— Идем... — Кивнул еще раз и с трудом оттолкнулся от забора.
— Оля, куда вы?! — окликнул стоматолог.
— Подождите, пожалуйста, маму! — оглянулась Алена. — Она все знает лучше нас.
Павел, уже отходя от машины, погрозил пальцем:
— Не меняйте своих решений, цыганка! Я убедился, что лодочник ваш — ревнивый мужчина! Не доверяйте ему!
* *
*
У крыльца Сергей приостановился.
— Идем в сад... — повторила Алена. Сергей пошел впереди и сел у беседки, где до него сидела Галина.
Под яблонями, над смородиной, вокруг беседки — куда ни глянь, роилась вертлявая мошкара. Эти шевелящиеся клубки не видно в воздухе, пока их не замечаешь. Стоит обратить внимание на одну черную точку, как убеждаешься, что сад буквально набит мошкарой. Солнце увеличилось, побагровело у горизонта. Закаты и рассветы бывают спокойными, теплыми, а бывают тревожными, как теперь.
Опершись на руку и подобрав ноги, Алена тоже села. Немножко сбоку от Сергея, чтобы не заслонять ему вида на сад.
— Что с тобой, Сережка? Ты какой-то странный сегодня. Ты не заболел?..
Сергей глядел вдоль дорожки, которая терялась в смородиновых кустах. Мотнул головой: нет... Через минуту рассеянно спросил:
— Где, бабка Федоровна говорила, родимое пятно у святого?
— Вот тут... — Алена показала на лоб около виска. Подождала. — Ты злюка, Сережка. Когда ты занимаешься каким-нибудь делом, ты окунаешься в него и ничего не хочешь видеть, ничего понимать... — Она умолкла на полуслове. — Ты не слушаешь меня?
— Слушаю, Алена... — ответил Сергей.
Медленными щипками Алена нарвала горстку травы в кулак.
— Обижаешься на меня, да?
Сергей помедлил.
— Я же недоразвитый, Алена... Что мне обижаться? — Он взглянул на нее и этим как бы смягчил упрек. Но Алена повернулась боком к нему, обхватила колени руками и зарылась в них лицом.
С улицы доносился переменчивый — то усиливающийся, то вдруг ослабевающий — шелест воды по автомобильному кузову. А мошкара была, наверное, не бесшумной, потому что в воздухе слышался едва уловимый звон со всех сторон.
Алена выпрямилась, посмотрела на него, и глаза ее были мокрыми.
— Сережка! Мне очень плохо!.. — сказала она.
Сергей куснул губы.
— Я знаю, Алена...
— Нет, ты не знаешь!
— Знаю, — повторил Сергей. — Только не плачь, пожалуйста. Я, когда ты плачешь... Ну, не могу объяснить. Я, правда, не привык.
Алена утерла глаза ладошкой, повторила:
— Очень мне плохо, Сережка...
Что он мог сказать ей?
— Все как-нибудь обойдется, Алена...
Она переменила позу. Снова, опершись на руку, стала глядеть в землю рядом с белыми растопыренными пальцами. Волосы упали с ее плеча, она убрала их за спину. Тяжелые, они опять медленно соскользнули.
— Тебе не надо было вмешиваться, Алена, — в который уже раз повторил Сергей. — Тебе надо было сразу же отойти в сторону.
Она посмотрела на него и кивнула. Кивнула не потому, что согласилась, а потому, что хотела быть послушной.
— В сторону отойти я не могла...
— Думаешь, нельзя было сделать, чтобы сегодня все было как-то по-другому?..
— Сережка!.. — тихо позвала Алена. И такой виноватой, такой покорной была она в эту минуту, какой Сергей видел ее, может быть, всего несколько раз, на людях, когда она хотела показать, что отношения между ними самые заботливые. — Я была дурой, но ты же парень, и ты должен был сразу понять, что я дура! А ты побежал!.. — Она все же заплакала. Опять торопливо обмахнула глаза.
Сергей в раздумье покусал губы.
— У меня были дела, Алена... — Он снова глядел вдоль тропинки, что, слегка изгибаясь, бежала от беседки мимо яблоневых стволов и терялась в кустах смородины.
— О чем ты думаешь там? — сердито спросила Алена, показав на дорожку.
— Уже ни о чем, — ответил Сергей.
— А раньше?
Сергей промолчал. Алена отвернулась от него, обняла колени и стала глядеть на свои кеды.
— Ведь, кроме тебя, Сережка, у меня никого нет...
Он подумал, что во многих отношениях это так и есть.
— Не сердись на меня, а?.. — попросила Алена.
— Я же говорил, что не умею на тебя сердиться... — сказал Сергей.
? Не сердись! — повторила Алена. — И не бросай меня. Когда ты сердишься, ты, Сережка, мрачный и... жестоким кажешься.
Сергей неприметно вздохнул.
— Я просто очень устал, Алена...
Подогнув ноги, она встала на коленки.
— Хочешь отдохнуть?
Сергей мотнул головой: нет.
— Пошли, я постелю тебе на диване! Ты же сегодня почти не спал.
— Я не потому устал, Алена... Да и некогда сегодня.
— Все-таки обижаешься на меня... Я знаю, что была ведьмой... Обижаешься?
Сергей помедлил и, не найдя что сказать, протянул ей руку.
Алена осторожно, даже как-то неуверенно взяла его ладонь своими цепкими пальцами.
— Спасибо, Сережка... — И покраснела вдруг. — Ты самый хороший...
— Ну вот! — в свою очередь, смутился Сергей и, высвободив руку, опять стал смотреть вдоль тропинки. — Чем ты занималась тут? Откинув за плечо волосы и пригладив их, Алена тихонько засмеялась.
— Разговаривали с Галей про мужчин.
— О чем?.. — переспросил Сергей и, куснув губы, добавил: — Я не предупредил тебя, Алена, что тебе вообще нельзя говорить с ней... Ни о чем. Поняла? Как будто ты ничего не знаешь.
— А я и так... — сказала Алена. — Молчу.
Шелест и журчание струи за калиткой уже давно стихли. Теперь послышались ровные голоса женщин.
Сергей первым решительно встал на ноги.
— Не обращай внимания, Алена, что я так... Рассопливился!
Уцепившись рукой за его куртку, Алена тоже легко, пружинисто встала.
— Ты просто не спал эти дни. Надо было отдохнуть.
Сергей не ответил. И они пошли к дому.
* *
*
Тетки Валентины Макаровны уже не было во дворе. Анастасия Владимировна и тетка Наталья открывали ворота. Сергей бросился помогать им.
— Ну вот, — сообщила хозяйка, — у нас час от часу веселей! — И не понять было, что она имеет в виду: приезд Алениной матери, решение тетки Валентины Макаровны остаться у нее на ночь или присутствие автомобиля, на котором въехал в распахнутые ворота Андрей Борисович.
«Волга» заняла весь двор, оставив для прохода лишь дорожку от крыльца до калитки. Сергей подумал, что ее проще было оставить на ночь в автопарке, уж коль знакомство Андрея Борисовича с Костей ни для кого не секрет.
— Что ж, до завтра, Анастасия Владимировна? — стоматолог захлопнул дверцу и для верности подергал одну за другой все четыре никелированных ручки.
— Спасибо вам большое! Извините, что все так нескладно у нас! Хорошо ли хоть вы устроились? Мне так неудобно! — засуетилась щепетильная Анастасия Владимировна.
— Ничего страшного, у меня все в порядке! — отмахнулся стоматолог. — Но завтра мне надо ехать, чтобы к трем на работу. — И, предупреждая какие-то новые заверения Анастасии Владимировны, повернулся к Алене. — До свидания, Оля! Я не знал, что вы гадаете!
— До свидания, — сказала Алена. — Я не гадаю — я просто угадываю.
Сергею Андрей Борисович просто кивнул.
— Спокойной ночи... — пожелал Сергей. И хотя о ночи говорить было рано — солнце уже спряталось за горизонтом, выставив над черной полосой тайги неяркий багровый полукруг.
— Я пойду готовить ужин. Семья у нас теперь большая! — объявила тетка Наталья, когда стоматолог исчез. Она положительно не сетовала на увеличение семьи. Ярко улыбнулась всем и молодо, покачивая бедрами, взошла на крыльцо.
Сергей и Алена прикрыли ворота. Анастасия Владимировна выразительно глазами показала им, чтобы вышли за калитку.
— Проведайте Лешу! — тревожным шепотом попросила она. — Он плох, что-то нервничает. Спрашивал вас: почему не пришли... Обиделся. Валя не решается вам сказать после того, ну... Словом, ей обещали: если там что — ночью позовут. Она хочет, чтобы и мы были около. В общем, не задерживайтесь. — Аленина мать прекрасно понимала, что во всем этом есть что-то искусственно преувеличенное, и, рассказывая, невольно смущалась.
— Мы проведаем, — пообещал Сергей.
Алена посмотрела на него, ничего не сказала. А когда немного отошли от дома, струсила:
— Может, ты один пойдешь, Сережка?..
— Я ему не нужен. Ему нужна ты, — сказал Сергей. И до самой больницы они молчали.
Лешка переполошил весь обслуживающий персонал: требовал возвратить ему одежду, сорвал бинты, уронил тумбочку, бился головой о спинку кровати... В результате повысилась температура.
— Что-то кокетничает ваш приятель, — откровенно сказал маленький главврач, адресуясь почему-то к одной Алене. — Не думал, что он такие тарарамы будет устраивать! Из-за вас тут и я домой не вырвусь. — В заключение он улыбнулся и, уходя, пообещал: — Завтра ни живой души не пущу!
Сестра-хозяйка недружелюбно сунула им халаты — видно, и ей Лешка успел чем-то испортить настроение. Правда, когда Алена затянула тесемки, она подошла сзади, поправила ей борта и, чтобы не дожидаться поздних визитеров, попросила:
— Отдадите потом дежурной в коридоре...
Лешка осунулся за день. Пожелтел, в уголках губ резче обозначились упрямые складки, классический, с горбинкой нос болезненно заострился, сквозь бинты проступило розовое пятно. Вид у него был измученный: волосы перепутаны, а глаза — энергичные, дерзкие всегда — смотрели на этот раз ищуще, с какой-то приторной ласковостью. Ласковостью или предупредительностью... Кого ему ласкать: Сергея, что ли?
Следов тарарама не осталось, свободные койки были аккуратно заправлены, тумбочки стояли на местах. Но окно опять было наглухо запечатано, и Сергей с досадой поморщился. Ему всегда делалось не по себе в закрытых помещениях.
— Присаживайтесь... — Лешка показал на соседнюю койку, на табурет у своих ног. Сергей, как и раньше, облокотился на спинку свободной кровати, у выхода. Алена опять остановилась возле стены.
— Не хотите?.. — подозрительно спросил Лешка. — Или рядом со мной вам нельзя?.. — И с трудом, криво улыбнулся.
— Просто здесь удобней, — фальшивым голосом заверила Алена. Но подошла и, отогнув одеяло, села на кровать против Лешки. Сергей остался на том же месте.
Лешка заискивающе смотрел то на одного, то на другого, словно чего-то ждал от них или хотел, но не решался что-то сказать: неожиданно хорошее, доброе...
— Что вы делали?..
— Я была дома... — тем же фальшивым голосом сообщила Алена.
— Я ездил в Никодимовку, — сказал Сергей. Лешка ждал от него продолжения. И Сергей, понимая, что его мучает, не скрыл: — После Никодимовки толковал по душам с твоими приятелями.
— Серега... ты хочешь стать... доносчиком, да?
— Я уже всякое от тебя слышал, Лешка. Если тебе нравится, продолжай в том же духе... Но не затевай при Алене.
— А она что,ребенок? — ответил Лешка. — Тебе, Серега, не в чем обвинить нас или моих, как тыназываешь, приятелей. Они не лазили в твой карман и ни в чей не лазили. Они брали у государства!
— Костины слова повторяешь? — спросил Сергей.
— Неважно! — повысил голос Лешка и приподнялся на подушках. — Если бы не эта история... — он скрипнул стиснутыми зубами. — Если бы не ты, никто бы никогда ничего не узнал! Не обеднело бы государство, понял?.. Из-за каких-то грошей!
— С грошей началось... — неуверенно, оттого что вынуждена говорить прописные истины, вмешалась Алена. — А кончилось чем? И так было бы рано или поздно, Лешка...
— Чепуха! Какая чепуха! — В ярости Лешка ударил кулаком по кровати так, что зазвенели пружины. — Что ты повторяешь мне школьные правила? Я этими правилами — по горло!
Алена ерзнула, раскаиваясь, что так неудачно и без надобности вмешалась.
— Мне Алена объясняла недавно, кому легче жить... — сказал Сергей. — Я про это не очень думал, но я знаю, что, кто взял не свое, тот вор. И сможет после этого что угодно, потому что правил у него совсем уже нет: ни школьных и никаких. Достаточно разок... сподличать.
Лешка саркастически выслушал его и саркастически посмотрел на Алену.
— Какие вы еще дети! — Он демонстративно вздохнул, сожалея об их затянувшемся ребячестве. — Вы были детьми и остались, как пять лет назад! Ничего вы не знаете, кроме школьных правил, и сами на себя радуетесь! А за жизнь дерутся, жизнь делают, понятно?! Если один поднимается, другой тонет! И никто из всех честных ваших, которые выдумывают правила, не моргнет глазом, если можно будет хапнуть, хапнет! Разница только в том, что один попадается, а другой нет! Вот и все!
— Брось... — отворачиваясь к стене, сказал Сергей. — Говоришь, а, наверно, самому противно...
— Алена! — обратился к ней Лешка. — Хоть ты ему что-нибудь скажи! — Бинты на голове его обтрепались, нитки свисали до бровей. — Неужели вы твердокаменные оба?!
— Сережка прав, а ты нет... — сказала Алена, ежась под его тоскливым, ищущим взглядом.
Сдвинув брови и ожесточенно, до боли стиснув челюсти, Лешка задумался, глядя в потолок над собой. В руке его откуда-то появился спичечный коробок. Он яростно крутил его в беспокойных пальцах, и спички одна за другой выпадали на простыню.
Алена подобрала их, взяла у него коробок и положила на тумбочку рядом с сигаретами.
— Как я раньше ждал каникул... — неожиданно, словно бы для самого себя, проговорил Лешка. — Весело было раньше, правда, Алена?
— Да, — сказала Алена. — Было очень хорошо, Лешка. Но так уже никогда не будет.
— Почему? — Он повернулся к ней. — Почему, Алена?! — Глянул на Сергея. — Выйди, Серега, а? Дай нам поговорить...
Сергей ответил, глядя в кровать перед собой:
— У меня есть пара слов для тебя...
— Ты скажешь их потом. Прошу тебя: выйди! — потребовал Лешка.
Сергей посмотрел на Алену. В лице ее была непривычная испуганная покорность. А Лешка повторил ему почти те же слова, что говорила Алена:
— Ты твердокаменный, Серега! Ты дальше себя никого не видишь!
Сергей подошел и распахнул окно, которое давно его раздражало. Сбросив халат на табурет у Лешкиной кровати, вспрыгнул на подоконник.
— Я вернусь... — Шаги его захрустели по щебню вдоль стены. А когда шурхнули и смолкли акации, за окном сначала тихо и осторожно, потом громче, надсадней заговорил сверчок.
Солнце, должно быть, скрылось за горизонтом, и в палате медленно сгущались сумерки. Алена подумала, что надо бы включить свет. Лешка потянулся от подушек и взял ее за руку.
— Аленка...
Она хотела высвободиться.
— Не надо, Леша... — Почему-то сказала именно так: Леша, а не Лешка. Но он еще крепче стиснул и потянул к себе ее руку, так что ей невольно пришлось наклониться к нему.
Алена, ты давно знаешь меня и должна понимать... Ты все понимаешь лучше Сереги! Ты представляешь, чем грозит мне все, что он делает?! (Алена кивнула, дрогнув лицом — не то от волнения, не то от боли в стиснутых пальцах.) Ведь это же тюрьма! Понимаешь, тюрьма, Алена?! — не сказал, а выдохнул Лешка.
Она подергала руку, тщетно пытаясь высвободить пальцы.
— Я никогда, Лешка, не интересовалась такими делами. Не думала, что придется разбираться в них!
— Мне теперь чихать на тех, кого Серега называет моими приятелями! Чихать! — в лицо ей повторил Лешка, — Мне бы только начать все заново! Если бы я не был с ними вместе! — шепотом воскликнул он. — Все бы вернуть, как было!
— Но ведь не будет, как было, Лешка! — мучительно проговорила она, всеми силами стараясь удержаться на кровати — не упасть на него.
— Будет! Если захочешь ты — все будет! От вас, от тебя зависит! Скажи, что мне делать, — я сделаю!
— Ты должен пойти и во всем сознаться...
Он отшвырнул от себя ее руку.
Алена, как пружина, распрямилась и встала. Дуя на онемевшие, раздавленные пальцы, отошла к стене.
— Сознаться! Ты тоже твердокаменная, как Сергей! Начитались моралей! А кто не ворует? Скажи мне, кто не ворует? — Лешка приподнялся от подушек. — Скажешь, твоя мать не ворует?! Я знаю, что они, врачи, налево делают. Только называют это иначе, а занимаются тем же воровством! — Он преувеличенно задыхался и расстегнул ворот, откидываясь на подушки. А она, держа перед собой ладонь, сказала сквозь слезы: