как-то в клетку тушу оленя, а Хелен осталась снаружи. Обычно она помогала мне кормить животных, но в тот момент была занята разговором с кем-то из волонтеров и не вошла в вольер. Вся стая пребывала в крайнем возбуждении. Думаю, поблизости пробегала течная сука, вот кровь и закипела. Короче говоря, атмосфера раскалилась до предела. Во время кормления и без того всегда бушуют страсти: каждый яростно защищает свою долю. Волки рычат, огрызаются — кажется, вот-вот начнется потасовка, но это только видимость. Как говорится — лает, да не кусает. До поры до времени.
Я стоял на своем обычном месте, между Тамаской и Яной. Оба волка свирепо рычали, вгрызаясь между делом в тушу и отрывая куски. Я тоже рычал над своей долей, защищая ее и давая им понять, что со мной шутки плохи. И вдруг ни с того ни с сего я резко поднял голову и подался назад. А через долю секунды Тамаска с Яной сцепились на том самом месте, где только что находился я. Щелкнули челюсти, и волки превратились в бешено вертящийся клубок черно-коричневого меха. Малейшее промедление — и я оказался бы между ними. А самые жуткие травмы за все годы общения с волками я получал, как раз попадая под такой вот перекрестный огонь.
Хелен наблюдала эту сцену с нарастающим ужасом. Она попросила объяснить, как я догадался, что сейчас произойдет, ей ведь тоже надо учиться предвидеть подобные вспышки ярости. А мне вдруг стало дурно — прямо по-настоящему, физически. Потому что я понял: как раз этому-то научить невозможно. Меня толкнул назад инстинкт, выработанный за годы жизни среди волков. Я не мог ни поделиться им, ни решить проблему как-то иначе. И тут только я осознал, какой опасности подвергаю Хелен. Меня словно громом поразило. Прежде я был совершенно уверен, что моего опыта хватит на нас двоих, а теперь до меня дошло, что это не так. Я всегда считал, что австралиец Стив Ирвин, известный как Охотник на крокодилов, погиб потому, что занялся не своим делом. Ирвин поехал снимать скатов на Большом Барьерном рифе, и хвостокол всадил в него свой ядовитый шип. Как специалисту по крокодилам, ему, на мой взгляд, не было равных — зря он решился (или дал себя уговорить) на опасные эксперименты в чужом огороде. Мне запомнилась телепередача, в которой он и его жена играли с собаками динго на острове Фрейзер. А ведь он, насколько мне известно, совершенно не разбирался в собаках и просто пошел на поводу у телевизионщиков. Я видел, что одна собака вот-вот тяпнет кого-то из них и высказал это вслух. Секунду спустя так оно и вышло — досталось жене Ирвина. Хелен, сидевшая рядом, изумленно спросила: «Откуда ты знал?» А я не мог ответить. Почуял — и все тут, потому что изучил этих животных вдоль и поперек. Словом, я понял, что играю с огнем. Плевать я хотел на телевидение — речь шла о жизни Хелен.
Во время съемок у меня еще не раз возникало чувство, что я совершил большую ошибку. Я постоянно разрывался между желанием и долгом. Понимал, что драматичные эпизоды — залог успеха фильма и, как следствие, моих начинаний, но в то же время до смерти боялся за любимую женщину. И все же Хелен натерпелась от меня жутких сюрпризов, взять хотя бы знакомство с Мэтси. Перспектива встречи со взрослыми волками превратилась для нее в навязчивый кошмар. Предупреди я ее заранее, она не смогла бы ни есть, ни спать и загнала бы себя до такой степени, что волки восприняли бы ее как другого человека, подающего новые, непривычные сигналы. А ведь «контролер» Мэтси — пожалуй, самый непредсказуемый из всех. Его работа — проэкзаменовать Хелен, выявить ее слабые места. Стоит ему учуять малейшую неуверенность в поведении оппонента, будь то человек или волк, как он сразу же оповестит альфу, а тот призовет бету, вышибалу, и проблема будет устранена вместе с ее носителем.