— Какая легавая? — затревожился пан.
— Да та самая, если пан помнит, что вскочила в колодец, а дядя Семён полез её спасать, да и сам захлебнулся в колодце. Да, это та легавая, которую пан всегда на охоту брал. И, дай бог память, за эту легавую вы, пан, отдали соседнему пану трёх мужиков.
— Так что ж, моя легавая подохла?
— Подохла по самым настоящим правилам, как полагается.
— А от чего она подохла?
— Говорят, панок, была здорова, но как объелась конины, так вдруг и ноги протянула.
— Какой конины?
— Да мяса жеребца.
— Какого жеребца.
— Панского, буланого, с лысинкой.
— Что, и он сдох?
— Сдох, панок. А жаль — хороший был жеребец.
— О, какое несчастье! — воскликнул пан.
— Э, панок, стоит ли так близко к сердцу принимать. Уж известно, если жеребёнок родится с лысинкой, то он или подохнет, или его волки съедят.
— С чего же он подох?
— Должно быть, подорвался.
— Что ж на нём делали? Ездили быстро, что ли?
— Нет, панок: он всегда на конюшне стоял.
— Так в чём же причина?
— Воду на нём возили.
— Но зачем же потребовалось на нём воду возить?
— Есть у людей поговорка, панок: когда в воде захлебаешься, то и за бритву хватаешься. Вот как загорелся в имении свинарник, то управляющий велел на жеребце воду возить.
— Как, свинарник сгорел?
— Сгорел, панок.
— Как же он загорелся?
— А, видишь, пан, он был близко от коровника. От него, видно, и загорелся.
— Так и коровник сгорел?
— Сгорел, панок, как свечка.
— А от чего он загорелся?
— Вот здесь я не знаю: или от каретной огонь забросился, или от панского дома.
— О Езус-Мария! — схватился пан за голову. — Так и мой дом сгорел?
— Сгорел, панок. Всё погорело, как бы кто языком слизал.
— Весь двор сгорел?
— Начисто, панок, сгорел: чисто, гладко, хоть репу сей.
— А от чего же дом сгорел?
— От свечей, панок.
— Зачем же свечи зажигали?
— Да как же, панок? Известно, свечи ставят, когда кто умрёт.
— А кто же умер?
— Вечный ей покой, чтоб ей на том свете легко икнулось, умерла панская жена.
— Что? Что? Что ты говоришь? Пани умерла?!.. Ох, я несчастный!
Давай пан плакать да убиваться, а Стопак говорит:
— Чего же пан плачет? Пану дал бог прибыль.
— Какую? Говори скорее!
— Старшая панская дочь родила пану внука. Прекрасный, говорят, мальчишка, то бишь, панич. И весь в отца пошёл, как говорится, и крошки побрал, — ну, вылитый панский кучер Никита.
Услыхал это пан и с кресла свалился, а Стопак не торопясь пошёл в пекарню закусить.
Жили-поживали отец и дочка Элените. Мать ее давно умерла. А через некоторое время умер и отец.
Оставшись одна-одинёшенька, Элените в первую ночь пришла на отцовскую могилу и горько заплакала.
Тут поднялся из могилы отец и дал ей узелок с туманом, звёздное платье, звёздные башмачки, карету, коней. На другую ночь опять пришла Элените на кладбище. Вышел к ней отец и дал ей лунное платье, лунную карету, коней и кучера.
В третий раз отец дал ей солнечное платье, солнечную карету, коней, кучера и сказал:
— При дороге стоит высокий дуб. Подойди к нему и пропой:
Ой, дубочек, дубок,
Отворись, отомкнись!
Отворится дуб, отомкнётся, и ты спрячь в нём все свои сокровища. А если за тобой погонятся, захотят увидеть, где ты всё прячешь, развяжи узелок с туманом.
Элените так и сделала: спрятала в дубе все платья, коней, кареты, а сама пошла работу искать. Пришла она на королевский двор, и там приняли ее свиней кормить.
Однажды устроил соседний король пир и пригласил на него королевича, у которого Элените свиней кормила. Стал королевич на пир собираться, хочет умыться, а воды нигде нет. Как закричит он:
— Эй, воды мне!
Элените мигом прибежала, подаёт ему полный рукомойник.
— А чего эта замарашка под ногами путается! — загремел королевич и всю воду прямо в лицо ей выплеснул.
Накормила Элените свиней, а в сумерки ушла в лес, подошла к дубу и запела:
Ой, дубочек, дубок,
Отворись, отомкнись!
Дуб отомкнулся. Достала Элените звёздное платье, нарядилась, села в звёздную карету и велела кучеру везти её на королевский пир.
Явилась она и осветила весь дворец. Все только глядели и дивились — откуда такая красавица взялась. Особенно же понравилась она королевичу. Захотелось ему получше с ней познакомиться, и он послал слугу спросить, откуда она родом. Элените ответила, что из поместья Воды.
Не успели пропеть третьи петухи, а Элените села в карету и велела кучеру гнать коней. Королевич кинулся было за ней в погоню, да Элените развязала узелок, выпустила туман, стало темно, и никто не заметил, куда она скрылась. Тем временем Элените приехала в лес, подошла к дубу и пропела:
Ой, дубочек, дубок,
Отворись, отомкнись!
Отомкнулся дуб, Элените спрятала в нём платье, карету, коней. Потом надела свои отрепья, обула лапти и пошла на королевский скотный двор свиней кормить.
В скором времени снова собрался королевич на пир. Умылся он, ждёт, когда подадут полотенце, и, не дождавшись, закричал:
— Эй, полотенце мне!
Слуги не услышали, прибежала одна Элените и подала королевичу полотенце. А он как закричит на неё:
— Эй ты, замарашка, не суйся под ноги!
Как только стемнело, Элените пошла к дубу и пропела:
Ой, дубочек, дубок,
Отворись, отомкнись!
Отомкнулся дуб, она достала лунное платье, украшения, села в лунную карету и поехала на пир. Только вошла во дворец, сразу кругом светло стало. А королевич всё надивиться не может — откуда такая красавица. Подсылает он к ней слугу, а Элените ему отвечает, что она из поместья Полотенец.
Не пропели ещё третьи петухи, а Элените уж села в карету и велела гнать коней. Хотел посмотреть королевич, в какую сторону она поедет, да Элените развязала узелок, поднялся густой туман, и никто не видел, куда она умчалась. А она подъехала к дубу, спрятала в нём лунное платье, коней, карету и пошла на скотный двор свиней кормить.
В третий раз собрался королевич на пир. Оделся, умылся, сел на коня, а плети нет. Как закричит он:
— Эй, плеть мне!
Подбегает Элените, подаёт ему плеть.
— И что ты, замарашка, всё под ноги суёшься! — закричал королевич и стегнул её плетью.
Когда стемнело, Элените снова пошла к дубу и достала оттуда солнечное платье, солнечную карету и коней и отправилась на пир. Вошла она во дворец и всё вокруг осветила. А на Элените, как на солнышко, никто и взглянуть не может. Королевич подсылает слугу спросить у кучера, откуда такая красавица. А тот отвечает:
— Из поместья Плетей.
Тогда королевич взял и налил немного дёгтя перед порогом дворца.
Не пропели ещё третьи петухи, а Элените заторопилась в обратный путь. Когда она выбегала из дворца, один башмачок увяз в дёгте. Только Элените не заметила, вскочила в карету и уехала.
Тогда королевич и отправил гонцов во все стороны искать поместье Воды, Полотенец и Плетей. Только не нашли они такого поместья, и никто его не видал, никогда о нём не слыхал. Начал королевич примерять солнечный башмачок всем девушкам своего королевства, чтобы найти его хозяйку. Сперва башмачок примеряли княжны, за ними — помещичьи дочки, а потом и простые девушки. Только никому он не пришёлся по ноге.
Наконец созвал королевич всех служанок и велел им примерить башмачок, только и служанкам он не подошёл. Тут королевич вспомнил, что у его отца на скотном дворе замарашка свиней кормит.
— Эй ты, грязнуля, — говорит ей, — может, тебе придётся впору солнечный башмачок?
Обула Элените башмачок. Смотрит королевич — будто по её ноге сшит. Тогда Элените сняла с другой ноги деревянный башмак, и все увидели другой, точно такой же солнечный башмачок.
— Моя замарашка! — удивился королевич.
Тут Элените всё ему рассказала. Королевич кинулся ей в ноги, стал просить прощения в том, что так жестоко с ней обошёлся.
Прошло немного времени, и королевич женился на Элените. Пышная была свадьба.
Жил в некотором государстве бедный-пребедный человек, прямо сказать, нищий… И было у него три сына. Двое умных, а третий, Йонас, — дурак.
Прожил старик девяносто лет и помер. Перед смертью разделил он своё добро между сыновьями. Старшему досталась котомка, среднему — топор, а Йонасу-дураку — колотушка.
Как же им теперь быть? Старший ходит с котомкой, всякий хлам собирает, что ни найдёт — всё в котомку кладёт — тем и живёт. Средний везде с топором, — где дров наколет, где ещё что. А Йонасу-дураку куда деваться со своей колотушкой? Соседи ему и посоветуй:
— Ты хоть к барину наймись, не то подохнешь с голоду.
Послушался их Йонас и пошёл к барину служить. Срядился за решето бобов в год. Ну, ладно.
Сперва барин велел Йонасу поле вспахать. Запряг Йонас в соху быков и пошёл в поле. А барин наставляет:
— Вспаши столько, сколько Петрушка обежит.
А Петрушка — собака барская — всегда за пахарями в поле увязывалась.
Вышел Йонас пахать, а Петрушка впереди бежит.
Куда Петрушка, туда и Йонас с сохой. А ещё Йонасу приказано было, как домой вернётся, быков в хлев отвести и сена им задать.
Только стемнело, пришёл Йонас домой. Глядь — ворота на запоре, лишь в подворотне щель для Петрушки оставлена. Собака пролезла во двор и побежала, куда ей надо. А Йонас стоит за воротами. Как тут быть? Принёс топор, быков на кусочки изрубил, чтобы можно было под ворота просунуть. Изрубил и соху и тоже в щель посовал. Обломки сохи во дворе оставил, а куски бычьего мяса в хлев перенёс и сеном прикрыл.
Приходит Йонас к барину и говорит:
— Барин, приказание твоё исполнил. Сколько Петрушка обежала, столько я и вспахал. Быков домой пригнал, соху во дворе оставил, а быков в хлев загнал и сена задал.
Захотелось барину поглядеть, как это Йонас вошёл во двор с быками да сохой и как накормил быков, Приходит в хлев, глядь, а быки на куски изрублены и сеном прикрыты. Соха тоже изрублена, обломки в кучу свалены.
Вот барин и говорит Йонасу:
— Йонас, дурень, разорил ты меня.
А Йонас отвечает:
— Пока ещё не разорил, разве что разорю ещё.
Наутро велит барин Йонасу:
— Йонас, дурень, поди зарежь овцу.
Йонас отвечает:
— Не знаю, которую резать.
Барин говорит:
— Какая на тебя поглядит, ту и режь.
— Ладно.
Пошёл Йонас в хлев, распахнул дверь, все овечки повернулись к нему. Он одну за другой всех перерезал. Вернулся и говорит барину:
— Зарезал, барин, овечку.
Барин спрашивает:
— Которую?
Всех, — отвечает Йонас.
— Зачем это?
— Да они все на меня глядели.
— Разорил ты меня, дурак! — говорит барин.
А Йонас в ответ:
— Пока ещё не разорил, разве что разорю ещё.
Через несколько дней собираются барин с барыней к соседям в гости. Нарядились, сели в коляску. Отдал барин Йонасу ключ от клети и говорит:
— Вот тебе, Йонас, ключ, сторожи дверь от воров.
Уехали барин с барыней, а Йонас стоит, дверь стережёт. Надоело стоять, вынул он ключ, отпер клеть, снял дверь с петель, да и унёс с собой.
Забрались в клеть воры, унесли всё, что было. Вернулся барин, а клеть без дверей. Ни добра, ни Йонаса. Глядь — Йонас идёт, дверь на спине несёт.
Спрашивает барин:
— Ты где был?
— На гулянке, барин.
— А зачем дверь унёс?
— Боялся, как бы не украли. Ты же велел мне сторожить дверь, вот я и сторожил.
— Разорил ты меня, дурень, — говорит барин.
А Йонас своё:
— Пока ещё не разорил, разве что разорю ещё.
«Как тут быть? — думает барин. — Ведь в доме ничего не осталось, придётся уйти отсюда».
Нашёл барин два мешка и собирает в них последние пожитки. Один мешок барин укладывает, другой — барыня. А Йонас рядом стоит и глядит. Только барин отвернулся — Йонас шмыг в его мешок. Барин ничего и не заметил. Прикрыл ещё Йонаса каким-то тряпьём и завязал мешок. Взвалили барин с барыней на плечи мешки и ушли из дому.
Барыня ещё спросила:
— Куда это наш Йонас девался?
А барин отвечает:
— Пропади он пропадом, дурень. Разорил он меня. Пускай больше на глаза мне не попадается!
И пошли куда надо.
Шли они, шли — целый день. К вечеру дошли до речки, сбросили с плеч мешки и сами свалились от усталости. Барин говорит:
— Вот устал я, так устал!
А Йонас из мешка отзывается:
— И я, барин, устал.
Барин спрашивает:
— Где это ты, дурень?
А Йонас в ответ:
— Я, барин, в мешке.
Барин развязал мешок, вывалил Йонаса и говорит:
— Разорил ты меня, дурень.
Йонас отвечает:
— Нет, барин, не разорил пока. Разве что разорю ещё.
Барин говорит барыне:
— Я вот тут лягу, ты ложись рядом, а дурень Йонас пускай с краю ложится. Только он заснёт, я его возьму и брошу в речку.
А Йонас всё слыхал, хоть и тихо говорил барин. Вот заснул барин, а Йонас не спит, боится, чтоб в реку не бросили. Встал он и улёгся между барином и барыней. Барыня очутилась на краю. Барин проснулся, встал, сгрёб барыню за ворот да в реку её — думал, это Йонас. Барыня и утонула. Тогда барин говорит:
— Вот тебе, шельма, больше не станешь меня разорять!
А Йонас отвечает:
— Твоя правда, барин. Больше она не будет тебя разорять.
— Так ты здесь, дурень?
— Ну да, — здесь.
— Разорил ты меня, дурень.
А Йонас отвечает:
— Твоя правда, барин, теперь-то уж разорил. Оставил Йонас барина на берегу, а сам пошёл, куда надо.
Жил один парень, по имени Юргис. Нанялся он на целый год батрачить, а хозяин и спрашивает его:
— Сколько просишь? Юргис отвечает:
— Столько, сколько мне за год в ухо попадёт.
Хозяин согласился. Кончился год, а Юргису всего лишь три зёрнышка в ухо попало: один раз, когда рожь возили, закатилось ржаное зерно, другой раз, когда пшеницу возили, закатилось пшеничное зерно, а в третий раз — ячменное зерно. Завязал Юргис эти зёрнышки в платочек, распрощался с хозяином и пошёл бродить по свету.
Шёл весь день, покуда не стемнело. Вечером зашёл к одному мужику ночлега просить. Как впустили его, подал он свои три зёрнышка хозяину и говорит:
— Спрячь, тут всё моё жалованье за целый год.
Взял хозяин узелок, понёс его спрятать, да вздумал сперва посмотреть, каково это жалованье. Развязал узелок, а зёрна — возьми и рассыпься. Подскочил петух и всё склевал…
Встал утром Юргис, собрался дальше идти и просит свой узелок. А хозяин говорит:
— Прости меня, любезный, вчера не утерпел я, развязал узелок. Высыпалось оттуда несколько зёрнышек, а петух подскочил и склевал.
— Нет, — сказал Юргис, — я тебя не могу простить, это было всё моё годовое жалованье. А коли петух склевал, отдай мне этого петуха.
Отдал хозяин петуха, и Юргис ушёл.