– Да, – ответила я.
– А с милицией почему не связываетесь?
– Потому что, пока дело не раскрыто, милиция нас всерьез не воспримет, – объяснила я.
– Значит, вы вроде тимуровцев? – продолжала «пионервожатая».
– Вроде кого? – не поняла Мотька.
– Неужели вы не читали «Тимур и его команда»? – поразилась Мария Бенедиктовна.
– Нет, – отвечала Мотька. – А ты читала, Ась?
Митя сделал страшные глаза.
– Варь, а ты читала, ась? – приложила руку к уху Матильда.
– Лизонька, ты плохо слышишь? – спросила Анна Дмитриевна.
– Ась?
– Варенька, она плохо слышит? – смеясь одними глазами, спросила Митина бабушка.
– Да, неважно! И всегда так по-деревенски переспрашивает: ась? – на ходу выдумывала я.
Митька уже едва не падал со стула от смеха, Мотька сидела, потупив глаза и сложив бантиком губы, чтобы не рассмеяться. А мне каково?
– Да, так о чем мы говорили? Вы спрашивали, читали ли мы «Тимур и его команда»? Я – читала!
– Вот! Я сразу так и подумала! – воскликнула Мария Бенедиктовна. – А пионеркой ты была?
– Нет, не была!
– И в пионерском лагере тоже никогда не была? – продолжала допытываться Мария Бенедиктовна. – Ах, как жаль! Что эти бедные дети видят! – сокрушенно проговорила она.
– Ну, Машенька, ты не права! – вмешалась Анна Дмитриевна. – Нынешние дети много чего видят и за границу ездят… Вот вы, девочки, наверное, знаете, что Митенька наш уже в Турции был с родителями и в Германии. А вы?
– А мы даже в Израиле были! – воскликнула Матильда.
– В Израиле? – удивилась Мария Гавриловна. – Неужели? И видели своими глазами храм Гроба Господня?
– Да! И в Назарете были, и в Вифлееме! – захлебывалась Мотька.
В этом году весенние каникулы мы провели в Израиле. Нас туда отправил спасенный нами банкир Феликс Ключевский.
– Невероятно! А ты, Маша, говоришь, пионерский лагерь…
– Я считаю, нечего юные головы забивать всякой религиозной мурой, – горячилась «пионервожатая». – Дети, не видевшие «Артека», не сидевшие у пионерского костра, – это обездоленные дети!
– Позволь не согласиться с тобой, – возразила Мария Гавриловна.
– Да, у тебя всегда были буржуазные взгляды! Помещичья внучка!
Все-таки я тонкий психолог. Сразу определила, что одна – барыня, а другая – пионервожатая!
– Девочки, – обратилась к нам Мария Гавриловна, – а можем мы рассчитывать, что вы поставите нас в известность, если найдете этих воровок?
– Конечно! – в один голос воскликнули мы с Мотькой.
– Да, кстати, я тут недавно еще одну пропажу обнаружила, – вспомнила Мария Гавриловна. – У меня на летней кофточке была брошь приколота, серебряная корзиночка с виноградными гроздьями из хризопраза.
– А хризопраз, он какой? – поинтересовалась Мотька.
– Зеленый, полупрозрачный. Я совсем про нее забыла, когда хватилась других вещей, а вчера стала летнюю одежду убирать, смотрю, нет моей брошки. И даже ткань слегка порвана, видно, для быстроты просто выдрали брошку, там замочек заедал…
– А вы не могли сами ее потерять? – на всякий случай спросила я.
– Нет, в том-то и дело, что ее с трудом можно было снять… я же говорю, замочек заедает…
– Ну что ж, это вещь приметная, – сказала я и записала в блокнот про брошку. – Хорошо, – заключила я, – если что узнаем, сразу вам сообщим.
– Дай вам бог здоровья, девочки, – вздохнула Мария Гавриловна. – А мне эту брошку жалко, она еще моей бабушке принадлежала…
– Варенька, можно тебя на минуточку? – сказала Анна Дмитриевна и поманила меня на кухню.
– Анна Дмитриевна…
– Погоди! Признавайся, ты Ася? А Лиза – Матильда?
– Почему… – опешила я.
– Зачем этот обман? Я не понимаю!
– Потому что Митя не хотел, чтобы вы знали про нас… про наши дела! Он говорит, у вас больное сердце и вам нельзя… Но как вы догадались?
– Во-первых, Митюша много мне о вас рассказывал, особенно о тебе, а во-вторых, Матильда безбожно переигрывала, изображая тугоухую, – усмехнулась Анна Дмитриевна. – Я понимаю, вы считали, что эта ложь – во спасение?
– Конечно!
– Так уж и быть, прощаю на сей раз! И не стану разоблачать перед Машеньками. Ладно, ступай!
Митя встретил меня вопрошающим взглядом. Я в ответ пожала плечами.
Наконец мы собрались уходить. Мите так и не удалось побыть наедине с бабушкой.
Едва мы вышли из подъезда, он спросил:
– О чем это вы на кухне беседовали?
– Твоя бабушка нас раскусила!
– Как? – ахнула Мотька.
– Так! Ась, ась! Тут любой дурак догадается, – засмеялась я.
– Я чуть не помер! – захохотал Митька. – Но бабка моя молодец, все здорово сечет! Я надеюсь, ты в подробности не вдавалась?
– Вдавалась! Все ей рассказала! И как нас в Таллине похитили, и про воров, и про бандитов!
– Ладно, не сердись! Я на всякий случай спросил.
– Как же не сердиться, если мы по твоей милости в таком дурацком положении оказались?
– Все, хватит вам пререкаться! – вмешалась Мотька. – Лучше обсудим, что нам этот разговор дал.
– Кроме описаний украденных цацек, практически ничего нового. Только то, что краснобереточница волосы все время поправляет, – проворчала я.
– Это уже кое-что! А то ведь все говорили, что она совсем неприметная.
Глава VIII
Казанская сирота
На следующий день в школе все еще стояла вонь, но занятия тем не менее начались. Перед физикой Макс Гольдберг и Вадик отозвали в сторонку Верстовского. Мы с Матильдой стояли неподалеку.
– Эй, Аскольдова Могила, – начал Макс, – это твоих рук дело?
– Что? – не понял Богдан.
– Ты навел Алису с Клавдей?
– Навел? Куда?
– Сам должен знать, падла! – прошипел сквозь зубы Вадик.
– Эй, полегче, Балабушка! Забыл, что я боксер?
– А нам плевать, что ты боксер! Признавайся лучше!
– Ничего не понимаю! В чем я должен признаваться?
– Сейчас как дам, – разгорячился Вадик, – сразу поймешь!
– Вадик! Погоди шуметь! Значит, ты утверждаешь, что не звонил в субботу Алисе?
– Не звонил! Я и телефона ее не знаю!
– И твоя подружка Дубова ничего об этом не знает?
– Во-первых, она не моя подружка, а во-вторых, если ты сейчас не объяснишь, в чем дело, то можешь пожалеть…
– Хорошо, я объясню! В субботу кто-то позвонил Алисе и сказал, что у Матильды день рождения и там творится черт знает что, пьянки-гулянки и все такое! Человек этот назвался Аскольдовым!
– Ни фига себе! – воскликнул Богдан. – Это кто-то решил меня подставить! Я такими дерьмовыми штучками не занимаюсь!
– Тогда подумай, кто бы это мог быть, – сказал Макс.
– Кажется, я уже догадываюсь.
– Кто?
– Это мое личное дело, я сам с этим человеком разберусь.
– Но все-таки хотелось бы знать, кто у нас такой пакостник, – произнес Балабушка. – Раньше такими делами Дубова промышляла: это ее стиль.
– Дубову можешь сразу исключить, – сквозь зубы произнес Верстовский. – В субботу мы с ней за город ездили! – И он густо покраснел.
– А говорил, она не твоя подружка! – заржал Вадик.
– Значит, у Дубовой алиби? – насмешливо спросил Макс.
– Железное, – продолжал хохотать Вадик.
Тут прозвенел звонок, и разговор прервался.
– Похоже, Лялька тут и вправду ни при чем, – прошептала мне на ухо Матильда.
– Это Верка! – шепнула я в ответ. – Смотри, какую независимую из себя строит.
В самом деле, Верочка, первая красавица, сидела с отрешенным видом, словно все происходящее ее ничуть не заботило.
– Ничего, она у меня еще получит.
Клавдюшка начала было объяснять новый материал, но чувствовалось, что ее что-то тревожит. И впрямь, она отложила мел, села за стол, на минуту задумалась. Потом начала:
– Ребята, я не пожалею урока, мне надо выяснить кое-что. В субботу произошел очень странный и крайне неприятный инцидент.
Мы с Мотькой переглянулись.
– Кто-то позвонил на дом Алисе Петровне и сообщил, что у Матильды Корбут день рождения и там творится черт знает что…
– Ой, а что же там такое было? – закричал Витька Воскобойников. – Матильда с виду такая хорошая девочка…
Класс заржал.
– Тихо! – хлопнула по столу ладонью Клавдя. – Тут нет ничего смешного! Человек этот представился соседом Матильды и назвал фамилию – Аскольдов.
– Верстовский! Это Верстовский! – раздалось с разных сторон.
Богдан вскочил, весь красный.
– Клавдия Сергеевна! Я такими вещами не занимаюсь! И вообще, в субботу меня не было, я был за городом.
– Кто-нибудь может это подтвердить? – спросила Клавдя.
– Нет! – ответил рыцарь Верстовский.
Интересно, хватит у Ляльки смелости подтвердить его слова? Она молчала.
– Клавдия Сергеевна, разве у нас судебное разбирательство? – подал голос Макс. Он, видимо, поверил Верстовскому.
– Отнюдь! Я просто хочу сказать, что это сделал кто-то из нашего класса, кто-то, кто знал о Матильдином дне рождения. Звонил, возможно, кто-то посторонний, но вот идея… Я понимаю, что этот человек не признается, но он должен знать, что мы все думаем по этому поводу.
– А бардачок-то был? – крикнул Макс Федорчук.
– Федорчук! Что за выражения?
– Нет, правда, Клавдия Сергеевна, вы там что-нибудь интересное застукали? – поддержал Макса Воскобойников.
– Хорошо, я скажу! Там было все спокойно, нормально, как и должно быть в день четырнадцатилетия! А вот нам с Алисой Петровной выходной испортили. Впрочем, наш визит к Корбут тоже нарушил праздник, я это сознаю.
– Не надо верить анонимным звонкам! – вставила Таня Воротынцева.
– Перед Матильдой мы уже извинились. Надо заметить, если Верстовский тут действительно ни при чем, звонок этот был вдвойне подлым! Не только испортили праздник Корбут, выходной директору и классному руководителю, так еще и сознательно бросили тень на Богдана Верстовского. Словом, хороший букетец! Ну, ни у кого не хватит смелости признаться? – горячилась Клавдюшка.
Все молчали. Клавдя пристально посмотрела на Ляльку. Та гордо держала голову.
– Ну что же, вы меня разочаровали, я всегда считала, что у меня порядочный класс!
– Нет, Клавдия Сергеевна! – нарушил молчание Макс Гольдберг. – Из-за одной паршивой овцы обвинять всех нас – несправедливо. А кстати, паршивую овцу сразу видно… по волосам!
И тут все увидели, что Верочка попалась на старую как мир уловку – она схватилась за волосы.
– Ну, что я говорил! – торжествовал Макс. – На воре шапка горит!
Верочка вскочила и выбежала вон из класса. И никто не решился побежать за ней, даже Лялька.
– Ну что ж, кажется, мы все выяснили! – подвела итог Клавдюшка. – Но я прошу вас, ребята, давайте забудем об этом! Я надеюсь, Вера уже осознала всю… неблаговидность своего поступка. Только не устраивайте травли! Никаких бойкотов и так далее.
– Клавдия Сергеевна, вам не кажется, что безнаказанность в данном случае будет не слишком полезна? – спросил Марат Исаков.
– Исаков, ну уж сделай одолжение мне лично!
– Если вы так ставите вопрос… – пожал плечами Марат.
– Поверьте мне, ей сейчас невыносимо стыдно! И это хорошо. А ваши меры могут только озлобить ее!
– Куда больше! – проговорила Людка Кошелева.
– Все! Мы договорились? Тогда продолжим урок. Исаков, к доске!
В среду после школы Костя с Матильдой должны были ехать к Черемушкинскому рынку знакомиться с Раисой. Мы с Митей решили тоже на всякий случай поехать с ними. А то мало ли что… Но держаться мы будем в стороне.
– Значит, Матильда, мы с тобой брат и сестра, – наставлял Мотьку Костя.
– Слушай, а может, мне одной к ней подлезть? Так ведь проще будет, а? – спросила Матильда.
– Почему? – удивился Костя.
– Меньше врать придется! Я ей про себя могу правду рассказать или почти правду! Живу одна, мать замуж вышла, отца не помню, словом, девчонка из неблагополучной семьи, а на тебе, Костя, большими буквами написано – мамин сыночек!
– Знаешь, старик, а ведь Матильда права! – заметил Митя.
– Но как же ты к ней подберешься, к этой Раисе? Я ведь уже с ней познакомился… – растерянно проговорил Костя.
– Уж как-нибудь подберусь, дело нехитрое!
– Пожалуйста! – согласился Костя. – Мне же лучше! Уж очень она… как бы это сказать… обдрипанная!
– Ну! А я что говорю! – закричала Матильда.
– Ты хочешь сказать, что ты тоже обдрипанная? – усмехнулся Костя. – Что-то незаметно!
– Если хочешь знать, я просто скорее найду с ней общий язык, вот в чем дело! А где надо, сыграю роль.
– По вдохновению? – поддразнил Матильду Митя.
– Именно по вдохновению! Печенкой чую, что-то тут будет! Куда-то она меня выведет!
– Девчонки, а вы уоки-токи взяли? – встревожился Митя.
– Взяли, конечно! – ответила я.
Когда мы вышли из метро, Матильда заявила:
– Я иду вперед, вы можете наблюдать только издали, я с вами не знакома! А ты, Костя, вообще держись подальше!
– Слушаюсь, ваше благородие!
– Моть, а мне тоже нельзя с тобой? – спросила я.
– Пока нет, а там посмотрим! Все, я пошла!
И Матильда решительно направилась к переходу через Ленинский проспект. Мы немного подождали и двинулись за нею. Вот она уже подходит к палатке, заглядывает внутрь. Судя по ее поведению, Раиса на месте. Отлично! О чем-то они говорят, и вскоре Раиса уже впускает Матильду внутрь. Ну и Матильда!
– Мне это не нравится, – проговорил Костя.
– Почему? – спросила я.
– Потому что в этих палатках такая публика трется! Ужас просто!
– Да разная там публика бывает, – заметил Митя. – И студенты, и врачи, и педагоги!
– Ты эту Райку видал? Типичный педагог! И окружение сугубо педагогическое! – раздраженно откликнулся Костя.
Он, видимо, очень волновался за Мотьку. Прошло еще минут двадцать, и Мотька вышла из палатки. Что-то еще сказала, стоя на пороге, помахала ручкой и не спеша пошла в нашу сторону. Поравнявшись с нами, она сделала вид, что не знает нас, и направилась к метро. Мы за ней. Я то и дело проверяла, нет ли за Мотькой хвоста. Но нет, все было спокойно.
Уже в вагоне метро мы наконец подошли к ней.
– Ну, что? – спросил Костя.
– Порядок! Мы теперь с ней подружки! Она мне будет покровительствовать!
– Покровительствовать? В чем? – воскликнул Митя.
– В продаже краденого!
– Что? – хором закричали мы.
– А вы думали, в чем?
– А что это ты собираешься продавать, какое краденое? – поинтересовалась я.
– А вот!
Мотька вытащила из кармана тонкую золотую цепочку.
– Что это? Откуда? – испугалась я.
– Это мамина. Тут замочек сломан, и она ее не носит.
– Так ты собираешься ее продавать?
– Точнее – я собираюсь ею торговать! А продать не продам, конечно!
– Но как?.. – не могла я взять в толк.
– Очень просто! Я начала с того, что предложила ее Раисе задешево…
– А если бы она согласилась? – спросил Костя.
– Если бы да кабы, во рту выросли б бобы…
– Матильда, не груби! – одернул ее Костя. – И будь добра, расскажи все по порядку, слово в слово.
– Ладно, домой сейчас придем, тогда расскажу, а то тут шумно очень, орать приходится.
Дома Матильда поставила на плиту здоровенную кастрюлю щей.
– Вот пока щи согреются, я вам все расскажу. А ругать вы меня будете уже после щей. Договорились? – лукаво спросила она.
– Ладно, рассказывай! – прикрикнул на нее Костя. – Не томи!
– Ну вот, подхожу я к палатке, кругом никого, я сразу к этой Раисе, мол, так и так, есть золотая цепочка, нужно ее сбыть. Она говорит: «Покажь». И приглашает зайти. Захожу. Она берет цепочку, пристально разглядывает, потом спрашивает, откуда она. Я говорю: «Моя, от мамы осталась», и между прочим вкручиваю ей, что я сирота казанская, живу вообще одна…
– Ты спятила, да? – взвился Костя. – Может, ты ей и адрес дала?
– Пока нет, – невозмутимо отозвалась Мотька. – Но она, Раиса эта, ко мне прониклась… Посочувствовала. Она вроде бы тоже сирота, живет с теткой. Сказала, что узнает насчет цепочки, и еще сказала, если хочу, могу завтра с утра вместе с ней пойти на толкучку!