— Молчи! — Юра резко дёрнул сестру за руку.
Как известно, лейтенант Ломоносов не был ни Шерлоком Холмсом, ни доктором Ватсоном. Но тем не менее он вдруг ясно осознал, что вплотную приблизился к разгадке какой-то тайны.
— Стоп! — строго сказал участковый, — Это какая ещё Барабашка? Ну-ка выкладывайте всё начистоту.
Юра молчал, как наш разведчик в плену, и озирался в поисках Барабан Барабаныча. Наконец он обнаружил его на экране телевизора. Дед сидел на голове Президента, который, в отличие от толстого сержанта, не махал руками, а спокойно продолжал своё выступление.
Вероятно, Барабан Барабаныч находился в раздумье — муха долго чесала одной из передних лап в затылке. Наконец она оторвалась от экрана и, подлетев к Юре, прошептала ему на ухо:
— Как говорил мой покойный дедушка: «Когда некуда деваться, надо признаваться».
…В участковом Ломоносове жили два человека — Ломоносов и участковый. И если один был готов поверить во что угодно, то второй не верил ничему. Без убедительных доказательств.
— Потрясающая история! — радостно воскликнул Ломоносов, с нескрываемым интересом выслушав Юрин рассказ. Но, вспомнив, что находится при исполнении служебных обязанностей, лейтенант помрачнел и сухо сказал: — А теперь всё это требуется доказать.
Это был страшный удар. Так долго рассказывать чистую правду и вдруг понять, что тебе не верят…
У Юры опустились руки. И тут же в одной из них появилось нужное доказательство — золотой кувшин из того самого сервиза.
— Вот видите! Вот видите! — радостно закричали дети.
— Вижу, — сказал участковый, внимательно рассматривая кувшин. — Вижу, что Сидор Маркович кое-что проморгал. Восемнадцатый предмет.
— При чём тут Сидор Маркович? — растерялся Юра. — Это же барабашкин дедушка!
— Разберёмся, — сказал участковый, пряча кувшин в небольшой железный сейф, в котором хранил личное оружие. — Надеюсь, больше у вас ничего нету?
От отчаяния дети готовы были зареветь. Но тут раздался громкий стук.
— Войдите, — сказал Ломоносов.
В кабинет, однако, никто не вошёл. Стук повторился, и участковый с удивлением обнаружил, что доносится он из сейфа.
— Что за ерунда? Упал он там, что ли? — Лейтенант снова открыл сейф и сам чуть не упал…
В сейфе на нижней полке сидел старичок с огромными ушами, а самое главное — с пистолетом.
— Оружие-то чистить надо, — ехидно сказал Барабан Барабаныч. — Протирать, смазывать — одним словом, содержать в надлежащем порядке.
— Вы это… — в ужасе попятился Ломоносов, увидев направленное на него дуло. — Вы поосторожнее… Он ведь выстрелить может…
— Может, — радостно согласился Барабан Барабаныч. — Ну, что, нужны ещё какие-нибудь доказательства?
Больше никаких доказательств Ломоносову не потребовалось. Он как-то сразу во всё поверил. И даже готов был отправиться на Петровку, 38, к Самому Главному Милиционеру, чтобы выручить Барабашку из плена.
— Вот только фуражка у меня не парадная и пуговица на кителе болтается.
Пуговицу Нюра на радостях пришила в три минуты, а с фуражкой дело решилось ещё быстрее.
— Такая сгодится? — спросил Барабан Барабаныч, превращаясь в очень нарядную фуражку.
— Что вы! — испугался Ломоносов. — Она же генеральская!
— А такая? — Генеральская фуражка вдруг сделалась самой что ни на есть лейтенантской, за исключением того, что из неё торчали уши.
— Это что — зимняя форма, что ли? — удивился участковый.
— Да нет, — спохватился Барабан Барабаныч. — Это я про уши свои запамятовал.
Наконец, головной убор нужного фасона и размера украсил голову Ломоносова, и вся компания покинула отделение.
Глава четвертая
Главное отделение милиции Москвы — Петровка, 38 — находилось на улице Петровка в доме номер 38. Место это славилось тем, что про него ходило множество самых разных слухов. Говорили, например, что раньше здесь работали Шерлок Холмс и доктор Ватсон. Говорили, что у дома сто пятьдесят подземных этажей, где хранятся отпечатки пальцев всех на свете преступников. (Причем пальцев не только рук, но и ног!) А ещё утверждали, что из милицейского подвала ведёт подземный ход прямо в Кремль.
Неизвестно, откуда брались эти слухи. Потому что те, кто попадали на Петровку, 38, никогда оттуда, говорят, не выходили. Дом был окружён высоким железным забором. А у единственной калитки стояла стеклянная будка, в ней постоянно находился вооружённый до зубов часовой, мимо которого не могла бы проскользнуть даже мышь без специального пропуска.
Поэтому, когда Ломоносов, оставив в сторонке Юру и Нюру, подошёл к часовому и сообщил, что ему нужен Главный Милиционер, с ним, несмотря на парадную фуражку, даже разговаривать не стали, а ткнули пальцем в инструкцию.
— Ничего не выходит. Главный принимает раз в месяц, а очередь к нему на три года вперёд, — виновато доложил участковый, вернувшись к детям. — Бюрократы несчастные! Вот был бы я Президентом, я бы…
— Если бы да кабы… — подал вдруг голос Барабан Барабаныч, сильно испугав участкового, успевшего забыть, что за фуражка у него на голове. — Президентом ты не будешь никогда. А вот я могу попробовать…
Через некоторое время прямо напротив заветной калитки остановился троллейбус номер тринадцать, из которого вышел Президент страны в сопровождении двоих детей и одного милиционера без фуражки.
— Кто у вас тут главный?
Увидев руководителя страны в такой непосредственной близости, часовой вытянулся до потолка своей будки и заорал:
— Гусев-Лебедев-Пугач!
— Все трое? — удивился Президент.
— Никак нет, товарищ Президент! Это фамилия такая тройная: Гусев-Лебедев-Пугач Василий Иванович!
— Ну, хорошо, — кивнул Президент, и вся компания прошествовала к центральному входу. А часовой принялся судорожно накручивать телефон, чтобы предупредить начальство о прибытии высокого гостя.
— Ловко, ничего не скажешь, — прошептал Ломоносов, переводя дух. До последней секунды он боялся, что их разоблачат. А тогда — прощай, любимая работа! Прощай, мама Нина Алексеевна! — больше он с этой Петровки, 38, никогда не выйдет.
— Делов-то, — довольно хмыкнул дедушка-Президент. — Зря я, что ли, двадцать минут по твоему телевизору ползал?
Начальство, которое предупредили, всегда бывает очень предупредительным. Распахнулись массивные двери, и навстречу Президенту вылетел окрылённый Главный Милиционер — Гусев-Лебедев-Пугач. Несмотря на тройную фамилию, внешности он был довольно заурядной, как раз такой, чтобы на улице никто не смог догадаться, что это самый непреклонный борец с преступностью. Под неловко сидящим генеральским мундиром скрывались железная воля и недюжинная физическая сила — каждое утро он разгибал восемнадцать подков, которые на подносе приносила ему в кабинет огромная секретарша, чемпионка мира по рукопашному бою.
На этот раз секретарша внесла в кабинет поднос с печеньем и конфетами. Помимо воли и силы, Гусев-Лебедев-Пугач обладал ещё и редкой проницательностью.
— Замечательные у вас внуки, товарищ Президент, — сказал он. — Вылитый дедушка!
— А вот и не угадали, — сказала Нюра.
— Значит, бабушка? — удивился Гусев-Лебедев-Пугач. Он вообще-то привык всегда всё угадывать. Даже самый трудный кроссворд он решал за четыре минуты. — Бабушкины внуки, верно, товарищ Президент?
— По правде сказать, я не Президент, — сказал глава государства. — Я Барабан Барабаныч.
Кроме всех прочих сильных качеств, у Главного Милиционера было ещё и железное чувство юмора.
— Весёлый у вас дедушка, — захохотал он.
— Да он вовсе не наш дедушка, — не выдержал Юра. — Он дедушка Барабашки. А Барабашка у вас.
Гусев-Лебедев отличался отменной реакцией. Поэтому он сразу перестал хохотать, а начал перебирать в уме всех арестованных за последнее время преступников на букву «Б». «Балбес», «Бывалый», «бешеный», «Барон», «Бумбараш», «Бегемот», «Брынза»… Преступника по кличке «Барабашка» на Петровке, 38, не значилось. И вообще эта история нравилась Главному Милиционеру всё меньше и меньше. Почему руководитель страны без охраны? Почему называет себя «Барабаном»? И что ещё за «Барабашка» такой объявился?
— А вы, если не секрет, по какому вопросу, товарищ Президент? — подозрительно спросил он.
— Да не Президент я, — с досадой поморщился Барабан Барабаныч. — До чего же у нас милиция недоверчивая!
И тут на глазах у изумлённого Лебедева-Пугача главное лицо государства растаяло в воздухе, а на его месте возникла какая-то странная личность и принялась обмахиваться невероятной длины ушами.
— Жарковато у вас, Василий Иванович, — сказала личность.
Главному Милиционеру тоже сделалось жарко.
— Так точно! — вскочил он из-за стола. — Кондиционер не работает.
— Ну, это дело поправимое, — сказал Барабан Барабаныч и превратился в настольный вентилятор. — Я пока покручусь, а мальчик вам всё толком расскажет.
Вентилятор делал своё дело, и к Главному Милиционеру постепенно возвращалась привычная холодность ума. Слушая Юрин рассказ, он всё яснее и яснее представлял себе, какую колоссальную пользу могли бы принести барабашки его ведомству. Два-три таких секретных агента — и через полгода он покончит с преступностью в Москве. Через два года — в России. А там и за мировой порядок можно будет взяться!.. Правда, тогда уже барабашек, конечно, потребуется больше.
— Кстати, — обратился он к Ломоносову, — а вы тоже можете… кем-то стать?
— Так точно! — отрапортовал участковый. — Ко Дню милиции обещали старшего лейтенанта присвоить.
— Получите капитана, — уверенно заявил генерал. — При удачном завершении операции «Барабашка». А в удаче я не сомневаюсь, — добавил он, снова обращаясь к Барабан Барабанычу. — Вот сейчас отдам распоряжение, и вашего внука вам на золотом подносе доставят, — пошутил Гусев-Лебедев, поднимая телефонную трубку.
Барабан Барабаныч перестал вертеться и опять превратился в дедушку, Ломоносов радостно улыбнулся, Юра с Нюрой закричали «ура»…
— Прошу прощения, — развёл руками Главный Милиционер. — Вышла небольшая техническая накладка. Сейфы у нас, конечно, надёжные, но…
— Неужели украли?! — вырвалось у всех одновременно.
— Что вы, что вы! — замахал руками Гусев-Лебедев-Пугач. — Просто тут у нас такие «специалисты» сидят!.. Что хранить рядом национальное достояние не очень надёжно.
— А зачем же вы, товарищ генерал, таких плохих специалистов держите? — удивился Ломоносов.
— Вы не поняли: мы их не держим, мы их задерживаем, после чего они тут сидят. И поэтому в целях безопасности ваш клад отправлен в самый надёжный сейф в Москве — в «Гута-банк». Может быть, слыхали?
— Слыхали, — сказала Нюра. — У нас там мама работает.
— Ну, вот и прекрасно! — обрадовался генерал. — Сейчас мы все вместе поедем к вашей маме, заберём Барабашку, и делу конец… Только, — смущённо обратился он к эарабан Барабанычу, — не могли бы вы снова… принять вид той самой должности… в которой вы к нам прибыли!
— Ох, до чего же не люблю я в людей превращаться! — проворчал дедушка. — Ну, да ладно уж…
Через минуту милицейский кортеж с воем сирен выезжал из железных ворот Петровки, 38.
Глава пятая
Барабан Барабаныч и Гусев-Лебедев-Пугач сразу сошлись на том, что главное в их деле — секретность. Поэтому о «деле Барабашки» не должна была знать ни одна живая душа, кроме двоих детей, Ломоносова и самого Главного Милиционера.
Как только они сели в машину, Барабан Барабаныч из Президента тут же превратился в чёрные очки и удобно устроился на носу у Нюры.
Вскоре милицейский «Роллс-ройс» домчался до «Гута-банка». Генерал попросил детей остаться в машине, а сам в сопровождении Ломоносова отправился за кладом.
— Пять минут — и операция будет завершена, — пообещал он, глядя Нюре в глаза, вернее, в очки, надеясь увидеть там Барабан Барабаныча.
…Вернулся Гусев-Лебедев только через полчаса с пустыми руками. Красный, запыхавшийся и злой, он выглядел так, словно только что упустил преступника после долгой погони.
— Железная женщина! — сказал он, плюхнувшись на сиденье.
Было от чего прийти в ярость — за час до их приезда президент «Гута-банка» Гуталинов, забрав с собой ключи от сейфа, срочно отбыл в командировку. А куда и зачем, его секретарша наотрез сообщить отказалась — это, видите ли, коммерческая тайна. И он, Гусев-Лебедев-Пугач, который за пять минут добивался признаний от любого рецедивиста, от неё не сумел добиться ни слова. Железная женщина!
— Это наша мама, — с гордостью произнесла Нюра.
— Так, так, так… Это же в корне меняет всё дело! — В голове Главного Милиционера мгновенно созрел план. — Надо воздействовать на мать через детей!
— Конечно, — обрадовались дети. — Нам-то она поверит. Мы ей всё расскажем…
— Стоп! — сказал генерал. — Не уверен, что следует посвящать ещё одного человека в тайну.
— Ничего не поделаешь, без мамы нам всё равно не обойтись, — раздался голос Барабан Барабаныча. — Как говорил мой покойный дедушка, у которого было двенадцать детей: одним больше — одним меньше…
Прав был Главный Милиционер — появление детей растопило сердце железной секретарши. И правы были дети — мама Таня им сразу поверила. Поверила во все чудеса: и в Барабашку, и в его дедушку, и в Президента… Единственное, во что она отказывалась верить, так это в то, что её дети посмели залезть в комнату соседа. Впрочем, воспитывать их при посторонних она не хотела.
— Мне очень жаль, но, боюсь, помочь я вам ничем не смогу. — Мама Таня посмотрела на часы. — Шеф пять минут назад вылетел в Нью-Йорк. Но вы не волнуйтесь — через два дня он вернётся. И всё будет хорошо.
— Вот видите, — обрадовался Гусев-Лебедев. — Через два дня всё будет замечательно. Конечно, при соблюдении строжайшей секретности.
— Через два дня всё будет плохо! — У Нюры с носа упали очки и превратились в Барабан Барабаныча. — Мы, конечно, во что хочешь превращаться можем, но не надолго. Не дольше, чем на три дня.
— А потом? — насторожился Юра.
— А потом на всю жизнь экспонатом остаёшься. Такая вот экспозиция…
— Мамочка! — Нюра схватила маму Таню за руку. — Сделай что-нибудь!
— Неужели мы опоздали? — в ужасе прошептал Ломоносов.
— Все опаздывают. Самолёты тоже. — Главный Милиционер уже набирал номер телефона. — Шесть — ноль — два! Лебедев-Пугач на связи. Срочно остановить вылет нью-йоркского рейса из Шереметьева. Как понял, приём?.. Что?! Точно по расписанию?..
— Тьфу! — Генерал в сердцах бросил трубку. — Точность — это, конечно, хорошо… но не до такой же степени!
Воцарилась тишина.
— Товарищ генерал, а если его гранатой? — робко предложил Ломоносов.
— Кого? — испугался генерал. — Самолёт?
— Никак нет. Сейф этот!
— Самого бы тебя гранатой!
Ситуация была безвыходной. Дети с последней надеждой взглянули на Барабан Барабаныча: неужели он ничего не придумает?.. Но дедушка сидел на полу и беззвучно плакал.
Мама Таня была решительной женщиной.
Она придвинула к себе телефон и принялась набирать номер.
«Уважаемые пассажиры! Наш полёт проходит на высоте девять тысяч метров. Температура за бортом — минус шестьдесят градусов. Рейс выполняет экипаж компании „Аэрофлот — международные линии“, командир корабля — пилот первого класса Сидоров Виктор Степанович. Во время полёта вам будут предложены бесплатные прохладительные напитки…»