Они молча поднялись на пятый этаж. Ира уже готова была разрыдаться, броситься на шею Илье и молить о прощении, хотя не чувствовала себя виноватой. Но девичья гордость вмешалась. «Ирина» – он впервые назвал ее так сухо, жестко, будто провел между ними черту. Она стала возиться с ключом и услышала, как в тишине подъезда раздались удаляющиеся шаги. Ира подавила в себе желание оглянуться. Зачем? Все и так было ясно.
Ира потихоньку прошла в свою комнату. Сейчас ей хотелось только одного – лечь в кровать, накрыться с головой, спрятаться от всего мира и выплакаться. Она торопливо стянула платье, бросила его в угол, быстро влезла в футболку. Взгляд коснулся картины в деревянной рамочке, висевшей на стене, – эта черемуха никогда не отцветет, ей не грозят никакие бури.
И тут слезы хлынули из глаз, а за ними последовали тихие всхлипы. Видно, она все же разбудила маму, потому что та появилась на пороге ее комнаты.
– Хорошо повеселились? – спросила она, еще ни о чем не подозревая.
Ира с разбегу бросилась на кровать и разрыдалась в голос, уткнув лицо в подушку.
– Ирочка, что такое, он что, обидел тебя? Да? – мама испуганно запричитала над ней.
– Нет, – выдавила Ира сквозь рыдания. Не обидел. Вернее, обидел, но не так. Мы поссорились.
– О, господи, как ты меня напугала! – выдохнула она, обнимая Иру за плечи.
Ира подскочила на кровати:
– Мам, мы с Ильей поссорились! Понимаешь? А ты так говоришь, будто ничего не случилось! – Ира размазала тушь по лицу.
– Конечно же случилось. – Мамин голос звучал успокаивающе ласково. – И конечно же нужно выплакать свою боль, но соседей заливать не стоит. Они только что сделали ремонт. – С ловкостью фокусника мама извлекла из складок халата носовой платок и протянула Ире. – Лучше скажи, из-за чего вышла размолвка?
– Арифметика подвела, – сказала она, вытирая шмыгающий нос.
– Надо же! – иронично заметила мама. Мы в свое время находили более романтичные причины для ссор.
– Сейчас скажешь – ревность? – Ира недоверчиво покосилась на маму.
– Она, проклятая, в первую очередь, – подтвердила мама, внимательно посмотрев на нее. – А почему ты не спрашиваешь, кто из нас виноват?
– Потому что в ссоре не бывает одного виноватого: всегда виноваты оба, – ответила мама мудро, как Соломон. – Не расстраивайся, Ириша, помиритесь. Вот увидишь, все будет хорошо.
– Он назвал меня Ириной. – Губы Иры снова скривились от обиды, но она пересилила себя.
– Да, это непростительная ошибка с его стороны, – подтвердила мама. – А сейчас пойди умойся. На тебя смотреть страшно. Ты похожа на индейца, вышедшего на тропу войны, вот и верь после этого рекламе: «водостойкая, увлажняющая, удлиняющая…».
Ира не утерпела и грустно усмехнулась. Все-таки здорово, когда мама – друг. Когда можно вот так поплакать ей в жилетку, поделиться, рассказать… пусть не все, Но главное, то, что мучит и жжет. И услышать от нее: «Все будет хорошо», – и поверить, что все действительно будет хорошо…
9
Утром в воскресенье Ира проснулась с мыслью: «Если я что-то для него значу, он позвонит».
Она встала, убралась в своей комнате. Чтобы не огорчать маму, позавтракала как обычно: съела омлет, дежурный бутерброд с ветчиной и выпила чашку чаю. И все время прислушивалась: не раздастся ли звонок? Но телефон молчал.
Мама проявляла чудеса такта: никаких вопросов не задавала и вообще вела себя так, будто вчерашнего разговора и вчерашних слез не было. Ира была благодарна ей за это. Вскоре мама отправилась в магазин за продуктами, а Ира села за уроки. Она достала из сумки дневник, тетрадки, учебники, разложила их на письменном столе, как прилежная ученица. На этом ее желание изучать школьную программу иссякло. Ира взяла карандаш, плотный лист бумаги… Вскоре на нем появились какие-то мифические образы, навеянные ее настроением. Хорошо бы сейчас пойти в Пушкинский, побродить по залам, но уйти из дома Ира не могла. Невидимые цепи приковали ее к телефону, к этой комнате. Раньше, когда она читала в каком-нибудь романе: «Невидимые цепи приковали ее», – она не очень хорошо представляла себе, насколько это мучительно. Теперь поняла. Рука сама потянулась к аппарату, но в последнюю секунду дрогнула, и вместо номера, который ей хотелось набрать, Ира набрала номер Ани.
– Да, – услышала Ира.
– Ань, ты чем занимаешься?
– А ничем. Уроки делаю, – уточнила подруга.
– Приходи ко мне. Я тут одна.
Видимо, что-то в голосе Иры Ане не понравилось, потому что она не стала задавать лишних вопросов, и просто сказала:
– Сейчас приду.
Но прошло минут сорок, прежде чем она появилась.
– Ты что так долго? – поинтересовалась Ира, пока Аня надевала «гостевые» шлепанцы.
– Да я минут пятнадцать крутилась возле вашего подъезда. Открыла дверь, смотрю, на первом этаже стоит какой-то мужик…
– А ты сразу же и испугалась, что он на тебя бросится…
– Не испугалась, – перебила Аня, заглядывая в зеркало, – а проявила элементарную бдительность.
Она пошла вслед за Ирой, бубня ей в спину:
– Между прочим, маньяками оказываются не только типы с блестящим глазами, но и милые, улыбчивые люди. Ой, что это с тобой? – Испуганно произнесла Аня, внимательно взглянув на Иру. – На тебе лица нет.
– Куда же оно делось? – отшутилась Ира вымученно.
Она знала, что выглядит не лучшим образом после такой бурной ночи.
– Это я и собираюсь выяснить. Дома что стряслось? – осторожно спросила подруга, садясь в кресло и поджимая под себя ноги. Она любила так сидеть. А еще она любила выращивать «бонсаи» – декоративные деревца в плоских горшках.
– Нет. Дома все в порядке.
– В школе – тем более. Значит, твой Илья? Ира вздохнула. Логика была железная, против нее все отговорки бессильны.
– Мы вчера поссорились, – прямо сказала она.
– Вы же танцевать собирались?
– Мы и танцевали. А потом поссорились.
– Из-за чего?
Ира рассказала. Перед подругой, которая была ее вторым «я», можно излить душу не таясь.
– И главное, – горячилась Ира, лелея свою обиду, – он ничего не стал объяснять. Ни про эту Наташу, ни про то, какие у них отношения. Будто не мое это дело, будто ничего особенного не произошло! Представляешь? Идет себе, говорит об институте, о том, что скоро у него экзамены, что родители уговаривают его поехать в Италию отдыхать. Спрашивает меня: чем я буду заниматься летом, поеду ли куда-нибудь? Даже шутить пытается.
– Ну а ты что?
– Что! Не выдержала возле дома. Терпеть не могу всякие недоговоренности.
– Да, ситьюэйшн. Получается, твой архитектор не такой уж идеальный, каким ты его изображала, – задумчиво сказала Аня, поднимаясь из кресла и подходя к письменному столу. – Но знаешь, что-то в твоей истории не вяжется.
– Что же не вяжется? – с горечью произнесла Ира, наблюдая, как Аня разглядывает ее рисунок.
– Не знаю, просто странно все это. Напоминает бурю в стакане воды. – Аня пожала плечами. – Недавно нарисовала? – спросила она, сменив тему.
– Только что. Нравится?
– Как-то жутко, – подруга улыбнулась, – но красиво.
– Это страна любви, которую пытаются завоевать чудовища, – объяснила Ира.
– Инопланетяне? – заинтересовалась Аня, которая обожала фантастические ленты вроде «Чужой» или «Пришелец».
– Нет, просто чудовища – зависть, скука, ревность, злоба.
– У-у-у-у … – понимающе отозвалась она и положила рисунок на место. – Ну и что же ты теперь будешь делать?
– Ждать. Я решила, что если я для него что-нибудь значу, он позвонит.
Ире нравилась, как звучит эта фраза. Она давала ей надежду, крошечную, но все же надежду.
Аня внимательно посмотрела на Иру:
– А если он так же думает?
Ира растерялась, но потом сказала:
– Нет. Я за собой вины не чувствую. Это ведь не я привела его на эту дурацкую дискотеку.
– Это верно, – согласилась Аня. – И вообще, мужчины должны нас завоевывать, а не мы их, неожиданно вспомнила она расхожую истину.
Видимо, Илья не разделял эту точку зрения, потому что он так и не позвонил ни в воскресенье, ни в понедельник.
Эти два дня Ира ходила словно в воду опущенная. В конце концов, любовь в жизни не главное, уговаривала она себя, но сердце не собиралось мириться с этим утверждением. Иногда Ире казалось, что из всех чувств на земле осталась только боль. Она плохо ела, плохо спала, плохо соображала, но старалась, чтобы это не слишком явно бросалось в глаза. Не хватало еще, чтобы в школе кто-нибудь догадался о ее любовных переживаниях.
А во вторник Ире на глаза попалось объявление, где было лаконично написано: «Рисунок! Индивидуальные занятия с опытным преподавателем». Внизу, аккуратными полосочками был «нарезан» номер телефона. Ира, не долго думая, сорвала одну из полос. Придя домой, она позвонила, а спустя час отправилась по указанному адресу. Что двигало ею, трудно сказать. Может, она хотела отвлечься от терзающих ее мыслей об Илье, а может, наоборот, старалась почувствовать себя ближе к нему.
Ей открыла дверь коротко стриженная женщина средних лет, одетая в широкие брюки и цветную шелковую блузку навыпуск. Женщина курила тонкую длинную сигарету. Она внимательно посмотрела на Иру.
– Я по объявлению, – сказала девушка, немного волнуясь. – Я недавно вам звонила.
– Значит; ты Ира. А меня зовут Алла Генриховна. Я художница, а ты, как я понимаю, собираешься ею стать.
– Нет. Я хочу стать архитектором.
– Вот как? Что ж, замечательно. Пойдем в мастерскую. Будем пить кофе и знакомиться. Ты любишь кофе?
– Да.
– Я пью его литрами, – призналась Алла Генриховна. – Вижу, ты принесла свои работы, как мы и договаривались.
– Некоторые, – рассеянно отозвалась Ира. Она впервые оказалась в самой настоящей мастерской художника, и увиденное потрясло ее. Холсты, подрамники всевозможных размеров, гипсовые головы на подставках, те самые кубы и конусы, о которых говорил Илья. Пахло красками, скипидаром и чем-то еще, едва уловимым, но необычайно привлекательным.
«Запах богемы», – подумала Ира.
– Я преподаю в Школе искусств, – объяснила Алла Генриховна, присаживаясь в кресло и приглашая Иру сесть напротив нее. Она разлила кофе в фарфоровые чашечки, похожие на игрушечные. – Сейчас готовлюсь к выставке с ребятами, так что не обращай внимания на этот кавардак. Ну, давай посмотрим, что там у тебя.
Ира торопливо развязала папку. Спустя полчаса Алла Генриховна отложила ее работы в сторону.
– Что ж, задатки у тебя, безусловно, есть, коротко сказала она. – В каком классе ты учишься?
– Заканчиваю восьмой, – ответила Ира, обрадованная первой похвалой.
– И времени у тебя предостаточно, чтобы поправить технику и набить руку, – сказала художница и вновь закурила.
Ира заметила, что она не только много пьет кофе, но и много курит, потому что пепельница была полна окурков. Ира к этому не привыкла, и, возможно, у нее бы разболелась голова, но, к счастью, форточка была распахнута настежь.
– Я с удовольствием буду заниматься с тобой рисунком, если ты хочешь.
– Конечно, хочу! – восторженно воскликнула Ира.
– Подожди, Ира, – охладила ее пыл Алла Генриховна, выпуская облачко дыма. – Все дело в том, что уроки платные, понимаешь? У меня есть несколько учеников, с которыми я занимаюсь на дому. Я преподаю два раза в неделю. Урок длится два астрономических часа. Занятие стоит двенадцать долларов – это вполне умеренная плата.
Ира быстро прикинула в уме. Двадцать четыре доллара в неделю, девяносто шесть долларов в месяц. Девяносто шесть умножить на тридцать с лишним … Сумасшедшие деньги, тем более каждый месяц! Во всяком случае, у них в доме таких свободных денег не было.
– Извините, Алла Генриховна. – Ира стала собирать рисунки в папку. – Я не могу себе это позволить.
– Понимаю. – Алла Генриховна прикусила губу. – Очень жаль. Ты талантливая девочка.
Ира встала. Вот теперь еще и это. Мало ей неприятностей? И чего ей не сидится дома?
Ира пошла к выходу, таща папку, превратившуюся в обузу.
– Задержись немного, – остановила ее художница, придерживая входную дверь. – Я попробую договориться, чтобы тебя зачислили в мою группу в Школе искусств, – внезапно предложила она. – Но только и там придется платить.
– А сколько? – неуверенно спросила Ира.
– Пока ученики платят шестьсот двадцать рублей в месяц, возможно, к осени плату несколько поднимут, но ненамного.
– Спасибо, – заулыбалась Ира. – Думаю, что это мне по карману.
– Вот и замечательно. Тогда позвони мне через недельку. Обязательно позвони.
– Я обязательно позвоню, – пообещала Ира и побежала по ступенькам вниз. Удивительное дело: папка в ее руках снова стала невесомой.
Конечно, семьсот рублей на занятия рисунком Ира может взять и у родителей – эта сумма не проделает дырку в их семейном бюджете. А может и сама заработать. Летом она никуда не собиралась уезжать, так что к осени вполне смогла бы накопить некоторую сумму про запас. Девушка не сомневалась, что среди такого количества предложений, на каждом углу обещающих энергичным людям приличные заработки, она сумеет отыскать что-нибудь подходящее и для себя.
Первое, что спросила Ира, когда вернулась домой, было:
– Мне никто не звонил?
– Нет, – ответила мама и поспешила на кухню, греметь кастрюлями.
Что ж, этого следовало ожидать. Если Илья так и не удосужился позвонить ей в прошедшие дни, почему он вдруг решит сделать это сегодня? Ира старалась не думать об Илье, но это было равносильно попыткам не дышать. Она убеждала себя, уговаривала, но все было напрасно – ее первая любовь стала для нее самым большим счастьем и самой большой мукой. Снова и снова перебирала она в уме события последней встречи с Ильей, вспоминая их последний разговор. Действительно, что-то не сходилось, не вязалось, как выразилась Аня, но почему? Ира чувствовала себя правой «на все сто». Вот только если человек уверен в своей правоте, разве он может быть таким несчастным, как она сейчас?
10
– Ребята! Постройтесь на линии парами! – Прикрикнул физрук Лапушка, получивший свое прозвище за привлекательную внешность и добродушный характер. На самом деле его звали Игорь Вячеславович – трудно произносимо И неудобоваримо; куда приятнее называть двадцатипятилетнего преподавателя Лапушкой. Что все и делали.
– Чего надрывается? – сказал Борька Шустов, поглядывая на Иру.
– Лапушке положено, работа такая, – ответила она, завязывая волосы в хвост, чтобы не мешали.
Сегодня им предстояла стометровка и прыжки В высоту. День выдался теплым, и ребята уговорили Лапушку сдавать зачет на воздухе. Девчонки разминались у ямы с песком, уступив мальчишкам беговую дорожку.
– А ты симпатичная, – внезапно сказал Шустов, окидывая фигуру Иры оценивающим взглядом.
– Шустов, ты что? Солнышко припекло? – усмехнулась Ира и шутливо прикоснулась к его лбу рукой.
Она выглядела весьма обыкновенно в своем темно-синем адидасовском костюме и кроссовках.
– Брось, – сказал он, сжимая ее пальцы в своей ручище.– Пойдем сегодня в кино?
– Это неудачная идея, – ответила Ира, слегка растерявшись.
От кого, от кого, а уж от Борьки она подобного предложения не ожидала. Все знали, что ему нравится Света Красовская. Вероятно, он разглядел Иру после того, как ее у школы стал встречать Илья… «Встречал Илья», – поправила себя Ира, подавив вздох. Она освободила свою руку в ту секунду, когда к ним подбежала Аня.
– Тебе чего нужно, Шустов? – спросила она, почувствовав неладное.
Борька окинул ее быстрым взглядом.
– Отвали, Малышева, не видишь, мы разговариваем.
– Это тебе кажется, что мы разговариваем, – строго сказала Ира.
– А на самом деле? – с вызовом заявил Борька.
– А на самом деле мы уже поговорили. И как сказал Шекспир… – Ира театрально нахмурила брови и посмотрела на Аню, – кажется, в девятнадцатом сонете?
– В восемнадцатом, – подыграла она вполне серьезно.
– Правильно, в восемнадцатом. Так вот, в восемнадцатом сонете Шекспир сказал… Гуляй, Боря!