Глядь, старичок идёт, старый-старый, борода белая до пояса. Поровнялся старик с братьями, спрашивает:
— Куда, детки, путь держите?
А они отвечают:
— Наниматься идём.
— Разве у вас своего хозяйства нету?
— Нету, — отвечают. — Кабы нам добрый хозяин попался, мы бы честно у него работали, слушались и как родного отца почитали.
Подумал старик и говорит:
— Ну что ж, будьте вы мне сынами, а я вам — отцом. Я из вас людей сделаю, — научу жить по чести, по совести, только слушайтесь меня.
Согласились братья и пошли за тем стариком. Идут тёмными лесами, широкими полями. Идут, идут и видят — хатка стоит, такая нарядная, беленькая, пёстрыми цветами обсаженная. А около — вишнёвый садик. А в садике — девушка, пригожая, весёлая, как те цветики.
Поглядел на неё старший брат и говорит:
— Вот бы мне эту девушку в жёны! Да коров да волов побольше!
А старик ему:
— Что ж, — говорит, — пойдём свататься. Будет у тебя жена, будут у тебя и волы и коровы — живи счастливо, только правды не забывай.
Пошли они, сосватались, отгуляли весёлую свадьбу. Сделался старший брат хозяином и остался с молодой женой в той хатке жить.
А старик с младшими братьями пошёл дальше. Идут они тёмными лесами, широкими полями. Идут, идут и видят — хатка стоит, хорошая, светленькая. А рядом пруд, У пруда — мельница. И пригожая девушка возле хатки что-то делает — такая работящая!
Средний брат посмотрел на неё и говорит:
— Вот бы мне эту девушку в жёны! А в придачу мельницу с прудом. Сидел бы я на мельнице, хлеб молол — был бы сыт и доволен.
А старик ему:
— Что ж, сынок, будь по-твоему!
Пошли они в ту хату, высватали девушку, отгуляли свадьбу. Теперь средний брат остался с молодой женой в хате жить. Говорит ему старик:
— Ну, сынок, живи счастливо, только правды не забывай.
И пошли они дальше — меньшой брат и названый отец. Идут они, смотрят — бедная хатка стоит, и девушка из хатки выходит, как зорька, пригожая, а таково-то бедно обряженная — прямо латка на латке!
Вот меньшой брат и говорит:
— Ежели бы мне эту девушку в жёны! Работали, бы мы, был бы у нас хлебушек. Не забыли бы мы и про бедных людей: сами бы ели и с людьми делились.
Тогда старик и говорит:
— Добро, сынок, так и будет. Только гляди правды не забывай.
Оженил и этого, да и пошёл себе путём-дорогою.
А братья живут. Старший так разбогател, что уж и дома себе строит и червонцы копит — только о том и думает, как бы ему тех червонцев побольше накопить. А чтоб бедному человеку помочь, о том и речи нет: сильно скупой стал!
Средний тоже разжился: стали на него батраки работать, а сам он только лежит, есть, пьёт да распоряжается.
Младший живёт потихоньку: коли что дома заведётся, с людьми поделится; а нет ничего, и так ладно — не жалуется.
Вот ходил, ходил названый отец по белу свету, и захотелось ему посмотреть, как-то его сыны живут — с правдою не расходятся.
Прикинулся он старцем убогим, пришёл к старшему сыну, ходит по двору, кланяется низко, приговаривает:
— Подайте старику убогому на пропитание от щедрот ваших!
А сын отвечает:
— Не такой ты старый, не прикидывайся! Захочешь — заработаешь. Я сам недавно на ноги встал. Проваливай!
А у самого от добра сундуки ломятся, дома новые понастроены, товару полны лавки, хлеба полны закрома, денег несчётно. А милостыни не дал!
Ушёл старик ни с чем. Отошёл, может, с версту, стал на пригорок, оглянулся на то хозяйство да на то добро — так всё оно и запылало!
Пошёл он тогда к среднему брату. Приходит, а у того и мельница, и пруд, и хозяйство хорошее. Сам у мельницы сидит. Поклонился дед низёхонько и говорит:
— Дай, добрый человек, хоть горстку муки! Я убогий странник, нечего мне есть.
— Ну да, — отвечает, — я ещё и себе не намолол! Много вас тут таких шатается, на всех не напасёшься.
Ушёл старик ни с чем. Отошёл немного, стал на пригорок, оглянулся — так и охватило ту мельницу дымом-пламенем!
Пришёл старик к меньшому сыну. А тот живёт бедно, хатка маленькая, только что чистенькая.
— Дайте, — говорит старик, — люди добрые, хоть корочку хлебца!
А меньшой ему:
— Иди в хату, дедушка, там тебя накормят и с собой дадут.
Приходит он в хатку. Хозяйка поглядела на него, видит — он в лохмотьях, обтрёпанный, пожалела его. Пошла в клеть, принесла рубаху, штаны, дала ему. Надел он.
Жили в деревне два брата. Поле пахали, землю слезами поливали, горбы себе наживали. Хлеб и скотину у них паны забирали, а платили за это кулаками в спину.
Маялись братья не год и не два, а неизвестно сколько. И другие мужики вокруг жили не лучше братьев.
Надоело братьям работать на чужое здоровье. Решили они отправиться по России-матушке искать правду. Пошли. Идут месяц, идут год. Видят: стоит большое село. Посреди села — панский дом, и рядом — церковь каменная.
«Дай, — думают братья, — зайдём сюда, спросим, где правда живёт».
Идут они по деревне, а навстречу им пан в коляске едет.
— Чьи вы, мужички, откуда идёте и чего ищете? — спрашивает их пан.
Отвечают ему братья:
— Жили мы в нищете, в горе, больше сил не хватает так жить. Идём правду искать. Научи нас, где её найти.
— Хорошо, — говорит пан, — покажу я вам правду, если пожелаете, только вы мне год поработайте за это.
Согласились братья.
Работали они, работали: поле пахали, землю слезами поливали. Прошёл год. Приходят они к пану и говорят:
— Научи же нас, пан, как нам правду найти.
— Ну, вот вам и правда, — отвечает им пан, — голь вы немытая, работать вам всегда на нас, панов!
Плюнули братья и пошли дальше.
Идут месяц, идут год. В село пришли. Поп идёт навстречу.
Братья к нему:
— Научи, отец, где правду найти.
— Хорошо, — говорит поп, — я вам правду у царя небесного вымолю, а вы у меня год за это поработайте.
Согласились братья. Работали они, работали: пашню попу пахали, слезами землю поливали. Прошёл год. Пришли братья к попу, а он им говорит:
— Работайте хорошо, бога не гневите, — вот ваша правда!
Плюнули братья, пошли дальше.
Приходят они к купцу. Вышел он, богатый, толстый, толще пана и попа.
— Хорошо, — говорит купец, — научу я вас, где правду найти, только поработайте вы год на меня.
Согласились братья. Стали они на купца работать, горбы наживать. Учил их купец, как честный народ обманывать, бедноту обмеривать. Не прошло ещё и года, как младший брат и говорит:
— Не пойду я больше правду искать! Нет её на свете — правды мужицкой!
И вернулся он в свою деревню. А старший брат настойчивый, не хотел без правды домой возвращаться. Пошёл один к фабриканту.
Фабрикант и пана, и попа, и купца богаче. Начал старший брат работать у него. А на фабрике много людей работает.
Работали они много лет. Горбы наживали, а правды не видали. Раз услышал брат тихую беседу:
— Есть только один человек, который правду знает. Зовут этого человека Ленин, а живёт он в Питере.
Запомнил брат имя и пошёл искать этого человека.
Шёл много дней, а может быть, и месяцев. Пришёл в Питер. Видит: идёт рабочий. Он его спросил тихонько:
— Где здесь Ленина найти?
А тот ему ещё тише:
— Пойдём за мной, я тебя доведу.
Вот пришли они в обыкновенную комнату. Кругом разных книг много. Вышел к ним человек, одет небогато, но чисто. Вышел и ласково говорит:
— Здравствуйте, товарищи, что скажете хорошего?
Рассказал ему брат, как он правду искал. Долго с ними говорил Ленин о порядках на фабрике, о деревенской бедноте расспрашивал, а потом сказал:
— Правильно ты сделал, что на фабрику пошёл правду искать, — там скорее узнаешь, где она есть. Вы её в руках своих держите.
И рассказал Ленин, как надо за рабочую правду бороться, чтобы не служить ни панам, ни купцам, ни фабрикантам, и как выгнать их вместе с царём.
Вернулся брат на фабрику и начал товарищам ленинскую правду рассказывать. Один рассказывает — десять слушают, десять рассказывают — сто слушают. И пошла ленинская правда по всему свету.
Много лет ходила она по фабрикам и деревням. Поднимала рабочих и крестьян на борьбу. А в октябре семнадцатом года объявилась эта правда, заговорила громким голосом, на весь мир загудела. Пошли рабочие и крестьяне войной на помещиков и фабрикантов. А повёл их сам Ленин. И взяла верх ленинская правда.
С тех пор рабочие и крестьяне не работают больше на панов и фабрикантов, горбов не наживают, землю слезами не поливают, — сами хозяева своих фабрик, своей земли и жизни своей.
Начинается наш сказ не про вас и не про нас, а про царского вельможу и про умного мужика.
Копал мужик погреб и нашёл в земле кусок золота. Вот он и думает:
«Куда мне его деть? Себе оставлю — пан отнимет, а не отнимет пан — отнимет управляющий, а не управляющий — так староста. Понесу-ка я золото к царю. Дам ему гостинца — меня царь наградит, а уж царской награды никто не отнимет».
Надел мужик новые лапти и пошёл к царю. Долго ли, коротко ли — дошёл до царского дворца. Тут его часовой спрашивает:
— Ты куда, мужичок, идёшь?
— К царю, служивенький.
— Что тебе, мужичок, там нужно?
— Друг служивенький, пропусти меня: очень нужно.
Вот его часовой и пропустил. И второй, и третий, и четвёртый часовые пропустили.
Дошёл мужик до царской комнаты. А там у дверей вельможа царский стоит. Толстый, розовый, мордастый.
— Ты куда, мужичок, лезешь?
— А я к царю, батюшка.
— К царю? А что ты там забыл?
— А вот нашёл я кусок золота и несу царю гостинец.
Загорелись глаза у жадного вельможи:
— Золото? Гм! Покажи.
Мужик золото показал, а вельможе чуть худо не сделалось. Вот он и говорит:
— Ну, коли дашь, милый друг, мне половину царской награды, то пропущу к царю, а не дашь — пошёл прочь.
Что тут делать?
— Хорошо, паночек, дам.
Пропустил вельможа мужика к царю.
— Здравствуй, царёчек-паночек, — говорит мужик. — Я вам гостинца принёс.
И дал ему золото.
— Что же тебе дать за этакой гостинец?
— Царёчек-паночек, дай ты мне ковалочек хлеба.
Царь приказал принести белого хлеба. Мужик поглядел на белый хлеб и говорит:
— Нет, царёчек-паночек. Я такой хлеб сеял, я такой хлеб веял, я такой хлеб жал, да никогда я такого хлеба не едал. Мне бы чёрного.
Забегали тут лакеи, весь дворец обыскали — чёрного хлеба не нашли.
У ворот нищий стоял, так у него кусок выпросили. Ну, закусил мужик.
— Что же теперь тебе, мужичок, дать?
— Теперь, царёчек-паночек, поспать бы мне.
Приготовили мужику постель пуховую, а он на перину поглядывает, с ноги на ногу переминается.
— Это мне не спаньё. Я тех гусей кормил, тот пух щипал, а отродясь на пуху не спал. Мне бы гороховой соломки.
Привезли целый воз гороховой соломы. Мужик шапку под голову, да и захрапел на весь дворец. Выспался, встал, да и говорит:
— Спасибо вам, царёчек-паночек. Я вам тут нагрубил, насорил, дайте мне за это сто розог.
— Да как же розог? Ты же мне золото подарил!
— Э, царёчек-паночек! Прошу я вас — дайте мне в награду сто розог.
Что дут сделаешь! Принесли розог. Хотели было мужика пороть, а он как закричит:
— Стой, царёчек-паночек, у меня есть половинник.
— Какой?
— Как шёл я к вам, так меня один важный такой пан не пускал. «Коли дашь, — говорит, — половину того, что царь даст тебе, то пущу». Я и обещал. Так дайте сначала ему пятьдесят розог, а тогда мне пятьдесят.
Привели того вельможу, а он дрожит весь:
— В-в-в-в!..
— Ничего, паночек, — говорит мужик, — я тебя не обману: как договорились, всё отдам.
Уложили вельможу да как отлупят!..
А мужик и говорит:
— Ах, царёчек-паночек, он так у вас хорошо служит, надо его наградить — отдайте ему и мою часть.
Дали ещё пятьдесят розог, а всех — сто.
Пока с вельможей расправлялись, мужик шапку в охапку — да в дверь.
Только его и видели: уж лучше подальше мужику от царской чести да от царской ласки — от них мужику добра не будет.
Поймали рыбаки щуку, рыбу-прожору. Большущая была рыба. Отнесли рыбаки эту щуку к барину. Стал повар варить её, варит и удивляется — такая она жирная. Отнёс повар кусок диковинной рыбы своей жене. Подали щуку к барскому столу. Ест барыня щуку да похваливает — такая она вкусная. Остатки выбросили сучке. Прошло некоторое время, и в один день родились сыновья у барыни, у кухарки и у сучки. Хорош барынин сын, кухаркин лучше его, а сучкин ещё лучше.
Вместе они росли, вместе их в науку отдали. Барынин сын учился хорошо, кухаркин — лучше его, а сучкин ещё лучше. Выросли ребята, в силу вошли. Силён барынин сын, кухаркин сильней его, а сучкин ещё сильней. Жили они весело, беззаботно. Одно только омрачало их дружбу: сучкина сына звали Собачёнышем. Вот и говорит он своим товарищам:
— Пойдём, братцы, в свет, в такую сторону, где нас не знают. По крайней мере звать меня таким поганым именем не будут.
Подумали они и стали собираться в дорогу, булавы себе ковать. Барынин сын выковал себе оловянную булаву, кухаркин медную, а сучкин сын выковал железную. Куёт он её, куёт, выйдет на двор, попробует крепость. Подбросит её вверх под облака, а потом подставит колено. Первый раз ударилась булава о колено и разломалась пополам, второй раз только погнулась, а в третий раз осталась целёхонькой, только нога Собачёныша по колено в землю вошла.
Собрались и отправились в путь. Идут они да идут, зашли в такой дремучий лес, что и конца ему нет. Долго ходили по лесу, булавами дорогу себе прокладывали и наконец вышли на широкую поляну. Идут поляной и видят — стоит вдали дворец, огороженный каменной стеной. Подходят к воротам, а они крепкие, тяжёлые. Стали стучаться. Никто не подходит, не открывает ворот.