? Конечно, — заверила Алена. — Я переберусь к Сережке во флигель!
Рука Анастасии Владимировны невольно потянулась, чтобы из-за спины согнутым пальцем ткнуть в бок дочери.
? Оль-га!.. — прошипела она одной стороной рта.
? Я, Анастасия Владимировна, буду ночевать в гостинице, — сказал зав, будто ничего не заметив. — Здесь должны, быть отдельные номера. А я люблю вечерами чтобы сам себе хозяин...
Галину первым заметил Сергей. Она шла со стороны автопарка, и это подтвердило его догадку относительно ее ничем не объяснимой задержки. Он думал — она остановится при виде незнакомых людей. А та взволнованно просияла и, радостная, смущенная, вдруг заспешила к общему кругу:
? Андрей Борисович! Какими судьбами?!
«Сколько же у нее знакомых?..» — изумился Сергей.
Анастасия Владимировна встретила Галину с неизменной приветливостью, Алена — с любопытством.
А преуспевающий зав, как успел заметить Сергей, был попросту не рад встрече. Однако Досада лишь мелькнула в его глазах, чтобы тут же смениться трафаретным восторгом. Но и секунды было достаточно, чтобы возбудить подозрение Сергея.
? Галя! — воскликнул стоматолог. И обернулся к Анастасии Владимировне. — Ну вот! Оказывается, и тут у меня есть знакомые! — Шагнул навстречу Галине.— Здравствуйте! — Обеими руками потряс ее расслабленную ладонь. — Ехал в глухомань, а оказался среди своих!
Это энергичное приветствие заставило Галину покраснеть. Сергей подумал, что взгляд стоматолога, адресованный Галине, мог быть не столь радушным, как слова.
? Андрей Борисович — Костин товарищ! — сообщила Галина для присутствующих и смутилась еще больше.
? Мы вместе отдыхали в Евпатории, — уточнил стоматолог.
? Костя будет очень рад... — пробормотала Галина, с недоумением разглядывая Анастасию Владимировну.
? Это моя мама! — гордо объяснила подкидыш.
? Очень приятно!.. — сказала Галина, одаривая Анастасию Владимировну одной из своих очаровательных улыбок.
? Здравствуйте... — Аленина мать как-то неловко переступила с ноги на ногу. — Мир тесен, выходит! — На руке ее сверкнул перстенек, который она завещала однажды подкидышу.
? Да уж кого не думала увидеть — Андрея Борисовича! — подтвердила Галина.
? Ну конечно! — поддержал ее стоматолог. — Андрей Борисович — гость незваный! А у меня в Сосновске двери для вас открыты настежь! Учтите это.
? Как и наши тоже, — вставила Анастасия Владимировна.
При этом извержении любезностей один Сергей оставался в стороне и мог строить всевозможные домыслы по поводу неожиданного знакомства Галины с этим давно неприятным ему субъектом.
? Мама, мы собирались в дом? — напомнила Алена.
? Андрей Борисович, заедете к нам, — сказала Галина, не то спрашивая, не то утверждая. — Скоро у Кости перерыв, он обидится.
? Я обязательно повидаю его! — с готовностью откликнулся стоматолог. — Когда у него перерыв? — И обернулся к Анастасии Владимировне. — Мы еще не спешим?.. Ну, я пока загляну к Гале!
? Мы как-нибудь найдем вас... — ответила Анастасия Владимировна.
? Я знаю, где живет Галя, — сказала Алена. — Мы зайдем.
Галина только теперь спохватилась:
? Как там Леша?
? Он просил курить, — сказала Алена. — И ждет вас. А Сережа не курит.
? Это тот самый Леша, из-за которого мы выжимали по сто километров в час? — спросил у Анастасии Владимировны стоматолог.
? Тот самый. Валентины Макаровны сынишка, — ответила Анастасия Владимировна, еще раз внимательно оглядывая Галину.
? А далеко нам? — спросил стоматолог у Галины.
Она показала в сторону кедровника.
? Здесь десять шагов! — Почему-то она все время немножко смущалась под взглядом самостоятельного Андрея Борисовича.
? Тогда садитесь! — пригласил он. — Лучше ехать, чем пешком.
? Ну и мы пошли... — пробормотала Анастасия Владимировна, обращаясь в пространство. — Сережа!
Сергей проводил взглядом злосчастную «Волгу», с места без напряжения одолевшую подъем.
? Я зайду попозже, тетя Настя. — Алена сдвинула брови. — Я сейчас, — пообещал ей Сергей. — Честное слово, на минуту!
С тех пор, как Никодимовка приобщилась к цивилизации, в деревне появились телефоны. И один был, в частности, на квартире директора школы... Сергею хотелось уточнить, в какую машину садился Лешка, будучи в Сосновске, когда не пожелал узнать своего соседа по Никодимовке, Антошку.
Вернулся он довольно скоро. Алена, замкнутая, сидела в углу под фотографиями. Тетка Наталья собиралась в соседней комнате на работу: одергивала зеленую кофту, то на правое, то на левое плечо перекладывала косу... Аленина мать вместе с теткой Валентиной Макаровной собирала на стол. Лицо у тетки Валентины Макаровны было мрачное, и это сказывалось на Алене.
Тетка Наталья осталась наконец довольна собой. Слегка покачивая бедрами, вышла в горницу и, вскинув на плечо новомодную, с деревянными застежками сумку, весело пропела:
? Ну кушайте тут на здоровьичко, а я — может, допоздна, может, дотемна! — И ушла, проверяя на Сергее, какое впечатление производит ее моложавая внешность. Сергей, увы, был профаном в этих делах.
Пока женщины собирали на стол, Алена безучастно разглядывала фотографии в рамках. Сергею ничего не оставалось, как подойти и тоже смотреть.
? Ну присаживайтесь... — не очень гостеприимно сказала тетка Валентина Макаровна, когда все приготовления довершил вместительный чугунок с тушеным картофелем.
Алена исподлобья выжидающе посмотрела на Сергея. Он отошел и сел к столу. Она пристроилась на уголке рядом.
? Ты, Валентина, чудная, прямо скажу, — заметила Анастасия Владимировна, раскладывая по тарелкам картофель. — Радоваться должна, а ты себе расстройства ищешь.
? Да уж отрадовалась, выходит, — не глядя ни на кого, сказала тетка Валентина Макаровна. — Молодежи нынче до радостей наших дела нет... Им свое невтерпеж, как приспичит...
Ковырнув большой серебряной вилкой кусочек баранины в картофеле, Алена задержала руку.
? Вы на меня, тетя Валя, сердитесь?
? Да нет, с чего ты! — преувеличенно удивленная, запротестовала тетка Валентина Макаровна. — Не о тебе речь... Других хватает... Обидчивые какие...
Алена повела бровью, помолчала, глядя в тарелку, и стала есть.
? Горе с вами... — вздохнула Анастасия Владимировна.
Обед прошел в недипломатической обстановке: нетоварищеской и недружественной. Вяло переговаривались о домашних делах, о знакомых тетка Валентина Макаровна и Анастасия Владимировна. Сергей и Алена молчали. Первой завершила трапезу Лешкина мать. Отодвинув кофейную чашку, смахнула крошки со стола перед собой и, как тетка Наталья, сказала нараспев:
Ну, вы кушайте на здоровьичко... Ты, Анастасия, не торопись, пригляди за духовкой. Я к Наталье, кой-чего еще...
Сергей поднялся следом за ней, поблагодарил и отошел на Аленино место, под фотографии, стал рассматривать трех дореволюционных солдат, что вытянулись по стойке «смирно» перед фотографом.
Когда дверь за теткой Валентиной Макаровной закрылась, Аленина мать минуты две переставляла с места на место тарелки, блюдца, повертела в нервных пальцах обертку от «Чно-чио-сан», потом глянула на Алену. Как же это ты, Ольга?..
Алена отстранила недопитую чашку, сдвинула брови.
? Что она тебе сказала?
? Нехорошо ведь...
? Что нехорошо, мама?
? Да вот... С Лешкой получается... Кто эта Галина? Откуда она?..
? А какое тебе дело до этого?
? Да ведь у нее лицо, как бы это... нехорошее, — ответила мать. — И глаза... — Анастасия Владимировна замялась. — Порочные у нее глаза. Таких бояться надо.
? Это его дело, — сказала Алена. — Не твое, мам.
? Да ведь не мое, конечно, — согласилась мать. — Если бы не ты... Валентина как сказала — у меня и коленки затряслись...
Алена оттолкнула от себя тарелку, встала и, то сжимая в кулак, то разжимая гибкие пальцы, прошлась по комнате из угла в угол.
В просторной горнице тетки Натальи смешались все существовавшие эпохи, и неподалеку от массивного, на кривых, рахитичных ножках стола бодливым теленком затаился вполне современный — журнальный; на стойке черного доисторического бюро ветвился тяжелый серебряный подсвечник; над столом, посреди горницы, свисала роскошная, в семь колпаков люстра; а в углу, по-над потолком бездействовали неоновые светильники...
? Оставь это, мама! И забудь, — сказала Алена.
? Но если все же так, Ольга... Ты уж как-нибудь... — Анастасия Владимировна не выдержала и всхлипнула.
? Оставь! — прикрикнула на нее Алена, так что Сергей оглянулся. — Оставь, пожалуйста! Ничего вы обе не понимаете! — Изогнутые к вискам брови ее взметнулись, и она стала похожа на артистку сосновского театра Крамышеву в «Медее».
? Я не понимаю... — кивнула Анастасия Владимировна. — Да ведь сердце-то теперь ныть будет... за тебя...
Алена как-то странно засмеялась. И, скрывая от Сергея лицо, подошла к матери, обняла ее сзади за шею.
? Глупая ты у меня, разглупая!
? Болтай, болтай... — закивала Анастасия Владимировна. — Но уж если что, Ольга... Ты уж крепись... Люблю я тебя, чудачку... — сказала Алена, зарываясь лицом в материны волосы. — Ты у меня совсем ребенок еще... И знаешь, если бы ты осталась сироткой, я бы подобрала тебя и воспитывала...
? Дурочка ты... Набитая.
? Ну я пойду, — вмешался Сергей.
? Подожди. — Алена оглянулась. — Пойдем вместе. Мама, мы погуляем с Сережей...
Анастасия Владимировна кивнула.
? Только не пропадайте... Валя вернется — пойдем к Лешке.
? Мы будем в саду, — сказала Алена.
Сады в Южном никогда не приносили плодов. Но их выхаживали и любили. Кто-то первым завез на строительство рудника яблоневые саженцы, и пошло — от дома к дому. Одно дело — тайга кругом: и кедр, и сосна, и лиственница, и ель, а близ урмана смородины невпроворот. Другое дело — собственные яблоньки за домом, собственные рябины, собственная смородина и даже собственные березки в палисаднике! И случалось иногда, что крохотные ранетки успевали порозоветь к холодам. Но по весне около хозяйских домов сады каждый год бушевали неуемной белой кипенью. И вечерами, как мотыльки на огонь, тянулась к ним молодежь.
У тетки Натальи, кроме акации и яблонек, росла в саду красная и черная смородина, несколько розовых кустов и душистая гвоздичка.
Сергей и Алена прошли в дальний угол, где стояла обвитая хмелем беседка, и хмельной дух густился в безветрии. Но в беседку, где муж тетки Натальи соорудил столик и лавочки, Алена не вошла, остановилась поблизости.
? Куда ты ходил?
? Звонить. Антошке звонил... Не дозвонился...
Алена сорвала яблоневую ветку у своего плеча, исподлобья разглядывая Сергея, пожевала один листок.
? Почему ты сказал Лешке, что его ударили?.. Из-за шишки на затылке?
? Лешка не маленький — бегать как угорелый, — нехотя ответил Сергей. — А когда бабка рассказывала про огонек, я подумал: что, если кто-то был около него?.. Но ему я сказал на пушку. И это единственное, в чем уверен теперь... Остальное только начинает проясняться.
? Умный ты, Сережка... — сказала Алена.
? А ты не знала?
? Знала...
? Ну так вот... — Сергей отвернулся.
В голубом небе над садом плыл коршун. Плыл безнадежно медленно, высоко и одиноко. Солнце казалось ниже его. Надо было что-то предпринимать. Но Алена стояла и смотрела на Сергея, никуда не спешила. Волосы ее упали из-за спины, свесились на лицо, и она смотрела, как из укрытия.
? Что теперь будет? А, Сережка?.. Может, рассказать ему все, что мы знаем?..
? Подожди, Алена... Я не люблю, когда мне врут!
? А зачем нам правда?.. — тревожно спросила Алена.
? Затем... — сказал Сергей. И обозлился: — Затем, чтобы Лешка не взял на себя больше, чем ему полагается! Ведь он может все на себя взять.
Отбросив через плечо яблоневую ветку, Алена села на траву и, обхватив колени руками, ненадолго уткнулась в них подбородком.
А Сергей остался стоять. Машинально оторвал листок над головой, попробовал жевать, как Алена. Листок оказался безвкусным.
? Из-за Галины? — спросила она.
? Не мое дело, конечно... Но Галина его — Мишаня правильно сказал — шлюха! И тетя Настя твоя сразу заметила...
Алена подняла голову, испытующе посмотрела на него снизу вверх.
? Это, Сережка, их дело.
? Их... — согласился Сергей. — Но когда на глазах у всех она обводит его: «Леша, Лешенька...» Врет, сволочь!
? Я вижу это. Не ругайся, — сказала Алена.
Сергей помолчал.
? Ничего ты не видишь...
? Вижу... — повторила она.
? Откуда?
? А хоть по себе... — сказала Алена. — Так не носятся с разными ахами, когда что-то по-настоящему.-
? А ты знаешь, как это бывает по-настоящему?..
Алена сорвала горсть нежно-зеленой травы из-под ног, высыпала на коленку. Ответила коротко:
? Знаю.
? Я бы рассказал тебе, о чем беседовал с Николаем... Рассказать?
? Как хочешь... — ответила Алена. — Я это давно вижу: и Николая, и ее.
Сергею стало почему-то неуютно. Последнее время один на один с Аленой он чувствовал себя все хуже.
? Пойдем, Алена... Или я пойду.
Алена не ответила.
? Утром ты сказал: я переменилась... Помнишь? Так вот правда, Сережка, я совсем-совсем переменилась. И никто не замечает. Аж обидно! Потому что я, которую все знают, и взаправдашняя — совсем разные. А мне приходится жить не как я сама... Понимаешь? А как другая, к которой все привыкли.
? Кажется это тебе, Алена.
? Нет, не кажется, — возразила она. — Все когда-нибудь меняются. Должны меняться!
Сергей поежился.
? Зачем?
? И ты должен! — сказала Алена. — Есть у всех детство... А потом... Это только говорят, что все незаметно, постепенно. Это бывает сразу: случается что-то — и ты взрослый. Как, например, со мной. Я, Сережка, давно не ребенок... Совсем. Прикидывалась только...
? Все мы не дети, — сказал Сергей. — Все прикидываемся.
? Нет... — сказала Алена. Обеими руками вдруг перепутала волосы. — Я сама себя не узнаю, какая я стала тряпка!.. — И, вздохнув, опять обхватила колени.
Откуда-то сверху, со стороны больницы, неожиданно громко донеслась песня: «Во поле березонька сто-я-а- ла!..» Потом сразу, без перехода грохнул джаз...
Алена молчала. Последние отзвуки металлического боя растворились вдалеке, и опять стало тихо.
Пока Сергей что-то делал, пока двигался, ему удавалось не думать ни о чем трудном для себя, главном. Может, еще и поэтому он в ночь-полночь хватал «Наяду», куда-то бежал... Ему не надо было выходить в сад с Аленой. И молчать в оживающей изнутри тишине... Ведь за год, что прошел с той ночи, когда он оставался на берегу, он так и не смог избавиться от нахлынувшего на него тогда одиночества. Если бы Алена знала, чего это стоило ему, — она пощадила бы его на пустынном Никодимовском проселке. И может быть, теперь он не чувствовал бы себя таким беспредельно слабым...
? Алена... Зачем ты сегодня сделала это?
? Что?.. — спросила она после паузы.
? Там... — сказал Сергей. — Когда мы шли, на проселке...
Она вскинула голову, и опять, как утром в летнике, воспаленные глаза ее стали мокрыми. Потом высохли.
? Тяжело мне, Сережка... — Немного погодя добавила с какой-то безысходностью в голосе: — Не могу я ни о чем говорить!
Сергею стало неловко за себя.
? Не говори, если не хочешь... — Он помедлил. — И знаешь: уезжай с матерью! Сегодня, автобусом. Лучше я здесь один...
Алена оттолкнулась от земли, встала.
? Никогда я тебе ничего не скажу, Сережка. И никому! Буду как...
Алена не договорила, потому что не знала, как кто она будет.
? Брось, Алена... К чему ты все это?..
Она обеими руками с нажимом пригладила волосы на висках, как бы сняв тем самым выражение потерянности с лица.
? Это я так, Сережка... Расклеилась. В общем-то, я сильная, я знаю. Но слабым, Сережка, гораздо легче! Я давно заметила: слабым все проще! За ними ходят, с ними нянчатся, их уговаривают! А сильный пока вот этим все сам не сделает... — Она показала Сергею бицепс. — Хоть помри.
? Ну и что ты — завидуешь? — спросил Сергей.
? А почему бы нет? — вопросом на вопрос ответила Алена..
? Подлым тоже легче. И чокнутым, — сказал Сергей.
Глядя в просвет между яблоневой листвой, Алена добавила: