Щелчок. Яркая вспышка света на миг ослепила мальчика. Он зажмурился и потер глаза, а открыв их, обнаружил, что родителей Зои в комнате нет.
– Они ушли? – уставился он на девочку.
– Это я их ушла. – В ее голосе усталость мешалась с грустью. – Иногда бывает нормально, и они ведут себя почти как живые. Верней, на балу-то они всегда совсем как настоящие, а в разговоре с тобой сразу стало понятно: это программа. До сих пор ведь общались мы только наедине, без посторонних. Ты первый. Вот блин и вышел комом.
– Постой, постой, – перебил Егор. – Я как-то не догоняю, твои папа с мамой здесь были или их не было?
– Самих, конечно, не было, – развела руками девочка. – Я же тебе рассказывала, что они умерли. На память о них мне осталась лишь эта иллюзия, которую создал папа. Там есть и всамделишные события, как, например, тот бал, где мы с тобой только что присутствовали. А можно еще просто с ними отдельно общаться. Но, к сожалению, папа как раз эту часть программы не успел доработать. Понимаешь, она самообучающаяся. Со мной родители уже разговаривают, как настоящие. Не только улыбаются и спрашивают о здоровье, а сердятся, волнуются, дают дельные советы. А на тебе, видно, логику переклинило. Подозреваю, программе недостает нужной информации, вот она и тормозит. Ситуация нестандартная.
– Значит, все-таки неживые, – сделал вывод Егор. – Но хоть потрогать их, например, можно?
– Нет, – мотнула головой Зоя. – Даже близко подходить нельзя. А мне так хотелось бы их обнять! – добавила она с горечью.
– Так, может, программа потом обучится, и сможешь, – нашел для нее утешение он.
– Никогда не смогу! – с отчаянием возразила она. – Это ведь оптический обман. Голография. Из воздуха они состоят! Нечего обнимать!
И она закрыла лицо ладонями. «Опять плачет!» Егор снова не знал, что с ней делать.
Раздался громкий стук в дверь. Ручка несколько раз дернулась. Зоя, отняв ладони от заплаканного лица, приложила палец к губам. Егор теперь даже боялся дышать. Белка, прихватив недоеденный орех, скрылась в своем домике и затихла.
– Зоя! – послышался за дверью металлический голос Василисы Власьевны. – Что у тебя случилось? Почему ты там плачешь? Немедленно отопри мне дверь!
Зоя вытерла лицо рукавом кофточки и, схватив со стола маленькую плоскую пудреницу, покрытую зеленой эмалью, подбежала к зеркалу. Несколько взмахов пуховкой, и красных пятен вокруг глаз и на щеках как не бывало.
«Явно волшебное средство, – отметил про себя Егор. – С нашей косметикой не сравнишь. Когда мама плачет, никакая пудра потом не помогает».
– А-а? Что-о? – нарочито сонным голосом протянула Зоя. – Это вы, Василиса Власьевна? Как вы меня напугали. Я так сладко спала. Зачем вы меня будите? Что-то случилось?
– Нет, я решила, что у тебя случилось. Ты так громко плакала.
«Вот врет, – про себя возмутился Егор. – И совсем не громко. Просто она, значит, под дверью стояла и подслушивала, но недолго. Иначе бы про родителей Зои наверняка просекла и давно бы уже в дверь ломилась».
– Плакала? – прикинулась полностью изумленной Зоя. – Нет, Василиса Власьевна, вам показалось.
– Все равно открой-ка дверь, – потребовала настырная гувернантка.
– Откроешь такой, а потом орехов не досчитаешься, – громко проговорили из домика в клетке.
– Видите, Василиса Власьевна, вы и Белку уже разбудили, – с упреком проговорила Зоя. – Если я сейчас вылезу из кровати и стану вам открывать, то после наверняка уже не засну, а у нас с вами завтра контрольная.
«Молодчина девчонка, грамотно шантажирует», – одобрил Егор.
– Ладно уж, спи, – неохотно согласились за дверью.
– Спокойной ночи, Василиса Власьевна, приятных вам снов, – елейным голосом пожелала воспитанница.
– Чтоб ей во сне крокодил приснился. А еще лучше, чтоб не только приснился, а слопал, причем наяву, – пожелали из клетки. На сей раз слова Белки звучали не очень громко. Ровно с таким расчетом, чтобы услышали лишь Егор и Зоя.
Мальчик, не удержавшись, хихикнул. Шаги за дверью удалились и смолкли. Белка высунулась из клетки, держа в лапах орех из запасов Орловых.
– И бывают же на свете такие пренеприятные личности, – с ненавистью посмотрела она на дверь.
– Не только пренеприятные, а еще и очень опасные, – уточнила Зоя.
– Меня лично можешь в этом не убеждать, – сказала Белка. – А вам, друзья, советую поскорее ложиться. Не надейтесь, что Василиса навсегда удалилась. Как пить дать через десять минут снова явится и проверит.
– Вот в этом ты совершенно права, – согласилась девочка. – Так, Егор, устроишься на диванчике. Подушками с тобой поделюсь, а пледик сейчас достану.
Она отворила дверь, ведущую в ванную комнату, за которой оказался шкафчик, где и лежал на одной из полок теплый клетчатый плед.
– Под ним уж точно не замерзнешь…
– Зоя, но ты мне так ничего еще про родителей толком не рассказала, – расстилая плед на диванчике, напомнил Егор.
– Погоди. Давай сперва полежим тихонечко и дождемся, пока Василиса придет с проверкой и снова уйдет.
– А как ты узнаешь, что она придет и уйдет? – полюбопытствовал Егор.
– Включу секретный коврик в коридоре. Он реагирует на любое чужое присутствие. Как только на него кто-нибудь ступит, на компьютере зажигается красная лампочка. А когда с него сходят, красный сменяется зеленым.
Она пробежалась пальцами по клавиатуре. На экране возник зеленый глаз.
– Вот видишь, я могу быть уверена, что за моей дверью сейчас никого нет, – сказала Зоя.
– А твоя Власьевна разве не догадывается о коврике?
– О нем никто не знает, кроме меня, Белки и няни. Ну, теперь еще и тебя, – добавила девочка.
Белка презрительно ухмыльнулась краешком рта:
– Святая наивность! Если секрет знает больше одного человека, это уже никакой не секрет, а можно считать, общеизвестный факт.
Зоя побледнела:
– Ты думаешь, что Власьевна уже в курсе про коврик?
– Пока нет, – успокоила ее Белка. – Но будешь дальше трепаться, кто-нибудь обязательно ей доложит.
– Во всяком случае, это буду точно не я, – обиженно произнес Егор.
– Хотелось бы верить, – не торопился с выводами зверек. – Ситуации-то бывают разные.
– Что ты имеешь в виду? – насторожился мальчик.
– Да порой и не хочешь, а скажешь. Люди Ореста большие мастера развязывать языки.
Белка произнесла это столь зловеще, что Егор невольно представил свое истерзанное тело на средневековой дыбе. Над ним навис ухмыляющийся Орест. Картина была отчетливой и пугающей. Мальчика передернуло. А ведь в Средневековье существовали не только дыба, но и «испанский сапог», и «нюрнбергская дева» – кошмарное сооружение, внутри которого несчастные жертвы корчились, пронзенные сотнями острых шипов!
– Белка! – вмешалась Зоя. – Перестань нагнетать свои ужасы! Орест ничего ему не сделает. Мы обязательно вернем Егора домой, прежде чем дядя о нем узнает. Найдем способ. Иначе ведь нам с тобой тоже…
– О том именно и толкую, – не дала ей договорить Белка. – Сперва его, потом меня. А тебе, Зоя, без моей помощи тем более ох как несладко придется.
– Тихо, – оборвала девочка. – На коврик ступили. Марш по кроватям.
Они, стараясь не подымать шума, легли. Глаз на экране стал огненно-красным, как у взбесившегося слона, но из коридора не доносилось ни звука. «Может, коврик ошибся? – подумал Егор. – Или мышка, к примеру, на него забежала, он и отреагировал. Вот и сигналит».
Тишину по-прежнему ничто не нарушало. Глаз тем не менее упорно продолжать гореть красным. Мальчик осторожно завернулся в плед и поудобнее устроил голову на подушке. Ни Власьевна, ни тем более мышка всю ночь там не проторчат, а он пока полежит с закрытыми глазами. После откроет – и на мониторе будет уже зеленый свет.
Под пледом было тепло, уютно…
– Егорушка, Егорушка, вставай.
Кто-то упорно тряс его за плечо. Веки были тяжелые. Открывать глаза совсем не хотелось.
– Вставай, вставай.
«Зоя, – медленно приходил в себя он. – Наверное, зеленый свет уже зажегся». Глаза разлепились с трудом. Над ним склонилась никакая не Зоя, а его собственная мама.
– Ты? Откуда? – От потрясения остатки сна моментально слетели с него.
– Только что из душа, – улыбнулась мама. – Вставай, быстренько умывайся, и завтракать.
Егор не верил своим глазам и ушам.
– Мама, это действительно ты?
Схватив ее руку, он крепко прижался щекой к ладони. Родная, мягкая, теплая. И пахнет мамой…
– Что с тобой, сынок? – Она погладила его по голове свободной рукой. – Кошмар приснился?
– Кошмар, – легко согласился мальчик. – Ужасный кошмар.
По-другому не назовешь. Хотя не все в его сновидении было сплошным кошмаром. Зоя и Белка очень даже симпатичные. Ему даже стало жаль, что больше он их никогда не увидит. Но все равно, как же хорошо вернуться домой. Точнее, как хорошо, что он никуда в действительности и не девался. Только вот совершенно неясно, какой сегодня день? Он напрочь не помнил, как лег вчера спать. И вообще, что случилось вчера. То есть вчера он встретился с Белкой, но теперь понятно, что ее не было. Она элементарно ему приснилась. Значит, вчера на самом деле было позавчера? Полная каша и неразбериха.
– Егорушка, ты себя плохо чувствуешь? – Между мамиными густыми бровями пролегла тревожная складка, ладонь коснулась лба мальчика.
Он раздраженно тряхнул головой.
– У меня нет никакой температуры!
– Положим, тридцать шесть и шесть у тебя все равно имеется, – убедившись, что лоб холодный, отшутилась она. – И раз ты здоров, тем более пошевеливайся.
Егор медленно вылез из-под одеяла, опустил ноги с кровати. Расспрашивать маму о событиях минувшего дня придется с большими предосторожностями. Иначе решит, что у него начались осложнения после операции, и прощай, школа, прощай, Коржиков. Запихнут опять обследовать, наверняка что-нибудь найдут, примутся лечить. Лучше про то, какой сегодня день, выяснить у Коржика, если он еще в школу, конечно, не ушел. Но и Никифору при маме звонить нельзя. Надо дождаться, когда она на работу уйдет. А пока не ушла, он все же попробует во время завтрака аккуратненько задать несколько наводящих вопросов.
– Чудо мое, ты когда-нибудь пересечешь границу ванной комнаты? – нетерпеливо поинтересовалась мама.
– Уже пересекаю.
Он прошлепал по коридору, и, когда уже почти миновал кладовку, под подошвой тапки у него громко хрустнуло. Егор замер, потом осторожно приподнял ноги. Скорлупа от грецкого ореха!
Что бы это значило? Белка нагрызла или сам уронил? Но он же терпеть не может орехи. Значит, мама…
– Ты вчера ела орехи? – крикнул он в кухню.
– Странный вопрос, – отозвалась мама. – Почему тебя это так интересует?
– Потому что в коридоре скорлупа валяется.
– Не может быть, – отрезала она. – Я вчера вечером пылесосила.
«И этого я не помню, – уже не на шутку встревожился Егор. – Неужто реально провалы в памяти начались? Сейчас главное – чтобы мама ничего не заметила».
– С каких это пор ты вдруг таким чистюлей стал? – она заглянула в дверь ванной.
Егор торопливо запихнул в рот щетку с выдавленной на нее пастой и пробубнил нечто нарочито нечленораздельное.
Мама только рукой махнула.
– Понятно, ты не чистюля, просто ненавидишь грецкие орехи. Но не надейся: они не кончились.
Она возвратилась на кухню. А Егор, шумно полоща рот и одновременно окатывая лицо горстями холодной воды, пытался изобрести вопрос, который не вызовет подозрений у мамы и одновременно прояснит для него ситуацию. За что зацепиться бы? Спросить, какие у нее вчера были новости? А толку-то? Ну, расскажет она, что было у нее на работе, а ему нужно выяснить, что в это время происходило с ним дома. Мучительно и утомительно! Он пожалел, что не ведет дневник. Сейчас бы в него заглянул и во всем разобрался. Надо в самом ближайшем будущем взять за правило каждый день делать записи…
– Егор! За стол! – донесся до него новый мамин призыв.
Так ничего и не придумав, он надел джинсы и майку и помчался на кухню. Мама положила ему на тарелку горку оладьев и придвинула банку с вишневым вареньем.
– Класс! – обрадовался и удивился Егор. – Ма, когда ты успела напечь?
– Да вот встала специально пораньше.
– У нас разве какой-нибудь праздник? – До дня рождения вроде еще далеко. А в обычные дни они наспех завтракали бутербродами или овсяной кашей, которую мама запаривала на ночь. На вкус Егора, ужасная гадость, но мама требовала, чтобы он хоть три раза в неделю съедал по тарелке: очень, мол, для здоровья полезно, особенно в его состоянии.
– Почему обязательно праздник, – улыбнулась она. – Просто хорошее настроение.
«Жалко, – подумал сын. – Если бы праздник, можно было бы определить сегодняшнее число. Так, что же я вчера делал с утра? Встал вроде как обычно».
– Егор! Ешь аккуратнее! – вторглась в его размышления мама. – Смотри! Футболку вареньем заляпал! Я только вчера ее выстирала и выгладила!
По груди и впрямь стекала капля вишневого варенья. Прямо по ярко-желтому черепу. Они еще с мамой из-за этой майки, когда покупали, почти поссорились. Ей совершенно не нравились черепа, а Егор, наоборот, считал, что это прикольно. Теперь варенье на черепе выглядело словно капелька крови, но главным для Егора было другое. Сейчас он отчетливо вспомнил: мама действительно гладила майку, только не вчера и не позавчера, а три дня назад. Так какой же сегодня день? Или она что-нибудь перепутала?
Он думал и машинально жевал. Когда с оладьями было покончено, мама отправила его переодеваться. По дороге ему пришло в голову на всякий случай заглянуть в кладовку. Может, хоть мешок с орехами что-нибудь подскажет? Едва он переступил порог, дверь захлопнулась, свет погас.
– Ма, ну и шуточки у тебя! – возмущенно взвыл он, пытаясь нашарить горловину мешка.
Ответили ему почему-то Зоиным голосом:
– Никаких шуточек! Вставать пора! Мы вчера заснули и проспали.
– Может, и к лучшему, – вклинился голос Белки.
Егор открыл глаза. Он лежал, укутанный в плед, на диване в Зоиной комнате. Значит, мама и дом всего лишь приснились? И завтракали они тоже во сне? Но почему во рту до сих пор вкус оладий? И… рука, лежавшая на груди, оказалась липкой. Резко откинув плед, мальчик уставился на макушку желтого черепа-принта. Пятно смазалось и побледнело, однако было еще вполне различимо.
– Вставай немедленно! – напустилась на него Зоя. – Василиса с минуты на минуту явится. Лезь под кровать. Когда уйду, можешь умыться. А я попытаюсь тебе что-нибудь раздобыть на завтрак.
– На мои орехи прошу не рассчитывать, – заявила Белка, сидевшая в кресле перед компьютером. – Сами выкручивайтесь.
– Жадина, – с упреком бросила ей Зоя и, проследив, чтобы Егор действительно залез под кровать, выскользнула из комнаты.
– Шуруй умываться, пока на горизонте тихо, – заперев дверь, скомандовала Егору Белка. – В твоем положении нужно любой удачный момент ловить.
В ванной он посмотрелся в зеркало. Ничего особенного. Физиономия была как обычно. А вот майка и впрямь запачкана. Под ярким светом лампы пятно было особенно заметно. Он потер его пальцем и лизнул подушечку кончиком языка. Сладко. И ощущение у него было такое, словно он на самом деле недавно наелся оладьев. Завтракать совершенно не хотелось. Неужели действительно побывал дома? Но как такое могло случиться?
Он торопливо умылся, и вовремя. В дверь ванной застучали.
– Вылезай! Срочно! – раздался требовательный голос Белки.
Егор вышел в комнату.
– Вот! Держи!
Зверек сунул ему в руку что-то круглое, размером с грецкий орех.
– Да не надо. Не люблю я ваши орехи, сколько раз повторять, – заартачился он.
– Это не орех, – быстро проговорила она. – Брось его. Он покатится, а ты беги за ним. Иначе на самом деле будет тебе на орехи. Остановится – жди нас ровно на этом месте.
– Куда иди? Где жди? – ошарашенно пробормотал Егор. – Мне Зоя велела здесь оставаться.
– Давай, давай. – Белка решительно подталкивала его к двери. – Обстоятельства изменились. Крути педали, пока не поздно. У нас тут делегация намечается. Власьевна настучала. Видать, все же пронюхала что-то.