* * *
Сделать все, чтобы спасти Сато-сенсея! Но что предпринять? Что они, школьники, должны и могут сделать? Прошла уже неделя, как Сато арестован, а что они предприняли, чтобы помочь своему любимому сенсею?
Эти мысли весь вечер теснились в голове у Масато.
Он долго и беспокойно ворочался в постели; засыпал, вновь просыпался и прислушивался к шелесту ветвей. Лишь под утро, убаюканный ритмично застучавшим по крыше дождем, Масато забылся тревожным сном.
Ему снилось, что, одетый полицейским, он беспрепят ственно входит в угрюмое здание тюрьмы, спускается по узкой каменной лестнице в холодную сырость подземелья и долго бродит в одиночестве по длинному, мрачному коридору. Он знает, что сейчас или никогда они, «карпы», должны спасти учителя. Но где его искать? Где Дзиро, Сигеру, где все мальчики? .
Масато проснулся, когда через окно в комнату только еще пробивался сумрачный рассвет. Дождь кончился, и з тишине было слышно, как за тонкими стенами падают капли с карниза крыши на кучи сухих, опавших листьев.
Потом Масато услышал хлопанье крыльев — во дворе завозились куры. Дребезжа на ухабах, по улице проехала арба. И, наконец, начало нового дня возвестил стук открываемых в домах деревянных ставней.
Бесшумно ходившая по комнате мать раздвинула двери, и перед Масато раскрылась давно знакомая картина — крошечный дворик, покрытый лужами, почерневший бамбуковый забор и крыша храма, выглядывавшая из-за верхушек кипарисов и сосен. А за храмом в голубоватосерой туманной дали едва вырисовывалась суровая, оголенная вершина Одзиямы.
Вместе с влажным утренним воздухом в комнату ворвались первые солнечные лучи. Сверкающими нитями они протянулись от самой вершины Одзиямы до блестящих, отсвечивающих золотом цыновок на полу.
В доме мать вставала раньше всех. Она бесшумно вышла во двор, задала курам корм, принесла вязанку хво-
роста и затопила очаг. Неслышно встал и отец. В комнате запахло табачным дымом, закашлялась сестра Осэки.
Постепенно стали подниматься и малыши.
Запрокинув руки за голову, Масато лежал с закрытыми глазами. Как же освободить учителя?
Мальчики вчера сговорились, что каждый подумает и предложит свой план.
Мысли и планы, самые противоречивые и несбыточные, роем заполнили его голову.
Недолго думая он остановился на одном.
«Начну сразу же действовать, — решил он. — Все разведаю, продумаю до мелочей. В школу я сегодня не пойду, а после занятий забегу к Дзиро».
— Масато, проспишь! — услышал он голос матери.
Разостлав на цыновках простыню, она складывала
в нее грязное белье, собираясь идти стирать на пруд.
Масато скорчил страдальческую мину. Голосом безнадежно больного он прошептал:
— Мама, мне очень плохо. .. Я не могу даже подняться. .
Обеспокоенная мать засуетилась вокруг сына. Она ощупала его лоб и щеки, приказала показать язык. В ре' зультате этого осмотра она убедилась, однако, что состояние здоровья сына не внушает особых опасений.
Увидев, что мать колеблется, Масато стал действовать решительно. Упавшим голосом он с трудом выговорил:
— Вчера я играл под лаковыми деревьями, и, наверно, на меня упали капли ядовитого сока.. Но ты не беспокойся, мама. Я полежу немного, а потом встану и пойду все-таки в школу.
Расчет оправдался. Встревоженная не на шутку мать сама стала уговаривать сына остаться дома.
Когда она ушла, из-за ширмы появилась Осэки. Она покачала головой, сошурив свои большие насмешливые глаза:
— Бедный мальчик! Значит, лаковые деревья? А может быть, ты соскучился по своим голубям? Кстати, я вспомнила, что брат моей подруги Офуми остался на второй год из-за этих голубей...
Масато предпочел отмолчаться, так как знал, что язык у сестры опаснее лакового дерева.
Осэки собиралась не спеша: контора лесопилки начинала работу с десяти утра.
«Хорошо было бы поскорее выпроводить ее из дома! Как бы это сделать? А ведь еще не так давно, — со вздохом подумал Масато, — эта задавака боялась моих кулаков. Жаль, что теперь другие времена».
Ему не терпелось подняться с постели и приступить к своим делам.
— Не опоздаешь на работу, Осэки? — спросил Масато.
— У меня еще много свободного времени, — лукаво усмехнулась Осэки. — А ты торопишься?
Масато сделал вид, что не слышал вопроса.
Стоя перед зеркалом, сестра не спеша, тщательно осматривала себя, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону.
Судя по всему, она не торопилась уходить. Тогда Масато решил применить самое верное средство. Он устало поднялся с постели, выпил чашку воды и подошел к окну. Постояв возле него столько, сколько требовалось, чтобы не вызвать подозрений, он безразличным голосом произнес:
— Однако поздно сегодня Хейтаро пошел на работу.
Удар был верно рассчитан. Осэки быстро подбежала
к окну:
— Где гы видишь Хейтаро?
— Да вот, только что постоял у нашей калитки и завернул за угол...
Масато услышал за спиной усилившийся шорох кимоно. Когда он повернул голову, сестра уже надевала свои любимые сандалии с фиолетовыми плисовыми ремешками.
— Масато, — торопливо сказала она, — на кухне жарится рыба. Не забудь покормить девочек. Тебе оставлена чашка бобового творога. Да смотри, чтоб Маро не обижал моего котенка!
Как только она вышла из дома, Масато вздохнул с облегчением, быстро оделся и вышел во двор.
Еще не успокоившийся ветер встряхивал ветви деревьев и обдавал Масато с ног до головы холодными капельками воды. Во дворе вместе с курами и голубями озабоченно копошились на земле около еще не просохших луж его маленькие сестренки.
Приставив свернутую ладонь ко рту, Масато тихо и протяжно свистнул. Из глинобитного сарая сейчас же показался уж. Обходя лужи, он быстро пополз к мальчику. Куры и голуби, тревожно озираясь, уступали ему дорогу.
Масато занял позицию на лесенке, ведущей на голубятню. Оттуда хорошо просматривалась вся улица. Свое внимание он сосредоточил на каменном доме. Из этого дома ежедневно, ровно в десять часов утра, выходил маленький кривоногий человек с красным, как гусиный клюв, носом —новый начальник полиции.
Спустя полчаса кривоногий начальник вышел из своего дома и направился вниз, к зданию поселковой полиции. Когда он исчез в дверях полицейского участка, Масато тщательно занялся изучением своего двора. Он осмотрел внутренность глинобитного
Масато направился к Дзнро, держась теневой стороны улицы. Он прошел мимо проточного пруда, от которого чуть тянуло свежестью воды, и завернул в переулок, выхоливший к дому Дзиро. В недвижном горячем воздухе от только что проехавшей крестьянской арбы повисла пыль.
Чтобы сократить путь, Масато не пошел в ворота, а перемахнул через дощатый забор. Он оказался на крошечном огороде. При его внезапном появлении собака Дзиро, рыжая Тама, оставив своих щенят, рыча бросилась к нему. Но, узнав в незнакомце приятеля Дзиро, Тама остановилась и виновато завиляла хвостом.
— Привет, Тама! — крикнул Масато, присев на корточки и подавая собаке руку. — Давай лапу! Не бойся, нс укушу!
Затем он ударил три раза в ладоши. Это был условный знак. Дзиро не показывался Подождав немного, Масато хлопнул еще раз.
Заколыхалась тростниковая занавеска, висевшая на открытых дверях, и появился школьный сторож дедушка
Симура. Вслед за ним вышла мать Дзиро — тетушка Омицу.
— Извините, — смутился Масато. — Я хотел узнать у Дзиро, какие уроки на завтра задали.
— А ты что же в школу не пошел? — спросила его гетушка Омицу, заслонив лицо ладонью от солнца.
— Я болен... — тихо ответил Масато, исподлобья наблюдая за дедушкой Симурой. — Голова очень болит, п ходить трудно.. .
Мать Дзиро сочувственно покачала головой, а дедушка Симура лукаво сморщил нос.
— А прыгать через забор? — спросил он.
Масато опустил голову и стал быстро поглаживать затылок. Этот жест у школьников обозначал: «не знаю» или «виноват».
— Ах ты бунтовщик! — улыбнулся старик. — А як вам собрался. Мать или отец дома?
— Нет их еще, дедушка Симура. А зачем они вам?
— Директор Фурукава собирает родителей шестиклассников. Не иначе, как из-за бунта вашего...
— Ну и пусть собирает! — насупился Масато. — Только ничего ему не поможет. Пока Сато-сенсея не освободят из тюрьмы, мы. ..
—¦ Вот слышите, госпожа Хаяси? — усмехнулся школьный сторож. — И все они так, словно сговорились.
— И что только происходит! — горестно вздохнула тетушка Омицу. — Говорю вчера Дзиро: «Выгонят тебя из школы. Не в свои дела нос суешь. Ребенок ты ведь еще». А он мне в ответ: «Я не ребенок. И все, что в школе делается, касается меня».
— Извините, пожалуйста... — Масато вежливо поклонился. — Мне бы Дзиро на минутку.
— Дзиро убежал на речку, — сказала тетушка Омицу. — Как пришел из школы, сейчас же ускакал.
«Не иначе, как в «Грот карпов» собираются мальчишки», — подумал Масато и хотел было уже броситься к забору, но во-время спохватился и медленным шагом, степенно направился к воротам.
Здесь они заставят его написать приказ об освобождении учителя. Если начальник заартачится, можно будет попугать его чем-нибудь — например, накинуть ему на шею петлю. Как только он напишет приказ, сейчас же они освободят учителя и вместе с ним уедут из Одзи.
— Все это хорошо, — заметил Сигеру вкрадчиво, — только как бы полицейский начальник не задохнулся в мешке...
Мальчики начали смеяться. Масато вскочил со сжатыми кулаками:
— Трусы! Кому дать оплеуху?
Дзиро спокойно подошел к Масато и похлопал его по плечу:
— Конечно, план интересный, но больше подходит для Черного Боба, чем для нас. Но в одном ты прав. С сегодняшней ночи мы начнем причинять неприятности этому полицейскому начальнику и всем, кто хочет отнять у нас нашего учителя. — Усадив Масато у очага, Дзиро продолжал: — Мы тут без тебя уже кое-что решили. Я знаю, что ты согласишься с нами. То, что мы задумали, — тоже довольно опасное дело.
— Опасное? — невольно перейдя на шопот, спросил Масато.
— Да. Мы пойдем ночью в храм.
— В храм? .. — протянул удивленно Масато.
— Мы решили написать кое-что на воротах храма, — сказал Дзиро. — Сейчас я тебе все расскажу. Но перед этим надо, по-моему, подкрепиться.
— Конечно, надо подкрепиться! — раздались веселые голоса.
И шумная стайка «карпов» начала устраиваться вокруг кастрюли, над которой поднимался вкусно пахнущий пар.
Котаро уже пообедал и собирался бежать к товарищам, когда у дверей его дома появился одноклассник, маленький вежливый Масахико. Он передал его матери аккуратно заклеенное письмо и, молча поклонившись, вышел. Мать Котаро долго разглядывала конверт, стараясь догадаться, от кого письмо. Но на конверте не было ни почтового штемпеля, ни обратного адреса.
Котаро исподтишка наблюдал за матерью. Ему интересно было увидеть, какое впечатление произведет на нее письмо-напоминание. Осторожно развернув вчетверо сложенный лист бумаги, она поднесла его поближе к свету.
Лицо ее выразило удивление, сменившееся растерянностью. Она быстро оглянулась на сына:
— Что это, Котаро?
Она вся вдруг обмякла и беспомощно опустилась возле сына на цыновку. По ее морщинистым впалым щекам скатились две крупные слезы.
—¦ Не надо, мамочка! — тихо сказал Котаро.