— Выбирай себе какую хочешь.
А он говорит:
— Я ничего не хочу, дайте мне жеребёночка в конюшне, на котором и шерсти-то нету — такого паршивого.
Долго она не соглашалась, а потом отдала. Вскочил Иван Найда в хату, выхватил у неё из-под подушки сапоги-иноходцы и шапку-невидимку! Не успел Найда и оглянуться, стал конь такой, что кругом засияло.
Спрашивает конь:
— Как же тебя, Иван Найда, нести, повыше дерева или пониже?
— Неси повыше дерева.
Долетают они к Воловьей горе-Шелковой траве, глядь — а на горе дворец такой, что и сказать невозможно!
Слез Найда с коня, пустил его травушки пощипать, а сам пошёл во дворец… Смотрит, кругом дворца львы на цепях, один от другого на четверть привязаны и зубами щёлкают, никого не подпускают. Тут вспомнил Иван Найда про сапоги-иноходцы и шапку-невидимку и подумал: «Авось проскочу — может, жену увижу, а не проскочу — съедят меня львы».
Надел сапоги и шапку — так проскочил, что и не заметили. Вошёл в комнаты, видит — она перед зеркалом причёсывается. Он её и окликнул. Она услыхала его голос, обернулась, а не видит его.
— Эх, — говорит, — отзовись, Иван Найда, больно я по тебе соскучилась.
Он снял шапку. Увидела она его, обняла за шею, поцеловала.
И живут они, поживают, хлеба и до сей поры не покупают.
Была в лесу хатка, и жила в этой хатке женщина с сыном. Земли у них не было, кругом был лес дремучий, и хлеб они покупали. Не стало у них хлеба, вот и посылает женщина своего сына за хлебом.
— На тебе, — говорит, — сынок, денег, поди хлеба купи.
Взял сын деньги и пошёл. Идёт и идёт, вдруг смотрит — ведёт человек собаку вешать.
— Здорово, дядько!
— Здорово!
— Куда это ты собаку ведёшь?
— Отведу, — говорит, — в лес да повешу, а то она уже стара стала, ни на что не годится.
— Не вешай её, лучше продай мне!
— Купи!
— Что же ты за неё хочешь?
— А что дашь?
Отдал он деньги, что дала ему мать на хлеб, взял собаку и повёл домой. Приходит домой, а мать его и спрашивает:
— А что, сынок, купил хлеба?
— Нет, мама, не купил.
— Почему ж не купил?
— Да шёл я, вдруг вижу, ведёт человек собаку вешать, вот взял я да и купил её.
Дала ему мать денег и послала опять за хлебом. Пошёл он, вдруг видит — несёт человек кота.
— Здорово, дядько!
— Здорово!
— Куда ты, дядько, идёшь?
— Несу кота в лес.
— А зачем ты его в лес несёшь?
— Повешу. Нельзя из-за него ничего в хате держать: что ни поставишь, ни положишь, всё тащит.
— А ты бы, — говорит, — мне его продал!
— Купи!
— Что ж тебе за него дать?
— Я торговаться не стану: что дашь, за то и продам.
Отдал он деньги, что дала ему мать на хлеб, взял кота и пошёл домой. Приходит, а мать его спрашивает:
— А куда ж ты хлеб девал?
— Да я и не покупал.
— Почему ж ты не купил? Куда ты деньги дел? Может, ещё какого чёрта купил?
— Купил, — говорит.
— А зачем же ты купил?
— Нёс мужик кота в лес, хотел его повесить, а мне жалко его стало, я взял да и купил.
— На тебе ещё денег, да смотри ничего не покупай: в доме уже краюшки хлеба нету.
Пошёл он. Идёт и идёт, вдруг видит: бьет человек змею.
— Зачем ты, — говорит, — змею бьёшь? Ты лучше бы мне её продал!
— Купи, — говорит, — я продам.
— Что ж. тебе дать?
— Что дашь, то и будет.
Отдал он ему все деньги. Взял их мужик, пошёл себе дальше, а змея и говорит:
— Спасибо тебе, добрый человек, что спас меня от смерти. На тебе перстень; если тебе что понадобится, перекинь его с руки на руку, и вмиг к тебе слуги прибегут. Что им прикажешь, всё для тебя сделают.
Взял он этот перстень и пошёл домой. Подходит к хате, перекинул с руки на руку — и явилось слуг такое множество, что прямо страшно.
— Чтобы мне, — говорит он им, — был хлеб.
Только он это сказал, а уж тут и нанесли ему хлеба столько, что прямо-таки страшно! Вошёл он в хату и говорит:
— Ну, мама, уж теперь-то мы не будем ходить хлеб покупать; дала мне змея такой перстень, что стоит только его с руки на руку перекинуть, и вмиг прибегут слуги, и что бы я им ни сказал, что бы ни наказал — всё сделают.
— За что ж она тебе дала его?
— За то, что я её от смерти спас. Хотел её мужик убить, а я её у него купил за те деньги, что вы мне на хлеб дали.
Вот так они и живут, и собачка и кот с ними. И только ему чего-нибудь захочется — перекинет он с руки на руку перстень, и вмиг прибегут слуги и сделают, что надо.
Вот захотелось ему жениться. Он и говорит своей матери:
— Ступайте, матушка, да посватайте за меня царевну.
Пошла она к царевне, рассказала, с чем пришла, а царевна и говорит:
— Коль сошьёт твой сын такие черевички, что как раз по ноге мне придутся, то выйду за него замуж.
Пришла она домой и говорит сыну:
— Сказала царевна, что как сошьёшь ей такие черевички, чтобы на ногу ей пришлись, то выйдет за тебя замуж.
— Ладно, — говорит, — сошью.
Вечером вышел он во двор, перекинул с руки на руку перстень — вмиг сбежались слуги. Вот он и говорит им:
— Чтобы были мне к утру черевички, золотом шитые, серебром подбитые, и чтоб те черевички как раз пришлись царевне по ноге.
На другой день встаёт он — стоят уже черевички готовые. Взяла мать черевички, понесла царевне.
Та примерила — как раз впору. Вот она и говорит:
— Скажи своему сыну, чтобы сшил мне в одну ночь платье подвенечное, да чтобы платье было не длинно, не коротко, не тесно, не широко, чтобы как раз на меня пришлось.
Приходит женщина домой, да и говорит:
— Сказала царевна, чтобы ты за ночь сшил ей платье подвенечное и чтобы это платье было не длинно, не коротко, не тесно, не широко, чтобы в самый раз на неё пришлось.
— Хорошо, — говорит, — мама, ложитесь вы спать, — я всё выполню, что бы она мне ни загадала.
Легли спать; а он вышел во двор, перекинул с руки на руку перстень — вмиг явилось слуг столько, что прямо страшно.
— Чтобы мне, — говорит, — было к утру платье из такой материи, что сияет, как солнце, и чтобы платье это пришлось как раз впору царевне.
— Хорошо, всё будет сделано.
Лёг он спать. На другой день подымается и говорит матери:
— Ну, идите, мама, к царевне, несите ей платье. Что-то она ещё скажет?
— Что же я, — спрашивает, — сынок, понесу? Где же это платье?
Подошёл он к столу, поднял платок — так в хате и засияло, будто солнце взошло.
— Вот, мама, платье на столе лежит, под платочком, несите его.
Взяла она платье и понесла. Приходит к царевне, а та и спрашивает:
— Ну, что скажешь, голубушка?
— Принесла, — говорит, — вам платье к венцу.
Как развернула она платье, так в палатах всё и засияло. Надела его царевна, стала перед зеркалом, погляделась — так и подскочила: уж так обрадовалась, что такой красавицей сделалась. Прошла она раз по светлице, прошла другой раз, ну прямо как солнышко: так от неё и сияет.
— Ну, — говорит, — голубушка, пускай он мне ещё мост построит от дворца моего прямо к церкви, где будем венчаться, и чтобы был тот мост из серебра и золота сделан. Как будет мост готов, так и пойдём к венцу.
Приходит женщина домой, говорит сыну:
— Сказала царевна, чтобы был мост от дворца, где она живёт, до церкви. И велела, чтобы мост тот был, из золота да серебра сделан.
— Хорошо, — говорит, — а теперь ложитесь вы, мама, отдыхать.
Легли они вечером спать, а он вышел во двор, перекинул с руки на руку перстень — и такая их сила сбежалась, что и двор тесен. Вот он им и говорит:
— Чтобы к утру мне был сделан мост из серебра и золота от царевниного дворца до церкви, я там буду венчаться; да когда буду я туда с царевной ехать, чтобы по обеим сторонам цвели яблоньки, груши, вишни, черешни, а когда назад буду возвращаться, чтобы всё уже поспевало.
— Хорошо, — говорят, — к утру будет всё по вашему желанию.
На другой день встаёт он, вышел из хаты, видит — стоит мост, а по бокам сады растут. Вернулся он в хату и говорит матери:
— Ступайте, мама, да скажите царевне, что Мост уже готов, пускай едет к венцу.
Пошла мать к царевне, сказала ей, а та и говорит:
— Я мост уже видела — очень красивый мост. Скажи своему сыну, пускай приезжает венчаться.
Пришла женщина домой, говорит сыну:
— Сказала царевна, чтобы ты завтра венчаться ехал.
Вот построил он себе за ночь дворец, а на другой день в церковь поехал; обвенчались с царевной и назад возвращаются, а на мосту уже всё поспевает: яблоки и груши, вишни и черешни и всякие-всякие плоды, какие только на свете бывают.
Приехали они во дворец, отгуляли свадьбу, да и живут себе. И собачка и котик с ними. Прожили они так какое-то время, и вот однажды царевна спрашивает у своего мужа:
— Скажи, сердце моё, как ты мне черевички да платье сшил: ты ведь мерки с меня не снимал? Как ты за ночь такой мост построил и где ты столько золота и серебра набрал?
— Есть у меня, — говорит, — такой перстень; как перекину я его с руки на руку, вмиг сбежится ко мне слуг полон двор. И что я им ни загадаю — всё сделают. Это они пошили и черевички, и платье, и мост построили и этот дворец, где мы живём, — всё они мне делают.
Вот дождалась она, пока он крепко уснул, сняла потихоньку у него перстень, перекинула с руки на руку, и явилось их такое множество, что прямо страшно и глянуть.
Вот она и говорит им:
— Чтобы были немедля здесь кони и рыдван, — я поеду к себе во дворец, а из этого дворца сделайте такой столб, чтобы можно было моему мужу только стоять и лежать и чтобы перенесли этот столб немедля на море. Но смотрите не разбудите его, чтобы он проснулся уже в столбе.
— Хорошо, — говорят, — будет всё так, как велено.
Вышла она — стоит рыдван. Села и поехала. А дворец вмиг столбом сделался, так его слуги и потащили через море.
На другой день просыпается утром царевнин муж, глядь — нет ни жены, ни дворца, ни перстня — ничего нету, только один столб стоит. Хотел выйти — дверей нету. Он пощупал одну стену, пощупал другую — нельзя выбраться, только маленькое оконце проделано. Живёт он, бедный, там — никто ему есть не даёт. Там бы он и пропал, если бы не собачка да кот, они в столбе остались, и можно им в это оконце вылезать. Вот побежит собачка в поле, украдёт у какого-нибудь хлебороба из торбы кусок хлеба, да и притащит, а котик возьмёт в зубы: пролезет в оконце и подаст ему. Вот собрали немного хлеба, а собачка и говорит коту:
— Что ж, — говорит, — у нашего хозяина хлеб теперь есть, пойдём мы за море, может, как-нибудь и перстень добудем.
— Пойдём! — говорит кот.
Вот и пошли. Бегут и бегут, прибегают к морю. Сел котик собаке на спину, и поплыли. Долго они плыли, а всё же добрались до берега. Вышли на берег, обсушились маленько на солнце, а котик и говорит:
— Ты, — говорит, — оставайся у моря, а я во дворец побегу. Если добуду перстень, побегу сюда изо всех сил, чтобы назад поскорее вернуться, а то как бы нас ещё не догнали!
— Ладно, — говорит собачка. — Ступай во дворец!
Вот котик и побежал. Бежит и бежит, бежит и бежит, не отдыхает, а всё бежит. Вдруг видит — стоит дворец и возле него стража. Прошмыгнул котик во двор и бегает. Подошла царевна к окну, смотрит, а кот по двору ходит. Она и впустила его в светлицу. Разгуливает котик по всем светлицам да всё приглядывается, где царевна перстень прячет. А как высмотрел, дождался, пока все спать улеглись, схватил перстень и побежал. Прибегает к морю и уж так торопится — вскочил собаке на спину, бросилась собака в воду, поплыли.
Вот почти уже и море переплыли, скоро и берег, — и спрашивает собака котика:
— Ну что, держишь ты перстень?
Молчит кот, ведь перстень-то у него во рту. А собака всё к нему пристаёт:
— Скажи, спрашиваю я тебя, держишь ты перстень? А не скажешь, так сброшу тебя в море.
Молчит кот, а собака как рассердилась:
— Ну, не скажешь, так бросаю!
Испугался кот и:
— Держу-у-у!
А перстень — бултых в море! Молчит тогда кот, ничего уже не говорит.
Переплыли через море, вышли, — и накинулся кот на собаку.
— Ах ты, такая-сякая! Из-за тебя я перстень упустил! Зачем меня спрашивала? Теперь лезь в море, ищи его! Как хочешь, а полезай!
Полезла собака, бродила-бродила, болталась-болталась — нету. Стали они с котиком больно ссориться. А потом и говорят:
— Давай у моря ходить да спрашивать, может найдётся, кто нам его из моря достанет.
Вот погрелись они маленько на солнце, да и пошли. Кого ни встретят, кого ни увидят, всё спрашивают, не может ли тот достать из моря перстень, или не знает ли кого, кто бы мог это сделать. Никого такого не находится. Кот и говорит:
— Знаешь что? Пойдём берегом да поспросим лягушек и раков.
— Хорошо, — говорит собачка, — пойдём!
Вот пошли они. Как найдут где лягушку, спрашивают:
— А не достанешь ли нам из моря перстень? Достань, а не то убьём.
Какую ни поймают, а та им отвечает:
— Я знаю, где перстень ваш. Пустите меня, я вам его и принесу.
Пустят её, она и поплывёт, а про перстень и не думает. Поначалу лягушки их боялись, а потом и бояться перестали. Какая ни попадётся, сразу говорит: «Принесу, мол, перстень», они её и отпустят. Вот идут они вечером вдоль берега моря, вдруг видят — лягушонок скачет. Поймали его, спрашивают:
— А не знаешь ли, где в море перстень лежит?
— Не знаю… ква-ква!
— А не знаешь, так мы тебя убьём!
И начали они лягушонка того душить. Увидала это старая лягушка, вылезла из воды, и такая она огромная, как ведро, и говорит:
— Не убивайте моё дитятко, я вам из моря перстень добуду!
— Ладно, — говорят, — а мы лягушонка будем держать, пока ты нам не принесёшь; а как принесёшь, пустим.
Нырнула лягушка в море, нашла перстень, отдала им. Взяли они перстень, отпустили лягушонка и побежали к столбу. Пришли к своему хозяину, а он уже весь хлеб поел; два дня уже и крошки во рту не было, — такой худой сделался, как щепка. Полез котик поскорее в оконце, отдал ему перстень. Он перекинул с руки на руку — и явились вмиг слуги. Он им и говорит:
— Перенесите этот столб назад, туда, где он был, и чтоб стал он опять дворцом, а в нём — моя жена и мать.
Только он это сказал — так всё и сделалось. А жену он прогнал и. живёт там один с матерью, с котиком и собачкой.
Когда-то в стародавние времена ездил один мужик на панских лошадях с фурами всюду, — пану деньги зарабатывал. Немало всяких чудес этот человек повидал.
Вот приехал он раз домой, а пан отобрал у него заработанные денежки да решил ещё над ним посмеяться.
— Где ты, Иван, бывал? — говорит.
— Да уж где я, пан, ни бывал… Всюду бывал. И в Киеве, и в Одессе, и в Полтаве…
— А что ж ты там видел, Иван?
— Да всё видел, пан. Немало разных чудес.
А пан тогда:
— А почём же там, Иван, дурни продаются? — А сам смеётся, думает мужика высмеять.
А Иван ему спокойно:
— Да это, пан, как какие дурни. Дурня-мужика, известно, за бесценок спускают, а вот за такого дурня-пана, как вы, тысячи запрашивают.
Так пан и остолбенел от злости.
Остались три брата сиротами — ни отца, ни матери. И дома — ни кола ни двора. Вот и пошли они по сёлам, по хуторам в работники наниматься. Идут и думают: «Эх, кабы наняться к доброму хозяину!»