Вишневая «Волга» между тем вынырнула из-за поворота на улицу Космонавтов, возле дома тетки Натальи съехала с проезжей части улицы на траву и затормозила против окон.
Стоматолог видел Сергея и Алену. Вышел из машины, прикрыл дверцу, в ожидании остановился рядом.
— Гуляем? — спросил он, когда они приблизились настолько, что можно было разговаривать, не повышая голоса.
— Я была у Гали... в гостях, — сказала Алена.
— Вы, оказывается, тоже знакомы? — оживился Андрей Борисович.
— Два дня! — сказала Алена, останавливаясь напротив.
Сергей отошел от нее к буферу «Волги», стал рассматривать отражение голубого неба, придорожной канавы и тополей в никелированных ребрах радиатора. Алена в гладком никеле получилась изломанной пополам. А стоматолога не было видно.
— В наше время это достаточный срок, чтобы узнать друг друга! — сказал Андрей Борисович.
— Мы узнали, — не стала спорить Алена. — А вам Галя нравится?
— Мне? — переспросил Андрей Борисович, несколько удивленный. — С Галей у меня в общей сложности двух дней знакомства не наберется! По-моему, хорошая девушка. Я не прав? — Этот вопрос он почему-то адресовал Сергею.
Сергей согласился:
— Хорошая. Они с братом похожи друг на друга.
— Не так уж и похожи! — вмешалась Алена, чтобы Сергей не брякнул чего-нибудь.
— Нет, почему? — приятно улыбаясь, вступился за Сергея Андрей Борисович. — Они действительно как близнецы!
Сергей хотел подтвердить эту истину. Алена опередила его:
— Мы с ними только через Лешу...
Андрей Борисович пожал плечами, давая понять, что ему до них, в общем-то, нет никакого дела, слегка повернулся к «Волге».
— Может, лучше прокатимся?
Мотор автомобиля, хорошо смазанный, обхоженный, продолжал работать во время этого разговора, чуть слышно урча и подрагивая. В унисон ему за лобовым стеклом подрагивал на резиновой подвеске улыбающийся Буратино. На ковровом покрывале переднего сиденья валялись кожаные перчатки с крагами, за спинкой заднего лежал букет васильков, газеты и свежий номер «Вокруг света».
— Вам сегодня еще не надоело? — спросила Алена.
— Для меня это не работа — отдых! — похвалился Андрей Борисович.
Сергей подумал, что он зря пялит глаза на Аленины зубы, — стоматологам там делать нечего. Сказал:
— По-моему, езда хоть в автобусе, хоть в машине — это хуже всякой работы.
— Нам сейчас надо еще в больницу идти, — опять вмешалась Алена.
Андрей Борисович удивился:
— Так мы еще не скоро в Никодимовку?
Алена покосилась на Сергея, который с безучастным видом опять любовался отражением земли и неба в сверкающих ребрах радиатора.
? Я сейчас спрошу! — сказала она Андрею Борисовичу и, отбежав к дому, потарабанила ногтями в окно. — Мама! Мам! За стеклом из глубины комнаты появилась Анастасия Владимировна, подергала шпингалеты одной рукой, другой, пока догадалась открыть форточку.
— Андрей Борисович спрашивает, когда поедем в Никодимовну.
— Господи! — охнула Анастасия Владимировна. — Валя еще не пришла. Андрей Борисович, мы вас измучили! Зайдите хоть пообедайте, пока это все...
— Ради бога! — остановил ее Андрей Борисович, загораживаясь поднятой к лицу рукой. — Пообедать я успею в гостинице. Я уже снял довольно сносную комнату. Большое спасибо!
— Если вы сейчас же не зайдете пообедать, — выставила свои условия Анастасия Владимировна, — я выйду, чтобы уговаривать вас на улице! — И она отошла от окна.
Угроза подействовала. Стоматолог заторопился.
? Анастасия Владимировна, я сейчас! — Распахнул дверцу, выключил зажигание, отчего мотор сразу умолк, бормотнув и сыто встряхнувшись напоследок. — Ну вот... — Захлопнул дверцу.
— Проходите, — сказала Алена, открыв калитку.
— Трудно отказаться, когда приглашает такая девушка, как Оля!
— Меня она редко приглашает... — заметил Сергей, шагая вслед за стоматологом к дому.
Алена посмотрела на одного, на другого.
— Если тебе нравится, Сережа, проходи, пожалуйста!..
На крыльцо выбежала Анастасия Владимировна.
— Ну, вы обедайте, а мы тут... — сказала Алена, останавливаясь возле Сергея.
— Я с этим не согласен, — запротестовал Андрей Борисович.
— Они уже пообедали, — вступилась Анастасия Владимировна, — пусть погуляют. Заходите. Прошу вас!
— Спасибо, спасибо! — поблагодарил «самостоятельный» на все сто процентов мужчина и многозначительно ухмыльнулся не то лестничным ступеням, не то распахнутой двери.
— Это он тебе, — заключил Сергей.
— Ты злой и ядовитый, как....
— Скорпион, — подсказал Сергей, потому что сравнения ей всегда удавались не сразу. Даже хуже, — согласилась Алена.
— Но я бы не стал из-за машины любезничать с таким типом.
Алена сдвинула брови, потом развела их.
— Сережка... Дай хоть ты мне чуть-чуть покоя...
Он глянул в сторону и молча пошел за ней по тропинке между кустами смородины.
— Посидим?..
— Как хочешь, — сказал Сергей.
По двум промытым дождями ступеням зашли в беседку. Алена села на лавочку. Сергей отошел к противоположной стене густого, многократно переплетенного хмеля.
— Как в каком-нибудь княжеском парке... — заметил он.
— А что здесь плохого? — Алена оглядела ступени, круглый столик, зеленую крышу над головой. — Помнишь, у Гончарова: обрыв... беседка в саду... Я, когда читала, завидовала... А еще, дурочка, думала, что у меня в жизни самое главное когда-нибудь тоже окажется так: чтобы тишина, старый парк и беседка...
Сергей, не ответил.
— Тебе никогда не думалось что-нибудь такое? — спросила Алена.
Воздух в беседке, прогретый за день, был недвижен, а потому казался более сухим и душным, чем снаружи, под яблонями. Сергей подумал, что в любой романтике есть свои минусы, и сказал об этом.
— Каждый замечает, что ему нравится, — ответила Алена. — Один видит приятное лицо, а другой, как у Чернышевского, думает о частицах грязи в порах... Мне хорошо здесь, — сказала она. И замолчала, слегка запрокинув голову на увитую хмелем ограду.
Сергей под ее взглядом стал перебирать желтые листья на одноногом, щелястом столе.
— Что случилось у Лешки? — спросила Алена.
Сергей помолчал, расправляя влажные листья.
— Я тебе не скажу об этом, Алена.
Она склонила голову на плечо и стала глядеть в небо, в просвет между переплетенными жгутами хмеля.
— Обиделась?
Она покачала головой.
— Нет... Но я как связанная в этот раз! Идиотство… И ты делаешь все сам, как хочешь...
— А мне теперь делать больше нечего, — успокоил ее Сергей. — Сиди да жди. Я теперь нарасхват буду.
Разговор прервался, потому что оба слышали уже, как скрипнула калитка, и улавливали торопливую поступь Галины через сад.
* *
*
Когда из полуденной яркости Галина заглянула в беседку, не сразу разглядела в пятнистых сумерках, что там кто-то есть. А вид у человека, когда он смотрит в пустоту, бывает расслабленным, даже чуточку глуповатым. Недавно еще прозрачные белки ее испещрили красноватые прожилки. Лицо поблекло, постарело и, невольно расслабленное теперь, казалось отечным. Когда она разглядела Сергея и Алену, черты ее приобрели естественную определенность. Но выражение крайней усталости и обиды сохранилось в лице.
— Я за вами, — объявила она Сергею с первым шагом в беседку. Он сгреб на ладонь желтые листья, уложил их кучкой в центре стола.
— Так быстро?.. Я говорил — позже.
Она переступила с ноги на ногу и, как бы не замечая Алены за спиной, опять адресовалась к нему:
— Я была у Леши. Он хочет вас видеть.
— Зачем? — спросил Сергей.
— Он хочет, чтобы вы присутствовали при нашем разговоре!
— Я пойду с вами. — Алена встала.
Сергей посмотрел на нее от стола и опять занялся листьями. Галина повернулась на сто восемьдесят градусов.
— Вам, Оля, там нечего делать.
— Я пойду, побуду возле больницы, — сказала Алена.
Сергей первым шагнул из беседки в сад, Галина — за ним. И, когда вышли за ворота, Алена, поотстав, дала им возможность идти рядом.
Некоторое время Галина молчала, семеня по тропинке в шаге от Сергея. Потом снизу вверх посмотрела на него. Во взгляде ее не было даже злости — какая-то обреченность.
— За что вы презираете меня?
— Я? Ни капельки! — ответил Сергей.
— Значит, ненавидите!
— Это тем более нет. Ненавидеть — я где-то читал — это все равно что любить! — сказал Сергей.
— Боже! Какая я несчастная... — вырвалось у Галины. Не восклицание, а шепот.
Сергей заметил, что несет с собой подопрелый, объеденный с одного боку лист. Разжав пальцы, выронил его на землю.
— Никто не мешал вам быть счастливой... Может, еще не поздно...
Он зря рассчитывал на ее сентиментальность. Галина обернулась к нему, сразу неподступная, собранная в каждом мускуле.
— Если бы не вы, я была бы счастливой!
До чего же все-таки ювелирной была она, по-открыточному хрупкой и нежной в своем простеньком мини-сарафанчике, в туфельках тридцать первого — тридцать второго размера! Сергею впервые удалось поставить себя на место Лешки и мысленно даже посочувствовать ему.
— Я думал, вы действительно о чем... — сказал Сергей, — а этих штучек ваших я не понимаю! — Он оглянулся. — Алена!
Она махнула ему рукой.
— Я побуду на улице. Иди!
* *
*
Лешка встретил их опять в постели. Пижаму он снял. Но марлевая повязка на голове, белая рубаха и сложенные на груди руки вместе с традиционной больничной обстановкой придавали ему строгий, мужественный вид. Сергей остановился ближе к двери, Галина отошла к окну, так что оба они оказались перед Лешкой: Галина — по одну сторону его кровати, Сергей — по другую. Все вместе это напоминало сцену допроса, где Лешка был единственным вершителем и судьей.
— Ну, — сказал он Сергею, — ты помнишь, о чем говорил? Я втихаря такие вещи не принимаю. О ней будем говорить при ней..
— Валяй, — ответил Сергей.
Лешка вприщур посмотрел на Галину.
— Где ты была с субботы на воскресенье?.. Ночью, — добавил он после недолгого колебания.
— Дома! — не задумываясь, ответила Галина и вопросительно уставилась на Сергея. Лешка тоже посмотрел на него. В течение всего разговора он лишь слегка поворачивал голову то вправо, то влево, с беспристрастием верховного судьи выслушивая Галину или Сергея.
— Кто там был еще? — спросил Сергей. И Лешка посмотрел на Галину.
— Костя был! — ответила Галина. — Анатолий Леонидович и Николай — все, кто был на дне рождения! Могли и вы остаться, мы тогда еще не знали вас...
Сергей пропустил мимо ушей ее последнее замечание.
— Всю ночь были дома трое?
— Да! — сказала Галина. — Всю ночь, до утра!
— И Николай?.. — уточнил Сергей.
— И Николай! — вызывающе подтвердила Галина. — Уходил ненадолго, потом вернулся, — неожиданно добавила она, глянув на Лешку.
— Когда уходил?
— С вечера, часов в двенадцать, если вас это интересует!
— Интересует... — подтвердил Сергей и замолчал, в раздумье глядя на Лешку.
— Ну! Чего же ты?! — потребовал Лешка.
— Ничего, все правильно, — ответил Сергей.
— Ты... Ты брось мне! — выкрикнул Лешка, приподнимаясь от подушек. — В этих делах не темни! Она вот! — Он показал на Галину. — Не проглатывай, что хочешь сказать!
— А мне больше нечего сказать, — с нарочитой небрежностью ответил Сергей. — Я узнал все, что хотел, надо теперь подумать.
Небрежничал он для Лешки. На самом деле ответы Галины внесли определенную сумятицу в его представление событий. Она утверждает, что Николай был в доме, когда Сергей стоял под окном. Это совпадало с его догадками. Но зачем она персонально для Лешки заметила, что около двенадцати часов, то есть именно в то время, когда работали копальщики, — Николай уходил из дому? Если копальщики были из ее компании — Лешка уже знает о них. Но почему тогда их оказалось двое? Где был третий? Дежурил около велосипедов? Или Костя и Анатолий Леонидович оставались дома, а Николай ходил на пепелище с кем-то другим? Тогда Галине незачем было подчеркивать лишний раз его кратковременное отсутствие...
Нахальство Сергея взбесило Лешку.
— Ты гад после этого! Ты помнишь, что клепал на нее? Помнишь?! А теперь — думать! Думать надо было до того, как оскорблять!
— Я думаю не об этом, — сказал Сергей. — Я думаю, кто той ночью мотал в Никодимовку, — она права: около двенадцати или часу — как это дело оформлялось...
Лешка сел, обхватив руками сетку кровати.
— Ты мне голову не морочь! Ты на нее клепал! Ты к чему мне говорил про ту ночь?
— Я не отказываюсь от того, что творил. — Сергей стоял, облокотившись о спинку кровати. Теперь выпрямился. — Могу доказать.
Она долго смотрела своими расширенными глазами в его глаза. И когда увяла ее самоуверенность, когда на смену ей пришел обыкновенный человеческий страх перед непонятным, а потому вдвойне опасным врагом, Сергею стало жалко ее. Он подавил в себе это чувство, но понял теперь Алену с ее неуместной жалостью.
А Лешка во время непонятной для него паузы распахнул рубаху и сгреб в пятерню медальон, готовый сорвать его. Чертовски противным показался Сергею этот заведомо театральный жест.
Галина повернулась к больному.
— Пусть он уйдет, Леша!
— Я бы хотел поприсутствовать... — заметил Сергей, как на школьном собрании.
— Говори при нем! — потребовал Лешка.
— Нет! — выкрикнула Галина. И что-то в голосе ее, в решительном выражении лица подсказало Сергею, что отныне командует уже она. С невеселой усмешкой подумал, что мало-помалу все становится на свои места, и уже не Лешку спросил, а Галину:
— Так я пойду?
Галина сверкнула на него глазами.
— Иди! Гад ты ползучий! — сказал Лешка ему в спину.
И пока он закрывал дверь, пока уходил по коридору — из палаты не донеслось ни звука. Алена прогуливалась в стороне кедровника, и Сергей мысленно одобрил ее за это. Не хотелось идти сейчас в дом тетки Натальи, разговаривать с преуспевающим стоматологом, с Анастасией Владимировной, а может быть, и с Лешкиной матерью...
Алена подождала его. Сергей показал на кедровник: «Пошли туда...» Она пристроилась идти рядом.
Было бы нечестно с его стороны молчать и на этот раз, когда Алена почти сопровождала его в непредугаданном визите.
— Я теперь тоже не знаю, что еще делать, — сказал Сергей.
Она помедлила, глядя в зеленые кедры на опушке.
— Зачем он звал тебя?
Сергей куснул губы, не зная, как потуманней изложить ей эту щекотливую тему. Но туманные формулировки не годились на этот раз.
— Хотел, чтобы я при нем доказал... и при ней, что у них там с Николаем...
— А ты говорил ему?
— Говорил...
— Зачем? — осторожно спросила Алена.
— Так надо, Алена! Надо... Сейчас не до... либеральничанья! — Она кивнула, не глядя на него.
— Доказал?..
— Нет, — коротко ответил Сергей. — Она не дала... — И на всякий случай добавил: — Вытурила.
Алена переплела у груди свои гуттаперчевые пальцы, выгнула их. Вздохнула.
Кедровник встретил их завораживающей полуденной тишиной. На опушке, несколько особняком, росли кряжистые, широколапые и толстостволые кедры, глубже в лес кроны их становились уже и бок о бок тянулись высоко к небу. Зимой, во время занятий, когда вдруг вспоминалась Никодимовка, чаще всего вспоминался кедровник. Можно бы на закате разжечь костер у медвежьего лабаза и печь клейкие смолистые шишки. Орехи еще наливаются — как молоко, но запаху достало бы на километры вокруг... А потом, когда вместе с короткими сумерками угаснет костер, плыть бы на чуткой «Наяде» по темному Никодимову озеру и угадывать случайные звуки издалека: то звякнет уключина у Ки-расировки, то гукнет филин, то где-то не вовремя заскрипит журавль...
— Что будем делать, Сережка?
— Не знаю, — повторил Сергей.
Алена с горечью, адресуясь в пространство, сказала:
— А ведь надо что-то предпринимать!
— Это, может быть, нечестно... Не по-мужски, что ли... — Сергей замялся. — Но я уж не знаю. Пойди к нему еще ты, поговори, если можешь.