Владислав откашлялся, с ухмылкой пощипывая бородку. На Гену собеседницы Сергея не произвели оживляющего впечатления.
? Здравствуйте! — небрежно кивнул всем Павел. Владислав, здороваясь, поклонился, то есть слегка подал свой корпус вперед. Один Гена, бормотнув что-то неопределенное, остался недвижен как изваяние.
Николай ответил на приветствие со всегдашней интеллигентностью в лице, девчонки сказали «здравствуйте» и отступили еще на шаг. Секунд двадцать-тридцать происходил быстрый обмен взглядами: то ли взаимное прощупывание, то ли своеобразная дуэль. И опять Сергею в его теперешней подозрительности показалось, что все чего-то ждут: Николай — от подошедших, те — от него.
Возле бывшей усадьбы не хватало теперь лишь Кости да Анатолия Леонидовича.
Да еще Лешки, близ которого остался в Южном Костя...
Владислав подмигнул Сергею:
? Геннадию до тебя в смысле рыбалки, конечно; далеко! — Ему определенно хотелось перещеголять Павла в двусмысленностях.
А тот опять уставился на девчонок.
? Может, ты познакомишь нас?
И сразу в кольце присутствующих наметилось движение: Николай протянул руку Павлу, они назвали себя; Геннадий с неожиданной для него реакцией сделал шаг вперед и вытащил из кармана правую руку, словно приглашение к знакомству было адресовано главным образом ему; Алена требовательно воскликнула: «Сережа, пошли обедать! — и, сдвинув брови, категорически повторила для Павла: — Нам пора обедать»; Галя не очень настойчиво попыталась удержать ее.
Мы не собираемся вас задерживать! — насмешливо удивился Павел. — Мы хотели только представиться!
Владислав, ущипнув бородку, изрек в пространство:
? Друзья нашего друга — наши друзья...
Но Алена уже взяла Сергея под руку.
? Меня зовут Ольгой, — через плечо сообщила она. — Сережа не завтракал, а мне мама велела следить за ним. — И добавила уже для Сергея: — Нам, забыл, ехать еще?
Алена вела себя правильно. Однако Сергею в данной ситуации лучше было остаться здесь, не уходить. И краем глаза он продолжал регистрировать происходящее вокруг него.
Чуточку поспешивший Гена уже готов был спрятать заготовленную для пожатья руку, но вежливый Николай, едва освободясь от Павла, шатнул к нему и привычно, с той же приятностью в лице назвался, а уж затем дал подержать свою безвольную руку Владиславу.
? Меня зовут Галя! — предупредила Галина какую-то новую реплику Павла и даже слегка присела на одну ножку. — Мы тоже уходим!
? А вам зачем торопиться? — вмешалась Алена.
Сергей чуть не подтолкнул ее. Выручил Николай:
? Мы договорились ехать вместе. — То ли ему не хотелось оставаться рядом с пришедшими, то ли он демонстрировал свою непричастность к ним...
Сергея это в любом случае устраивало, тем более что Алена уже тянула его от бывшей усадьбы.
? Вернетесь — ждите нас в гости! — пообещал Владислав,
А Павел вспомнил про лодку:
? Ты хоть вечером нас домой перебрось! Не забудешь?
Сергей понял, что лодку он сегодня не увидит.
Когда отошли шагов на двадцать, Алена, пользуясь тем, что Николай и Галина поотстали, предупредила:
? Один ты больше никуда не пойдешь. Понял? То ли утонул, то ли еще что...
Сергей хмыкнул, не найдя другого ответа.
? Где вы их подобрали, Сережа? — испуганно затараторила Галина, пристраиваясь по левую руку от Сергея. — Шайка какая-то! Один другого нахальней!
Николай со злополучными язями на хворостине шел сзади. Язи приобрели на солнце какой-то отечный, малосъедобный вид.
* *
*
Николай и Галина обосновались на лавочке у дома, от предложения Алены пообедать отказались, предоставив Алене и Сергею возможность побыть вдвоем, тем более что под этим удобным предлогом они сами оставались наедине.
Пока шли через кедровник, Сергей, отвечая Галине, рассказывал про заимку, где побывал из любопытства, о каждом из трех ее теперешних постояльцев: как познакомились, как оказалось, что следом за ним пришли на пепелище. Врать ему не было нужды.
Дома Алена сообщила в пространство, что Галина теперь все время будет около Лешки...
Сергей сидел у стола, переводя взгляд за Аленой, шагавшей из одного угла комнаты в другой, и никак не среагировал на ее сообщение.
? Что их тянет туда? — спросила Алена.
А он вспомнил недавний эпизод, свидетелем которого случайно оказался, и невольно съязвил в ответ:
? Любовь...
Алена остановилась напротив и долго откуда-то издалека смотрела на него.
? Любовь тянет... — мрачно повторил Сергей, раскаиваясь, что задел эту тему.
Алена отошла к окну, через которое Сергей уходил ночью в Южный, и стала глядеть на улицу.
В ожидании, пока это надоест ей, Сергей подумал, что с Аленой ему всегда проще на людях — там она хоть прикидывается тихоней, а с глазу на глаз он никогда не может предугадать, что ждать от нее в следующую минуту...
? Будешь обедать, Алена? (Она кивнула, не оборачиваясь.) Запсихуют... — напомнил Сергей.
Алена ответила тусклым голосом:
? Ничего с ними не случится...
Сергею стало жалко ее.
? Там, на заимке, Алена, был еще один человек...— Она медленно обернулась. — Они говорят, что он приехал раньше всех, раньше Гены. А в пятницу вечером исчез. Вроде захватил чужой плащ — и больше его не видели. А работает в двух шагах от Гены, в Белогорске. Зачем ему воровать у соседа? И я тебе скажу: все они что-то знают. Все! Галька тоже.
Алена отошла от окна к двери, у порога остановилась.
? Сейчас, когда я смотрела, из-за угла выходил Николай. Глянул во двор и на окошки.
Сергей прыгнул к окну.
? Вот гад!
? Давай обедать, Сережка... — сказала Алена и ушла в кухню.
Принесла в Лешкину комнату холодный борщ, пахнущую чесноком колбасу, банку малинового варенья.
И, пока ели, не глядя друг на друга, думали каждый о своем.
К борщу Алена едва притронулась, нехотя, без аппетита прожевала кусочек колбасы, потом намешала варенья в холодный чай и стала наблюдать за Сергеем. Хот не выдержал:
? Чего ты смотришь?
? Наелась. Талию берегу, — ответила Алена.
? Ну береги...
Она промолчала. Не спросясь, подлила ему борща. А потом, когда он взялся за бутерброд, сказала:
? Можно тебе один вопрос?
? Смотря какой.
? Тебе Галина нравится?
Сергей поперхнулся.
? Как женщина, — уточнила Алена.
? Вот еще! — фыркнул Сергей. — Там и глядеть-то не на что.
? А фигурка у нее...
? Придави ногтем — только щелкнет! Ее надо под микроскопом разглядывать. Левша — и тот не подковал бы!
Алена вздохнула.
? Врешь ты, Сережка. Она хорошенькая. И обаятельная. И ласковая. И женственная. Потому ты врешь.
? Хорошенькие котята бывают! — разозлился Сергей. — А насчет обаятельности, так это чтобы в любую дырку, что ли, пролезть? Ручки, губки там — все как нарошное! — Истины ради добавил: — Одни глаза разве...
? Глаза — это она атропин капает.
? Ч-что? — переспросил Сергей. — Лекарство?
? Ну да, — сказала Алена, — чтобы блестели. Не видел, у нее зрачки расширенные?
Сергей, хмыкнув, пододвинул к себе банку с вареньем.
? До вас только доберись — ничего своего не окажется... Может, и ты капаешь?
? А у меня что — блестят?
Сергей поглядел на ее зеленоватые, в крапинку глаза, на младенчески-чистые белки с просинью и не ответил.
Пока Алена убирала посуду, он стоял у окна, наблюдая из-за занавески. Пора было выходить.
Но, закончив уборку, Алена подсела к столу и, тревожно сдвинув брови, надолго задумалась, подперев голову кулаками, словно впереди у нее была вечность и никто не поджидал их за воротами.
? Может, все-таки пойдем, Алена?
? Сережка... Я вот перед отъездом читала о Бухенвальде. Как убивали там, мучили... И я все время думала...
Честно говоря, Сергей не предполагал, что Алена может задумываться над подобными вещами. И минуту назад готов был поклясться, что до прошедшей ночи она вообще подолгу не задумывалась ни над чем.
А она продолжала:
? Когда читала, мне показалось, что смерть может стать чем-то обыкновенным: как дождь, снег... Ведь нет, Сережка! Правда? Это страшно. Это надо заранее, что ли, умереть? Ходить еще, а уже быть мертвым. Я сегодня целый день думала... Умереть можно за что-то... Когда война, когда нельзя иначе. А если убивают теперь?.. У меня, Сережка, по коже вот здесь, — показала между лопаток, — мурашки бегают. От злости, понял?..
? Идем, Алена... — опять позвал Сергей после паузы.
Она выпрямилась, положив руки с растопыренными пальцами на стол перед собой. Кивнула.
? Сейчас... Переоденусь... — Напряжение сошло с ее лица.
Сергей сделал несколько шагов по комнате, но поймал себя на том, что одну за другой перенимает Аленины привычки, и остановился.
? Ничего мы пока не знаем, Алена. Ни-че-го!..
Она промолчала, разглядывая собственные пальцы, то чуть сдвигая, то раздвигая их. А когда Сергей опять нетерпеливо зашагал по комнате, вдруг спросила:
? Сережка... как ты думаешь, мне маникюр сделать?.. — И вопросительно поглядела на него снизу вверх.
Язык у Сергея отсох на определенные доли секунды.
? Поспрашивай кого-нибудь другого, ладно?
? А ты сказать не можешь?.. Может, меня твое мнение интересует?
? У меня, знаешь, как-то еще не сложилось мнение на этот счет.
? Зря... — сказала Алена. — Для вас же делается все, не для себя. Как вот у Гали...
? Нужен он мне, ее маникюр! — разозлился Сергей.
? А кому-нибудь это приятно… — грустно заметила Алена.
Сергей вздохнул, что тоже бывало с ним редко. Алена встала.
? Побудь на кухне, я переоденусь.
Она захватила с собой из дому всего два платья — на всякий случай: черное, которое надевала вчера, да еще светло-коричневое, с белым поясом, белым воротничком и такой же отделкой на карманах, в которое нарядилась теперь.
А раньше, случалось, она за все лето ни разу не надевала выходного платья. Как-то умудрилась даже на танцплощадку пойти в спортивном костюме. Через пару ганцев пришлось, правда, с достоинством удалиться, пока не попросил никто. Но все же...
Белый цвет шел ей. Оценив по заслугам и это платье, и белые (на этот раз без каблуков), оплетающие голень босоножки, и гладко прибранные с одного боку волосы, отчего они упали теперь на одно ее левое плечо, Сергей мрачно поинтересовался:
? Мне что — тоже переодеваться?
Алена утешила:
? Тебе не надо. Ты же мужчина. — И, подражая кому-то, добавила: — Так импозантней... Тебе бы зарасти еще, как тот, в шляпе, небритый.
Сергей невольно тронул подбородок, который он скреб сухой бритвой раз в полтора-два месяца.
Перед уходом Алена тщательно проверила все шпингалеты на окнах, а когда навесила замок, строго сказала, ткнув для убедительности в грудь Сергея:
? Между прочим... Если тетя Валя останется в Южном — ты, Сережка, будешь сегодня ночевать здесь. В доме. Понял?
* *
*
Последовательность Алены с точки зрения нормального человека можно бы графически изобразить линией, напоминающей траекторию движения молекулы в растворе. И это, случалось, подводило ее.
Однажды разбирали на комсомольском собрании Жорку Вадыкина. Был он немножко чокнутый, себе на уме, и симпатиями в классе не пользовался. Тяжелый, угрюмый, он жил как бы в полусне, на вопросы учителей отвечал односложно, случайные дискуссии игнорировал, в общих затеях никогда не участвовал, друзей не имел, искал «смысла в жизни». По всем без исключения предметам Вадыкин перебивался на тройках, зато был постоянным читателем самого скучного отдела городской библиотеки, а пухлый портфель его изнывал под тяжестью изданий «Академкниги». Вадыкин штудировал философию. И можно с уверенностью сказать, что он корпел над Шопенгауэром или Кантом даже в то время, когда весь класс бежал с уроков на «Великолепную семерку» в «Гигант». Шума философ не терпел, а значит, презирал в душе добрых три четверти класса, то есть всех, кто вроде Алены не мог существовать без движения. Алену он даже видеть не мог и в седьмом классе обозвал «шилохвосткой». А она его — «заплесневелым». «Шилохвостку» забыли, а «заплесневелым» Вадыкин остался навсегда.
Отличился Жорка на уроке физкультуры.
Физруком третьей школы был мастер спорта по гимнастике, чемпион области в недавнем прошлом, Анатолий Григорьевич Сумской, или проще — Толик. Он приходил на занятия, как правило, в ярко-голубых трико и открытой борцовской майке, сознательно или несознательно демонстрируя весь комплекс мужской мускулатуры, что играла на его треугольном торсе. Мальчишки ему завидовали, девчонки в него влюблялись. Толик откровенно презирал животы, двойные подбородки, студнеобразные бицепсы и не раз, не два выказывал свое презрение медлительному увальню-философу.
Жора, кое-как отработав на брусьях, должен был сделать передний соскок. Но в последнюю долю секунды — то ли по рассеянности, то ли потому, что раздумал, — не спрыгнул на мат, а обрушил свои восемьдесят килограммов на деревянную перекладину, чтобы уж с нее меланхолично соскользнуть вниз. Перекладина затрещала, класс прыснул, а энергичный Толик бросился проверять, что случилось со снарядом.
? Вам не спортом заниматься, а... — Он захлебнулся от негодования. — Дворником вам работать, тротуары мести — вот где вам место ? более унизительной профессии Толик не нашел. Но затем высказал свою главную мысль о том, что «гимнастикой заниматься — надо головой работать»: «Не руками-ногами, не задом, а головой!»
И тут Жора заявил со всегдашней флегмой в лице:
? Я заметил, что это подчеркивают всегда те, кто даже не знает, есть у него голова на плечах или нет...
? Ва-ды-кин! — закричал Толик так, что его было слышно в соседнем квартале, закричал, чтобы остановить Жору, потому что тот уже направился было в строй, как человек, до конца исполнивший свой долг перед физкультурой. — Что вы сказали?! Объясните, что вы хотели этим сказать?!
Жора остановился и, глядя в глаза учителя, неправдоподобно толково объяснил свою мысль:
? Я хотел сказать, что ни один ученый не говорил, что работает головой. Если судить по высказываниям — это привилегия футболистов, гимнастов да еще этих... — Жора задумался в поисках слова. — Которые ядро толкают. Ужасные интеллектуалы.
Собрание предполагалось тихое, мирное, поскольку вопрос не вызывая разногласий. Грубость, оскорбление учителя были налицо. И единственной задачей комсорга Ленки Голиковой было организовать хоть несколько приличествующих событию выступлений.
Выступления сводились к тому, что Георгий (то есть Жорка) Вадыкин, конечно, виноват, но был возбужден, погорячился, и, наказывая его, следует учесть это. Класс по привычке выгораживал товарища, хотя товарищем Жорка был никудышным. И вдруг слова потребовала Алена. А надо сказать, что выступала она редко, и, может быть, еще поэтому авторитет у нее, добытый где колбой из-под кислоты, где неизменной прямолинейностью, был железный.
Алена сказала, что говорить надо не о данном случае — Вадыкин вообще склонен к хамству: товарищей он презирает, учителей тоже, открыто ставит себя выше всех и на тройки учится единственно потому, что считает ниже своего достоинства заботиться об оценке, хотя другим людям эти самые четверки-пятерки даются, может быть, с трудом...
Выступление Алены разорвало цепь круговой поруки, желание высказаться проявил чуть не весь класс. Вадыкину растолковали, как до чертиков надоело всем его выпирающее через все поры самомнение, напомнили его подленькую привычку будто невзначай унизить человека ядовитой репликой — унизить, как правило, за неосведомленность именно в тех «умных» вопросах, в которых он, Вадыкин, дома...
Заговорили наперебой, так что разгоряченная этим единодушием Ленка Голикова не выдержала и, прекращая разноголосицу, объявила:
? Предлагаю вынести Георгию Вадыкину строгий выговор с предупреждением! Кто за это предложение, прошу поднять руки! Едино...
Договорить она не успела, потому что со своего места решительно поднялась Алена.