— Нехорошо, Сын Адама, пить и не закусывать, — заметила королева, как только он вернул кубок. — Что тебе больше всего нравится из еды?
— “Турецкие сладости”, — не задумываясь ответил Эдмунд. — Если можно.
Так называлось обожаемое Эдмундом шоколадное суфле.
Королева капнула на снег еще одну капельку из бутылочки, и там сразу же появилась круглая коробка, перевязанная зеленой шелковой лентой. Открыв ее, Эдмунд увидел внутри великолепные “Турецкие сладости”, там их было два фунта, а то и больше. Каждый кусок был таким сладким, таким нежным, таким пенно-воздушным, что Эдмунд забыл обо всем на свете: такой вкусноты ему еще не доводилось пробовать за всю жизнь. К тому же он уже согрелся и чувствовал себя очень уютно и покойно.
Пока он лакомился, королева продолжала его расспрашивать. Поначалу Эдмунд еще помнил: нельзя разговаривать с полным ртом, но потом и это перестало его беспокоить. Он думал только о том, как бы съесть побольше этих “Турецких сладостей”, и уплетал, не переставая. И чем больше было съедено, тем сильнее ему хотелось еще и еще. Он с грустью видел, что остается все меньше и меньше лакомства. Его совсем не удивляло, почему королева расспрашивает с таким пристрастием, и отвечал на все вопросы не раздумывая. Королева таким образом узнала, что у него есть один брат и две сестры, что одна из сестер уже побывала в Нарнии и повстречала какого-то фавна, и что никто из людей, кроме него самого, брата и сестер, еще ничего не слыхал о Нарнии. Ему, правда, показалось немного странным, что больше всего королеву заинтересовало именно то, что их четверо. Она то и дело возвращалась к этому.
— Ты уверен, что вас именно четверо? — нетерпеливо спрашивала она. — Два Сына Адама и две Дочери Евы? Не больше и не меньше?
И Эдмунд с полным ртом отвечал, едва ворочая языком среди “Турецких сладостей”:
— Уммм... я же уже сказал.
Он совсем забыл, что ее надо называть “ваше величество”, а королева, казалось, уже не обращала на это внимания.
И тут “Турецким сладостям” пришел конец. Эдмунд тоскливо смотрел на опустевшую коробку и очень хотел, чтобы королева его спросила, не хочет ли он еще. Наверно, королева без труда читала его мысли, только она хорошо знала и то, чего не знал Эдмунд: суфле было не простое, а заколдованное, и всякий, кто съедает хоть кусочек, после желает только одного: есть и есть это суфле, а если дать ему волю, то будет есть до тех пор, пока не лопнет, если не умрет еще раньше. Именно поэтому она и не спросила: хочет ли он еще? Вместо этого она сказала ему:
— Сын Адама, мне было бы очень приятно познакомиться с твоим братом и двумя твоими сестрами. Можешь ли ты привести их сюда?
— Постараюсь, — безучастно ответил Эдмунд, продолжая разглядывать пустую коробку.
— Имей в виду, — продолжала она, — если ты вернешься сюда вместе с ними, я дам тебе еще “Турецких сладостей”. Сейчас я уже не могу, потому что волшебством это можно сделать только один раз. У меня дома — совсем другое дело.
— Тогда почему бы нам сейчас же не поехать к вам домой? — оживился Эдмунд.
Когда он впервые влез в королевские сани, то больше всего боялся, что может умчаться вместе с ними в совершенно неизвестное место, откуда ни за что не вернуться домой. Но теперь все эти страхи вылетели у него из головы.
— Мой дом — очень приятное место, — сказала королева. — Уверена, что тебе там понравится. У меня есть целые комнаты, заполненные доверху “Турецкими сладостями”. Но у меня нет своих детей. И мне нужен маленький мальчик, которого я смогла бы полюбить. Хочу воспитать его как принца, а когда я уйду навеки, он станет вместо меня королем Нарнии. А принц, как известно, будет носить золотую корону и целые дни напролет ничего не делать, только есть “Турецкие сладости”. Должна тебе сказать, что из всех мальчиков, каких я встречала, ты самый красивый и умный. Я думаю, что мне будет приятно сделать тебя принцем, когда ты придешь навестить меня с братом и сестрами.
— А почему нельзя прямо сейчас? — спросил Эдмунд.
Лицо его было красным и потным, рот перепачканным, пальцы липкими. Нет, что бы ни говорила королева, он не был ни красивым, ни умным.
— Ах, какой же ты непонятливый! — сказала она, не скрывая досады. — Если я возьму тебя с собою сейчас, мне уже не удастся повидать твоего брата и сестер. А мне очень хочется познакомиться с ними. Разумеется, именно ты станешь принцем, а потом и королем. Но ведь тебе понадобятся придворные, тебя должны окружать вельможи. Вот я и сделаю твоего брата герцогом, а сестер — герцогинями.
— Ну, они ничего особенного собою не представляют, — захныкал Эдмунд. — Кроме того, я всегда успею их привести... немного попозже.
— Ах! — прервала его королева. — Я же знаю, стоит тебе попасть ко мне в дом, и ты совсем о них забудешь. Там ждет тебя столько веселья и удовольствий, что ты и думать забудешь о всяких хлопотах и никуда не захочешь уходить. Нет! Ты должен вернуться к себе сейчас и прийти ко мне еще раз. Только с ними — понятно? Без них можешь здесь не появляться.
— Но я же не знаю даже дороги домой, — умоляюще посмотрел Эдмунд.
— Ну, это самое простое, — успокоила королева. — Видишь фонарь? — Она показала жезлом. Повернувшись, Эдмунд увидел тот самый столб с фонарем, возле которого Люси повстречала фавна. — Иди к нему, а сразу за ним и будет Дверь в Страну Людей. А теперь я покажу тебе другую дорогу. — И она указала в противоположную сторону. — Видишь там, вдали, два невысоких холма, что поднимаются над лесом?
— Кажется... Ну да, вижу, — буркнул Эдмунд.
— Хорошо. Мой дом стоит как раз между холмами. Поэтому, когда придешь сюда в следующий раз, сначала иди к столбу с фонарем, а потом смотри на эти два холма и иди прямо к ним через лес, так ты дойдешь до моего дома. Но помни, что ты обязательно должен привести остальных. Если придешь один, я очень рассержусь.
— Сделаю все, что смогу, — пообещал Эдмунд.
— Да, кстати, — опомнилась вдруг королева. — Им не надо ничего рассказывать. Не говори им обо мне. Это будет здорово, если только мы вдвоем будем знать о нашей встрече. Устрой им сюрприз. Ты приведешь их туда, к тем двум холмам. Ты ведь умный мальчик и легко уговоришь их пройти в ту сторону. Так вот, когда ты их доведешь до моего дома, скажешь: “Давайте посмотрим, кто там живет”. Или что-нибудь такое. Я уверена, что все получится очень весело. Да, кажется, твоя сестра уже встречалась здесь с кем-то... С каким-то фавном. Понимаешь, она могла наслушаться от него всяких несуразных историй обо мне... таких отвратительных историй, что если узнает, что ты ведешь их ко мне, она может испугаться... откажется и отговорит других... Понимаешь, эти фавны — такой народ, они могут наговорить что угодно, поэтому...
— Пожалуйста... умоляю вас, — перебил ее Эдмунд. — Прошу вас, нет ли у вас еще хоть кусочка “Турецких сладостей”, съесть по дороге домой?
Королева рассмеялась.
— Нет, нет, “Турецких сладостей” тебе придется подождать. Получишь, когда вернешься.
Сказав это, она дала знак гному, тот с места рванул оленей, санки понеслись, а когда они были уже далеко, королева помахала рукой Эдмунду и крикнула:
— В следующий раз! До новой встречи! Не забывай! Возвращайся поскорее!
Эдмунд стоял и, не отрываясь, глядел вслед саням. Вдруг кто-то окликнул его по имени, и, оглянувшись, он увидел Люси.
Она бежала с другого конца полянки.
— Ой, Эдмунд! — крикнула она. — Значит, ты тоже здесь! Не правда ли, все теперь будет так чудесно...
— Все в порядке! — ответил Эдмунд. — Теперь я понял, что ты была права. Этот платяной шкаф и в самом деле волшебный. Если хочешь, я извинюсь перед тобой за то, что не верил тебе. Но скажи, пожалуйста, где ты все время пропадала? Я тут все обегал, пока искал тебя.
— Если б я знала, что ты тоже пойдешь сюда, я бы обязательно тебя подождала, — сказала Люси. Она была слишком счастлива и взволнована, чтобы обратить внимание на то, как раздраженно говорит с нею Эдмунд и какое у него неприятное, красное лицо. — А я была у милого господина Тумнуса, фавна, он меня угостил ленчем. У него все хорошо, эта Белая Колдунья ничего ему не сделала за то, что он меня отпустил. Он думает, что она так ничего об этом и не узнает и, несмотря ни на что, у него все обойдется...
— Белая Колдунья? — спросил Эдмунд. — Кто она такая?
— Ах! — сказала Люси. — Это просто ужасная особа. Она называет себя королевой Нарнии, хотя на самом деле никакая она не королева, и прав на престол у нее нет. Все фавны, дриады, наяды, гномы и звери, во всяком случае, все хорошие, просто ненавидят ее. Она умеет превращать в камень любое живое существо и делать еще много всяких ужасных и отвратительных вещей. Своим волшебством она сделала так, что теперь в Нарнии все время стоит зима. Понимаешь, одна зима, но никогда не наступает Рождество. Она повсюду разъезжает в санках, запряженных оленями, в руке у нее волшебный жезл, а на голове — корона.
Эдмунд почувствовал какую-то тревогу, ему и так уже было нехорошо, оттого что он съел столько сладкого, а когда он вдобавок услышал, что дама, с которой он только что подружился, такая злая и опасная колдунья, ему стало совсем не по себе. Но ему так хотелось отведать еще раз “Турецких сладостей” — больше всего на свете!
— Кто тебе рассказал всю эту чушь о Белой Колдунье? — спросил он.
— Господин Тумнус, фавн.
— Нельзя верить всякой ерунде... Наговорят эти фавны, — заявил Эдмунд таким тоном, будто знал о них куда больше, чем Люси.
— А ты-то откуда знаешь? — удивилась Люси.
— Это тебе скажет всякий, кого ни спроси, — небрежно ответил Эдмунд. — Но мы что же, так и будем стоять здесь в снегу? Пойдем лучше домой.
— Пойдем, — согласилась Люси. — Ой, Эдмунд, ты даже не представляешь, как я рада, что ты тоже побывал в Нарнии. Теперь в нее поверят все, раз мы побывали здесь оба. Как нам будет весело!
Но Эдмунд подумал, что для него это не так уж весело. Он допускал, что Люси и на этот раз может оказаться права, и был уверен, что Питер и Сьюзен, как и она, примут сторону фавнов и зверей. Но сам-то он был уже почти целиком на стороне Колдуньи. И он не знал, что ему говорить и как сохранить свою тайну, если все остальные поверят в Нарнию и без конца будут о ней говорить.
Они успели пройти уже изрядное расстояние по лесу. Вскоре они почувствовали, что вокруг них не ветки, а пальто, а в следующий момент уже вышли из шкафа и очутились в пустой комнате.
— Что с тобой, Эдмунд? — спросила Люси. — Ты выглядишь ужасно. Ты плохо себя чувствуешь?
— Со мною все в порядке, — пробурчал Эдмунд.
Но это была неправда. Его сильно тошнило.
— Тогда пошли, — торопила Люси. — Поищем остальных. Что мы им расскажем! И какие у нас пойдут удивительные приключения — ведь теперь мы будем вместе!
Глава пятая
ПО ЭТУ СТОРОНУ ДВЕРИ
Игра в прятки была еще в разгаре, поэтому Эдмунду и Люси понадобилось немало времени, прежде чем они разыскали остальных. Но когда они наконец собрались все вместе в длинной комнате, где у стен стояли рыцарские доспехи, Люси выпалила первой:
— Питер! Сьюзен! Я была права! Эдмунд тоже все видел! Есть страна, в которую можно попасть через волшебный шкаф. Мы были сейчас там вместе с Эдмундом. Мы встретились там в лесу. Давай же, Эдмунд, рассказывай дальше. Все, как было. — Выкладывай, Эд, — попросил Питер.
Теперь нам придется рассказать об одном из самых мерзких поступков, какие только будут в нашей истории. До сих пор Эдмунд чувствовал себя плохо, еле сдерживая тошноту. Он злился, ему было досадно, что придется при всех признать правоту Люси, но он никак не мог решить, что же делать. Но когда Питер неожиданно обратился к нему, а все смотрели и ждали ответа, он внезапно решился на такую низкую и злобную выходку, до которой, вероятно, раньше и не додумался бы. Ему очень хотелось унизить Люси и окончательно уронить ее в глазах остальных.
— Что же ты молчишь, Эд? — спросила Сьюзен.
И тут Эдмунд, напустив на себя вид снисходительного превосходства, как будто был намного старше Люси (на самом деле — всего на год), хихикнул и, притворившись, что с трудом сдерживает смех, сказал:
— О чем рассказывать? Мы тут с Люси играли — в ее страну. Конечно, чтобы позабавиться. А на самом деле, разумеется, в шкафу ничего нет.
Бедняжка Люси бросила на Эдмунда один-единственный взгляд и выбежала из комнаты.
Эдмунд, который с каждым мгновением становился все хуже и все подлее, подумал, что добился большого успеха, и продолжал тем же противным самодовольным голосом:
— Ну вот, видите, снова она принимается за свое! Беда с этими малышами, вечно они что-то выдумывают, а потом одни неприятности, если им скажешь правду...
— Ну, ты! — разозлился Питер. — Заткнись! Твое поведение с Люси — мерзость! Ты ее все время изводил, когда она придумала эту чепуху насчет шкафа. А теперь сам принялся играть в эту страну, наверно, поддакивал ей, чтоб она снова взялась за старое. Ты над нею просто издеваешься, вот что я тебе скажу!
— Да это же все такая ерунда, — пролепетал Эдмунд, пятясь подальше от Питера.
— Конечно, все это ерунда, — продолжал Питер, наступая на него, — с этим все ясно. И с Лю было все в порядке, пока мы были дома, но с тех пор, как мы здесь, с нею что-то происходит. То ли она немножко свихнулась, то ли превращается в страшную лгунью. А что делаешь ты? Ты ее то высмеиваешь и изводишь, то подстрекаешь и дальше нести всякий бред!
— Я думал... я хотел... — начал Эдмунд, но так и не придумал, что еще сказать.
— Ни о чем ты не думал, — оборвал его Питер, — а хотел только напакостить ей. Тебе всегда нравится делать гадости тем, кто меньше и слабее тебя. Я вдоволь нагляделся на твои выходки в школе...
— Кончайте, мальчики, — попросила Сьюзен. — Еще не хватало, чтобы и вы поссорились. Люси легче не станет. Лучше пойдем и поищем ее.
Когда они нашли Люси, то по ее лицу сразу поняли — она все это время проплакала. Они долго говорили, но Люси упрямо держалась на своем, все повторяла, что ее рассказ — чистая правда, а под конец вообще заявила:
— Мне дела нет до того, что вы обо мне думаете, можете говорить что угодно. Хотите — рассказывайте профессору, хотите — напишите маме. А я знаю, что была в Нарнии и встретила фавна. И лучше бы я осталась там, потому что вы все звери, хуже, чем звери!
В тот очень тяжелый и унылый вечер Люси сидела жалкая и несчастная, и Эдмунд почувствовал, что план его оказался не такой замечательный, как ему казалось вначале. Двое старших стали по-настоящему подозревать, что Люси немножко не в себе. Поэтому, когда младшие легли спать, они долго еще стояли в коридоре и разговаривали. Под конец решили, что на следующее утро надо сразу же пойти к профессору и рассказать ему обо всем.
— Если он решит, что с Лю действительно что-то нехорошее, он напишет папе, — сказал Питер. — А самим нам не разобраться.
Поэтому утром они пошли к кабинету профессора и постучали в дверь.
— Входите! — пригласил профессор.
Он встал, пододвинул к ним кресла и сказал, что полностью в их распоряжении. Профессор сидел и слушал, соединив пальцы рук и ни разу не перебив детей. Затем прокашлялся и произнес такое, чего они никак от него не ожидали услышать:
— А почему вы так уверены, что ваша сестра говорит неправду?
— Ох, — сказала Сьюзен, — но ведь...
И запнулась. В лице старика было что-то такое, что она поняла — он совершенно серьезен. Тогда Сьюзен сказала единственное, что пришло в голову:
— Но Эдмунд говорит, что они только играли... притворялись, что они в этой Нарнии.
— Данный момент, — сказал профессор, — действительно заслуживает внимательного рассмотрения. Очень тщательного, но и очень осторожного. Ну, например... Если позволите, я задам вам один вопрос. Вы хорошо знаете сестру и брата. Так вот, опираясь на ваш опыт, скажите, кто из них больше заслуживает доверия?
— Во всем деле это и есть самое странное и непонятное, — вступил в разговор Питер. — Вплоть до этого случая я всегда считал, что Люси... надежнее...
— А как считаете вы, дорогая? — обратился профессор к Сьюзен.