— Сейчас, через минутку-другую, придёт и Афанасий! — стал убеждать он, даже не поздоровавшись.
— Опять жди его полчаса! — недовольным тоном заметил папа.
Но не прошло и пяти минут, как Афанасий вышел из трамвая. Одет он был, как всегда, небрежно и явно не побрился, но так как у него уже было удостоверение, то и бриться ему было не обязательно.
Мы сели в трамвай, поехали вдоль какой-то тихой улочки и остановились возле двухэтажного жёлтого здания.
— Папа! — дёрнула я папу за рукав. — Это он и есть?
— Что?
— Рыбачий университет?
Ни с того ни с сего все громко засмеялись. Потом Афанасий, с которым мы очень подружились, ущипнул меня за щёку и сказал:
— Он и есть!
— Лю?бо! — обратился Афанасий охрипшим голосом к человеку, сидевшему за большим письменным столом. — Вот они, кандидаты. Славные ребята!
Мы познакомились с Любо, он даже со мной поздоровался за руку.
Затем Любо начал с кем-то говорить по телефону.
— Пришли… Зайди на полчасика, комиссия должна быть в полном составе! Что? Ну хорошо, мы немножко подождём…
Любо сидел под закреплёнными на стене рогами, я — точно напротив него, на мягком кожаном диване, и мне казалось, что они растут прямо на голове этого человека, в его пышной шевелюре.
Скоро пришли ещё двое. Один был в резиновых сапогах и брезентовой куртке, с рюкзаком за плечами.
— Долго нам придётся ждать? — тихо спросил он. — Мы собрались на Батак.
Папа и дядя Рангел не сводили глаз с этих заправских рыбаков, разглядывая их с нескрываемой завистью.
Начался экзамен.
Папа с дядей Рангелом волновались, краснели, отвечали сбивчиво и неуверенно.
— Так какой же документ регламентирует наше отношение к лову рыбы? — спросил человек в непромокаемой куртке, обращаясь к папе.
Папа нервно теребил пуговицу на своей рубашке.
— Постарайтесь вспомнить! — настаивала куртка. — Там указаны все нормы лова, меры по охране водоёмов и прочее.
Мне стало страшно. Папа или забыл, или вовсе не знал.
— Постановление двести двадцать второе, — прошептала я, однако меня все услышали.
В комнате раздался громкий смех.
— А тебе сколько годочков? — спросил у меня Любо, и под его мохнатыми бровями блеснули живые и добрые глаза.
— Скоро исполнится девять.
— Тогда давайте и её внесём в протокол! — предложил Любо. — Пожалуй, она знает больше, чем её папа.
— Хочешь стать рыбачкой? — обратился ко мне человек в куртке.
— Хочу.
— Какая же из неё рыбачка, если она крючка привязать не умеет! — вставил третий член комиссии. До этого он всё время молча подчищал свои ногти.
— Могу, — сказала я.
— Ну-ка покажи, как это делается! — человек в куртке достал какую-то коробочку и подал мне крючок на карпа. — А вот и леска!
От волнения у меня дрожали руки. Но я завязала узел точно так, как учил Афанасий.
Члены комиссии склонились над крючком, а Афанасий самодовольно заметил:
— Нечего проверять! Моя школа. Я её учил.
На этом экзамен закончился. Меня тоже внесли в протокол, и мне присвоили звание рыболова-спортсмена.
Когда мы вышли на улицу, Афанасий шутливо произнёс:
— С вас причитается. Если бы не я, вам бы никогда не стать настоящими рыбаками!
— Значит, завтра мы не едем! — сказал папа. — Вроде бы все на этом сошлись?
— Завтра ты приходи к нам! Будем делать подсачек, — напомнил дядя Рангел.
— Сеть имеется? — спросил папа.
— А как же!
Мы ещё довольно долго болтали о рыбе, о рыбалке, а потом разговор зашёл о политике, и мне стало скучно.
Выбрав удобный случай, я тихонько шепнула папе:
— Мама нас ждёт к обеду.
На другой день мы не поехали на рыбалку. И очень хорошо сделали. Нам просто повезло, как заметил дядя Рангел. После вчерашней жары ночью зарядил дождь. Когда мы с папой собрались идти к дяде Рангелу, нам пришлось долго стоять у парадной двери и ждать, пока дождь поутихнет. Наконец терпение у нас лопнуло, и мы понеслись к трамвайной остановке. Промокли немного, но нас с папой такие мелочи не смущают. Папа сказал, что нам ещё не раз придётся мокнуть под дождём, под открытым небом, особенно когда наступит осень.
Дядя Рангел ждал нас. Он был в трикотажном костюме и белой тенниске. Мы сразу же пошли в его рабочую комнату. Столик и стулья были сдвинуты в сторону, ковёр скатан, и на полу, почти на всю комнату, была разостлана рыбачья сеть.
— Проволоку принёс?
— Ага! — Папа извлёк из-под плаща проволоку и прищёлкнул языком. — На десять подсачков хватит.
— Нам достаточно одного.
— Ты хоть представляешь себе, каким он должен быть, этот подсачек? — спросил папа.
— Сейчас сообразим.
Папа снял плащ, я тоже разделась. И мы втроём уселись на полу. Дядя Рангел приготовил катушки с нитками, иголки, ножницы, сантиметр и напёрсток.
— Нам надо вырезать два треугольника, затем сшить их, — сказал папа. — А там будет видно.
Дядя Рангел молчал. Он встал, принёс пепельницу, сигареты, спички, графин с водой и стакан. Всё это он разместил на полу.
— Треугольники должны быть одинаковыми, иначе ничего не получится.
— Само собой! — согласился папа и деловито склонился над сетью.
Вскоре первый треугольник был выкроен.
— Та-а-ак! — произнёс довольный папа. — Сейчас и второй будет. Ну-ка, натяни тот край!
Мы с дядей Рангелом натянули сеть. Папа положил на неё первый треугольник и начал выкраивать второй.
— Готово! — вздохнул дядя Рангел.
Мы соединили края треугольников и начали их сшивать.
— Ничего не выходит! — сказал с досадой дядя Рангел. — Неудачно ты его выкроил!
— Это ты шьёшь криво, — ответил папа и налил себе воды.
— Ну почему криво? Нормально. Я иду по краю.
Они долго спорили, кто виноват. Кончилось тем, что распороли сшитые треугольники и положили их рядом. Один в самом деле оказался больше другого.
— Говорил же я, что они плохо скроены! — восторжествовал дядя Рангел. — Зря сеть испортили!
— А ты бы взял да скроил лучше, — обиделся папа.
— Думаешь, не сумею?
Дядя Рангел нащупал ножницы и принялся за дело.
— Натягивайте край! — скомандовал он.
Мы с папой разровняли край сети.
В этот раз, прежде чем сшивать треугольники, проверили их размеры.
Опять один оказался побольше.
— Я всегда говорил, что ты хвастунишка! — равнодушно пожал плечами папа. — Вот тебе и результат.
Дядя Рангел недоумевал.
— Как же быть?
— Леший его знает! Вроде всё было вымерено.
— Если так пойдёт и дальше, нам сети не хватит! — сказал папа и прикинул на глазок, что может получиться из оставшегося куска.
— Папа, — вмешалась я. — А зачем выкраивать два треугольника?
— А как же иначе?
— А не лучше ли вырезать квадрат и сложить его вдвое?
Папа и дядя Рангел переглянулись.
— А ведь верно! — хлопнул себя по лбу папа. — Одно время нас этому учили в прогимназии, да что толку!
Сказано — сделано.
Через десять минут перед нами лежал правильный квадрат из сетки с мелкой ячейкой. Сложенный вдвое по диагонали, он образовал два идеально правильных треугольника.
— Нам достаточно зашить одну сторонку! — сказал дядя Рангел с довольным видом. — Укололся?
— Ага! Но ничего!
— Как так ничего? Сейчас принесу йод.
— Глупости!
— Не забывай, что иной раз от таких уколов люди прощаются с жизнью! — сказал дядя Рангел и принёс йод.
— Так нас надолго не хватит! — произнёс папа и воткнул иголку в паркет. — Техника есть техника.
— Дело дрянь. Вместо того чтоб мучиться с этой иголкой, не лучше ли взять кусок…
— Что значит дело дрянь! — возмутился дядя Рангел и потянул углы сетки в разные стороны. — Смотри, какая прочность!
Послышался слабый треск, и шва как не бывало.
— Именно поэтому я предлагаю найти подходящую тряпку, вырезать из неё полоску, наложить её на соединяемые края сетки и обметать с двух сторон. Усек?
Мы соображали, как это лучше сделать.
— А где нам её найти, эту тряпку, — призадумался дядя Рангел.
— Тряпок в доме сколько угодно. Поищи и без труда найдёшь. Женщины вечно берегут тряпки — такой у них характер.
Папа с дядей Рангелом перерыли весь гардероб, оба чуланчика и сундук. Наконец они торжественно извлекли откуда-то коробку из-под обуви, полную всевозможных тряпочек.
— Это как раз то, что надо! — сообщил дядя Рангел, разматывая кусок белого ситца.
Наконец полоска готова.
— Борис! — оживился дядя Рангел. — А почему бы нам не воспользоваться швейной машинкой?
— Верно! — чуть не подпрыгнул папа. — Чего ради мы должны терпеть такие мучения.
Дядя Рангел приволок швейную машинку и торжественно открыл её.
— В ней нет нитки, — заметил папа.
— Сейчас вденем!
Мы начали докапываться, как вдеть нитку.
— Надо вот так! — предложил папа.
— Ты, похоже, видел швейную машинку только по телевизору, а я на неё смотрю с утра до ночи.
— Если бы достаточно было посмотреть, то собаки становились бы мясниками! — ввернул папа, но дядя Рангел промолчал.
Как мы ни вдевали, нитка снова выскальзывала. Все лежали вокруг машинки на животе, и каждый давал советы. То папа, то дядя Рангел откусывал конец нитки и, смочив его слюной, снова принимался вдевать в иголку. Остальные ждали затаив дыхание.
— Как-то она сделана не по-людски! — возмущался папа. — Чтобы видеть, куда просунуть, у тебя шея должна уподобиться штопору… Тьфу, опять выскользнула…
— Знаешь что? — сказал дядя Рангел. — Отнесу-ка я её к соседям, наверняка подскажут. Как это мне вчера не пришло в голову заставить Марию вдеть эту проклятую нитку. Теперь жди её из Пло?вдива только в понедельник.
Минут через пятнадцать дядя Рангел возвратился вместе с толстой непричёсаной женщиной в бумажных бигуди, в грязном цветастом халате; глаза у неё были слегка навыкате.
— Что у тебя стряслось, Рангелочек? — раздался её оглушительный голос, и мы с папой невольно обернулись.
— Это мои друзья, тётя Стефка, познакомься!
— Маринова! Мерси! — сотрясла воздух тётя Стефка. — Да разве ж это мужское дело шить на швейной машинке!
— Но у нас тут…
— Будь оно неладно. Если бы не поставила фасоль на огонь, я бы вам всё сделала в пять минут.
— Да мы… — попытался что-то вставить папа, но тётя Стефка не обращала на него внимания.
— Так где она тут, окаянная? Надо продеть вот сюда, потом с этого боку, потом вот таким манером, а дальше пропустить через эту вот закорюку, потом так… так, потом вдеваешь в иголку, и готово. А что шить-то будете?
— Мы тут хотим соорудить…
— Никак невод задумали сделать, сети у вас, уж не на рыбалку ли собрались?
— Мы… — пытался вставить слово дядя Рангел.
— Вы что, спятили? Да если запропаститесь на всё воскресенье или будет носить вас нелёгкая бог знает где каждый воскресный день, несчастная жена умрёт здесь от тоски.
— Ничего с нею не случится! — сердито проговорил дядя Рангел, а папа стрельнул в него убийственным взглядом.
— Матушка родная, ну и мужики нынче пошли! Одно время Крум, дядюшка твой, когда женился на мне, из мастерских прямо домой спешил. Чтоб когда-нибудь затесался в какую компанию ради выпивки или подался с дружками за город без меня, боже упаси…
— Оно и видно… — ввернул папа.
— Отдал богу душу, горемыка. А какой был домосед. Нет, я должна рассказать вам про него, таким, как вы, — наука… И ваш напарник пущай слушает, потому как он тоже, видать, женат…
Мы все оставались на местах — кто стоял, кто сидел, — вконец ошарашенные, оглушённые её режущим голосом, от которого, казалось, весь дом дрожал.
— Тётя Стефка! — очнулся наконец дядя Рангел. — Там у тебя фасоль подгорит!
— Вай! — спохватилась тётя Стефка, и полы её замызганного халата заколыхались по направлению к выходу. — Матушка родная, как разговоришься…
Дверь захлопнулась, а у нас всё ещё звенело в ушах. Папа вытер вспотевший лоб и тяжело вздохнул.
— И как ему, бедняге, было не умереть, её муженьку-то!
— Ну и ну!
— Избавился, несчастный!.. — продолжал язвить папа.
— Мать честная! — стонал дядя Рангел. — А что бы с нами сталось, если бы она фасоль на огонь не поставила? Пропали бы за милую душу!
— Ты прав, повезло нам, ничего не скажешь! — улыбнулся папа, и мы снова начали замётывать края злополучного подсачка.
— А сейчас прострочим на машинке, и точка. Тогда примемся за ободок.
Дядя Рангел поставил машинку на столик и взял замётанный подсачек.
— Посмотрим, как тут колдовать дальше!
Он прижал лапкой сетку, расправил её и стал вертеть ручку. Машинка тихо хрюкнула и тотчас же что-то заело.
— Так дело не пойдёт! — вмешался папа. — Одному надо вертеть ручку, а другому шить.
Дядя Рангел согласился. Папа ухватился за ручку, однако она даже с места не сдвинулась — так сильно заело.
— Придётся её разобрать! — заключил папа.
Дядя Рангел притащил клещи, молоток, маслёнку, кусочки шкурки и другие инструменты. Скоро весь пол покрылся замысловатыми деталями. Разобрать машинку и почистить её оказалось куда проще, чем шить на ней.
Засучив рукав, папа шарил рукой где-то в утробе выпотрошенной машинки. Мне казалось, что оттуда уже больше ничего не извлечь, но папа всё же вынул какую-то круглую деталь и с удовлетворением перевёл дух, показав конец нитки.
— Это распределитель! Вот в чём была загвоздка.
Операция по разборке, смазке и сборке длилась часа три.
Перепачкавшиеся до ушей маслом и ржавчиной, папа и дядя Рангел помыли руки и снова начали шить.
Тем временем я собрала мусор и подмела в комнате. И ковёр поправила. Теперь папа собирал подсачек на проволоку, а дядя Рангел стоял над ним и удовлетворённо посапывал.
Наконец подсачек был готов. Папа поднял его над головой, осмотрел со всех сторон и заулыбался.
— Рангел, да мы с тобой можем мастерскую открыть.
— Ещё бы! — улыбнулся дядя Рангел. — А теперь давай-ка сыграем разочек!
Мы сели играть в кости и не заметили, как закончился этот дождливый воскресный день.
Глава десятая, в которой рассказывается про мой день рождения
Действительно, мой день рождения пришёлся на воскресенье. Мне очень хотелось встречать гостей, но в то же время я горела желанием пойти на рыбалку. В прошлое воскресенье мы делали подсачек и никуда пойти не могли. К тому же с утра до ночи шёл дождь. А этот воскресный день обещал быть особенно ясным. Кому приходилось бывать в Софии в конце июля, тот знает, как неприятно оставаться в городе, когда воздух над серой каменной мостовой начинает дрожать, а листья каштанов повисают от жары, словно их кипятком ошпарили.
Едва открыв глаза, я увидела на стульчике возле кровати новенький чехол, похожий на папин. На нём было написано:
Я протёрла глаза и открыла чехол. В нём была совершенно новенькая удочка. Удочка каких мало — с фарфоровыми колечками, красной намоткой и большой пробковой рукояткой.
Я спрыгнула с кровати и хотела было пойти на кухню, но увидела большую коробку шоколадных конфет — от мамы. До того как я стала ходить с папой на рыбалку, при виде такой коробки я могла умереть от счастья, потому что ужасно люблю шоколад. Теперь я глаз не отрывала от удочки. Не выпуская её из рук, полакомилась конфетой и скорее на кухню к маме:
— Мама! Мама! Посмотри!
— Твоему папе делать нечего! — с усмешкой сказала мама. — Дай-ка я на неё погляжу!
Она взяла удочку, осмотрела её и перевела взгляд на меня.
— Тебе нравится? Я в этих вещах ничего не понимаю!