— Получили по мозгам — и хватит.
В общем, ребята повесили носы. От нечего делать стояли в подворотне, лениво переговаривались. А те трое, что раньше хлестались крапивой, принялись показывать распухшие руки и хвастаться железной выносливостью.
— Подумаешь! — сказал Лешка.
— А вот и не подумаешь! Знаешь, какая сила воли нужна?
— Чепуха!
— Чепуха? А ну, пошли испытаем…
И они уже двинулись во двор, но молчавший все время Саша неожиданно разозлился.
— Конечно, самое интересное — лупцевать друг друга крапивой! Ну, чего раскисли? «Не выйдет, не выйдет». Добиваться надо.
Лешка дернул головой.
— Дожидайся! Раз гипертония, давление, то чихать ему на все с высокой колокольни.
Но Сашу поддержал Василек:
— Ну, а так сразу отступать тоже глупо. Зачем тогда было в газету писать?.. Нужно что-нибудь придумать… Знаете, — вдруг оживился он, — давайте повесим в подъездах газеты. Пусть все читают. Я же на целых двадцать копеек купил.
— Нужна кому-то ваша газета! — брезгливо усмехнулся один из мальчишек с «железной» волей. Ему, конечно, ничего не стоило так усмехнуться, потому что в газету он не писал и вообще был уверен, что напрасно ребята затеяли это дело — двор как двор.
Его насмешливые слова задели Лешку. И ему стало обидно, что о газете с их заметкой так говорят. Что значит — никому не нужна?
— Ты это брось! — нахмурившись, сказал он. — Прочитают. Еще как прочитают!
— И давайте обойдем все квартиры, — продолжал Василек. — Почитаем жильцам нашу статью. И другие тоже, где о дворах пишется. Пусть сами сравнят.
— А ведь правильно, — поддержал Лешка. И тут же добавил, тронув Сашу за руку: — Ладно, воевать так воевать! Айда газеты вешать. Я придумал… Ух, и придумал! Все ахнут!
Азартным человеком был Лешка. Горячим. Только расшевелить его было трудно.
Не прошло и часа, как в подъездах висели уже газетные листы. Над ними, наискось, были приколоты узенькие полоски плаката:
«Остановись! Прочти!»
Эти плакатики здорово всех заинтересовали. Кто бы ни шел мимо — обязательно задерживался у дверей.
Вечером, захватив газету, Лешка обошел всех жильцов своего подъезда. Только к Герке Демину не захотел идти; Герку он не любил. О заметке уже знали почти везде. Разговоры были разные. Одни считали, что с такими хулиганами, как у них во дворе, нечего и думать о каком-то порядке. Если и понаделают им качели да турники, то недели не простоят — сломают.
— Да мы же сами будем делать! — горячился Лешка. — Зачем же станем тогда ломать?
На него смотрели с недоверием.
— Сами-то вы стекла мастера бить да кусты ломать.
Другие отмахивались: ничего из этого не получится, каким двадцать лет стоял двор, таким и останется. А полная, с браслетом на руке жиличка Марковкина со второго этажа, разводившая на балконе цветы и любившая тишину, сказала, что если во дворе, не дай бог, устроят площадку, то от крика и пыли нельзя будет и окон открыть.
Но противников оказалось не так уж много. Большинство соглашалось: ребята затеяли полезное дело. И что управдома покритиковали — правильно. Действительно, сидит у себя в кабинете, пишет бумажки, а ребятишкам поиграть негде. Собрание надо созывать. И поскорей. Чего уж тянуть, раз сама газета подсказывает.
Дома Лешка и отцу показал газету. Василий Степанович прочитал, поднял бровь.
— Крепко просигналили! Ото кто же, твой новый дружок баранку крутит?
— Он самый.
— Дельный парнишка.
Довольный, что отец так спокойно и рассудительно, как с равным, разговаривает с ним, Лешка похвастался:
— Завтра, может, еще и в райисполком пойдем. Воевать так воевать!
Но в райисполком ребятам идти не пришлось. Рано утром в их дворе появился рослый загорелый парень в шелковой тенниске. В руке у него была свернута газета. Он не спеша обошел двор, улыбаясь, почитал на дверях узенькие полоски плакатика. Потом постоял у трех тополей, возле развалин сарая. Наконец подошел к скамейке, где Василек, ожидая товарищей, выжигал увеличительным стеклом свое имя. Глядя на скамейку, парень прочитал:
— «Вас…» Значит, Вася. — И усмехнулся, подмигнув хитровато. — Вася Гущин. Правильно?
Василек удивленно уставился на незнакомого человека. А тот совсем развеселился.
— Рот можешь закрыть, обед еще не подали… Значит, угадал: Вася Гущин?
— Гущин, — подтвердил Василек. — А вы откуда знаете меня?
— О, я знаю не только тебя. И Лешу Пронина знаю, и Козырева Сашу, и его сестру Лену, и Костю Саенко…
— А-а, — заметив в руке парня газету, догадался Василек. — Нашу заметку прочитали?
— В точку попал! — И парень снова подмигнул.
— Вы, наверно, хотите ребят увидеть? — спросил Василек.
— Опять в точку!
— Они скоро должны выйти.
— Вот и хорошо. Побеседуем…
Отчаянный шаг
Жара, волнения, новая неудача в операции «Х-8» (белый шпиц был почти в руках, а взять его все же не удалось). Да, было от чего впасть в уныние. А тут еще сюрприз: Костя Саенко окончательно изменил делу. Нарушил присягу. За нос их водит.
Плутон и Меркурий стояли возле дверей парадного. Стояли злые, нахмуренные.
— Этот номер ему не пройдет! — посмотрев на Костину подпись под заметкой, прошипел Меркурий. — Клянусь триодом, я его разделаю, как бог черепаху!
— Ну, ты не очень! — зная тяжелые кулаки Меркурия, сказал начальник разведки. — Марс ведь предупреждал.
— Значит, по головке гладить предателя?
— Чего городишь? — рассердился Плутон. — Ничего не гладить. За измену он свое получит. Только без анархии. — Подумав, он решительно сказал: — Идем к нему! Сегодня ведь в семь часов у Марса должны быть. Вот и пригласим его. Заодно посмотрим, что у него за болезнь такая.
Оглянувшись по сторонам, Меркурий сорвал с двери газету и, засовывая ее в карман, пообещал:
— Я его прижму к стенке! Ишь, больной — статейки строчит. А мы работай за него!
У дверей Костиной квартиры Плутон сделал вежливое лицо и нажал кнопку звонка. Открыла Костина мама — молодая, белокурая, в длинном шелковом халате.
— Скажите, пожалуйста, Костя дома? — спросил Плутон.
— Костик? Да-да. Слышите — читает, — женщина улыбнулась. — Проходите.
И верно, из комнаты отчетливо и громко доносился Костин голос: «То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит, — и тучи слышат радость в смелом крике птицы…»
Плутон толкнул дверь. На диване лежал Костя. Он с испугом смотрел на ребят. А в комнате по-прежнему гремел его голос:
«В этом крике — жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом…»
Голос смолк. Это Костя торопливо поднялся с дивана и выключил магнитофон.
— Развлекаешься? — сощурившись, спросил Плутон.
Костя виновато улыбнулся.
— Да вот… Дедушка магнитофон купил… Пробую немножко…
Крепко притворив за собой дверь, Меркурий фыркнул:
— Немножко! А голосище, будто у Левитана!
— Ну, а здоровье как? — продолжал Плутон. — Поправился?
— Сейчас уже лучше… Да. А то и на улицу не выходил, горло, знаете…
Меркурию надоело тянуть волынку. Он вытащил из кармана газету и вплотную подступил к оробевшему Косте.
— Болел, говоришь? А это что?
Костя побледнел. О заметке в газете он уже знал. Меркурий перекривил рот.
— Изменник! Говори, кому продался? Спичке продался? Этому новенькому?
Кулак Меркурия уже маячил перед веснушчатым Костиным носом. Начальник разведки с трудом оттеснил нахрапистого дружка. Плутон строго взглянул на Костю:
— Сегодня в семь вечера — совещание у Марса. И ты должен быть. Марс приказал доставить живым или мертвым. Ясно?
— Хорошо, — поспешно кивнул Костя. — Приду.
До семи оставалось час двадцать минут. Костя понимал: не явиться к Марсу нельзя, об этом нечего и думать. Но понимал и другое: прийти с пустыми руками, без денег, тоже невозможно. Совершенно невозможно. Значит, выход один…
Потихоньку достав из буфета коробку из-под конфет, Костя открыл ее. Там лежали деньги — пятерки, десятки. У него сильно-сильно застучало сердце. «Нет, не сейчас. Потом», — подумал Костя. Он взглянул на стенные часы. Рядом с часами висел портрет отца — в морской фуражке с блестящим козырьком и крабом. Косте показалось, что отец смотрит на него строго и укоризненно.
В передней послышался длинный, настойчивый звонок. Дедушка! Костя торопливо поставил коробку на место.
Костиного дедушку — Германа Ильича — кое-кто считал чудаком. Было ему под семьдесят, но любил он и посмеяться, и пошутить, и песню спеть. Ходит по комнате и поет: «Из-за леса, из-за гор вышел дедушка Егор!..» Герман Ильич и внука хотел бы видеть таким же бодрым да веселым, но у внука не получалось. В детстве Костя часто болел, мама его Софья Викторовна вечно дрожала над ним, опекала каждый шаг, и вырос Костя робким, застенчивым и песни петь не умел. Герман Ильич огорчался, видя, каким хлипким и некомпанейским растет внук.
Поэтому он был удивлен и обрадован, найдя под заметкой в газете Костину фамилию.
— А ну, покажись, какой ты есть! — шумно входя в комнату, зарокотал дед. Лихо подкрутив седой ус, он с удовольствием оглядел внука. — А ничего — казак! Софья! Слышала, что сын-то затеял? О-го-го! В наступление пошел! На косность нашу. И откуда это у нас?.. Видать, жирком обросли — о собственных детях и внуках побеспокоиться не желаем.
Герман Ильич положил свою жилистую руку на худенькое Костино плечо.
— Правильный курс взяли, внучек. Так и держите. И что на свои силы надеетесь — тоже правильно. В труде и воля мужает, и мускул крепнет… Ну-ка… — Дед нащупал на руке внука вялый, тощий бицепс и бодро сказал: — Ничего, дело наживное. Труд — это все.
Софья Викторовна, с улыбкой смотревшая на них, грустно сказала:
— С его-то здоровьем работать? Нет, Костик по гуманитарной части пойдет.
Дед сердито кашлянул.
— Крепкие мускулы никому не мешали. И ты, Софья, боевого пыла у мальчонки не остужай.
Но какой уж там боевой пыл! Костя стоял перед дедом смущенный, с понуренной головой. Хорошо, Герман Ильич говорил без умолку, а то Костя не нашелся бы что и ответить. Да и настроение у него было самое препаршивое.
А минуты бегут и бегут. Постукивает, качаясь из стороны в сторону, равнодушный маятник. До семи осталось меньше часа. А тут, будто нарочно, мама начала собирать на стол. Тарелки да вилки, чашки да блюдца… Ах, как не вовремя этот ужин! Костя совсем извелся. Даже сырники — ароматные, поджаристые, со сметаной и сахаром — колом застревали в горле.
Мама вконец рассердилась.
— Ну хоть половиночку скушай! Костик, посмотри на кого ты похож — худой, бледный. Вот папе напишу, как ты ешь.
Герман Ильич пригладил усы.
— Обожди, Софьюшка, начнет во дворе работать — все будет молотить. Еще и добавку попросит.
А маятник качается — так-так, так-так… Без пяти минут семь. От жалости к себе Косте захотелось плакать. В этот момент в другой комнате, на дедушкином столе, зазвонил телефон. Вытерев салфеткой губы, Герман Ильич встал и скрылся за дверью. А вот и мама зачем-то пошла на кухню.
Костя пугливо шмыгнул к буфету, не глядя, схватил из коробки хрустящую бумажку и сунул в карман…
К началу совещания Костя все же опоздал. Марс, встретив его в дверях, показал на часы и ледяным голосом сказал:
— Восемь минут. Если тебе они не дороги, то у меня — каждая на счету.
— Я спешил… Очень спешил, — залопотал Костя. — Но никак не мог… Но я принес деньги. Вот, пожалуйста.
— О! — увидев десятирублевую ассигнацию, удивился Марс. — Это, конечно, меняет дело. А мне уж тут ребята наговорили, будто ты стал главным закоперщиком в дворовых делах.
Краснея и сбиваясь, Костя начал объяснять, что все вышло случайно, он не сочинял письма и не собирался подписывать…
— Ну, ничего, — успокоил Марс. — Ошибки со всяким случаются. Главное, их надо вовремя исправлять.
Взяв Костю за плечи, Марс ввел его в комнату, где за столом уже сидели Плутон, Меркурий и Венера.
— Друзья, — сказал Марс. — Все оказалось случайным недоразумением. Верность присяге и нашему делу Костя только что доказал. Десять рублей, которые он передал мне, облегчат наше положение. Я считаю, что настало время присвоить самому молодому члену нашего общества почетное звание «Сатурн». Прошу голосовать.
Митя Чашкин первым поднял руку. За ним — Плутон.
И лишь потом, хмуро и недоверчиво посмотрев на Костю, проголосовал Меркурий.
Марс поздравил Костю с присвоением почетного звания, а затем сделал отчет о работе за последнюю неделю. Чертежи, которые он показал, подтверждали, что дело у него подвигается хорошо.
— Теперь, — сказал Марс, — я как никогда уверен в успехе.
Потом слово получил начальник разведки. Плутон ударил себя в грудь и поклялся, что завтра — кровь из носу! — а операция «Х-8» будет завершена и белый пудель окажется у них в руках.
— Вот только сил маловато, — пожаловался Плутон. — Может быть, Сатурна испытаем? — он вопросительно взглянул на Марса.
— Что ж, не возражаю. — Марс похлопал Костю по спине. — Теперь ты полноправный член общества, и настала пора принять боевое крещение… Да, — вспомнил Марс, — все, что затевается во дворе, нас не должно касаться. У нас свои задачи.
Сергей Сергеевич
Вокруг парня в шелковой тенниске собралась толпа ребятишек. Им уже было известно — он из горкома комсомола. Пришел, чтобы на месте разобраться в жалобе ребят. Зовут его Сергей Сергеевич. А фамилия просто замечательная — Гагарин!
Ребята, конечно, поинтересовались: не родственник ли Юрия Алексеевича? Оказалось — не родственник. Однофамилец. Но все равно ребята скоро поняли: Сергей Сергеевич тоже человек интересный. Он, например, такие вещи показал, что они глазам своим не поверили. Это он потом показал, после того, как спросил, что бы они хотели устроить во дворе.
— Мы в баскетбол хотим играть, — сказал Василек. — Юрий Гагарин рассказывал, что баскетбол — самая полезная игра для космонавтов.
— И волейбольную площадку надо сделать, — добавил Лешка. — И еще турник и настольный теннис.
Но кто-то из ребят возразил:
— Волейбол, теннис! Надоест целый день по мячам стукать. Вот если бы тир оборудовать…
— Ты скажешь! — набросился на него заядлый теннисист Гриша Коркин — быстроглазый, с черным цыганским чубом и в красной майке с нашитыми им самим буквами «СССР». — Тебе еще конные скачки устроить. Настольный теннис — это сила! Первое: ловкость развивает. Второе: быстроту реакции. Третье: глазомер.
Но поклонника стрелкового спорта неожиданно поддержал Буратино, так звали во дворе Сеньку из второго подъезда. Нос у Сеньки был острый и вытянут вперед. Будто кто-то потянул его за нос да так и осталось.
— Ну, если не тир, — сказал Буратино, — то что-нибудь другое. Увлекательное… А то — невидаль, турник! Подтягиваться каждый дурак умеет.
— Каждый дурак, говоришь? — спросил Сергей Сергеевич. — Ну, а ты, к примеру, сколько раз подтягиваешься?
— Я-то? — прищурив глаз, подумал Буратино. — Да раз десять — двенадцать. Как пить дать!
— Буратино, не свисти!
— Кто свистит? Сказал подтянусь, значит подтянусь!
Гагарин с сомнением оглядел невзрачную, узкоплечую фигуру Сеньки.
— Ну, ладно, допустим… А двадцать пять раз?
— Чего?
— Двадцать пять раз подтянешься?
— Этого никто не может! — категорически заявил Буратино.
Гагарин с досадой посмотрел по сторонам.
— Жалко, нет перекладины… Ладно, тогда так попробуем. Кто из вас «пистолет» сделает? — Он вытянул вперед левую ногу, а на правой присел и тут же легко поднялся.
— Детские забавы! — сказал Буратино. — Сколько угодно!
Он присел и… подняться не смог. Кругом засмеялись, а Буратино покраснел, вытер рукавом острый нос и крикнул:
— Чего ржете! Я еще докажу! Вот увидите! — Он прыгнул на седло своего зеленого велосипеда и, с места набрав скорость, помчал на улицу.