— Афонсу Энрикеш, кажется, прав: если не тремя, то по крайней мере одним дураком он обеспечен, — буркнул Фернанду.
Он по-прежнему относился ко всему происходящему очень серьезно.
— Лучше быть живым дураком, чем мертвым умником! — провозгласил Вашку. — К тому же не забывай: у нас перед ними преимущество в несколько веков. С таким многолетним опытом мы не пропадем! Вот увидишь, мы будем иметь колоссальный успех!
— Не болтай ерунду! — прикрикнула на него Мафалда. Ей было не по себе.
— Ругайся, ругайся!.. Еще посмотрим, кто из нас болтает ерунду.
Сопровождавший их сеньор молча вел их через город. И казалось, ничего не слышал. Наконец он остановился и постучал в какую-то дверь. Вскоре дверь распахнулась. Он пропустил ребят вперед, затем вошел сам. Прежде чем они раскрыли рты, чтобы задать очередной вопрос, сеньор заговорил:
— Меня зовут Менду Соареш. Король поручил мне заботиться о вас. Знайте, что вам дана полная свобода в стенах этого города. Но предупреждаю вас о том, что вы будете сурово наказаны, если покуситесь на жизнь Афонсу или какого-нибудь знатного человека, если попытаетесь выйти из города без разрешения или составите заговор против королевства, на расширение границ которого нами затрачено столько трудов. Я не спрашиваю, откуда вы, мне достаточно знать, что вы будете верны Афонсу Энрикешу и королевству. Теперь идите отдыхать. Вы останетесь здесь, в моем доме, и ни в чем не будете знать нужды. Дальнейшее я сообщу вам завтра.
И, не дожидаясь вопросов, он повернулся и вышел из дому, предоставив ребятам самим ломать голову. Тут они услышали нежный голосок. Рядом стояла девочка.
— Не бойтесь! Он всегда так разговаривает, а сам очень добрый. Его отец был воспитателем короля. Его звали Соэйру Мендеш. Менду говорит, что его отец любил Афонсу, как собственного сына. Поэтому теперь Менду так оберегает короля. Ему кажется, что короля повсюду подстерегают опасности. Он для Менду все равно что родной брат.
Мафалда посмотрела на девчушку, которая так неожиданно появилась перед ними, и улыбнулась. Наверное, они не заметили ее раньше из-за полной темноты, царившей в доме.
— Меня зовут Мафалда.
— А меня Санша, — живо ответила девочка. — Мой отец погиб семь месяцев назад, во время штурма Сантарена, и Менду Соареш взял меня к себе. Мы жили в Гимарайнше, а теперь переехали сюда. Менду никогда не покидает Афонсу, а я всегда с Менду. Но знаете, мне здесь совсем не нравится. Окна всегда затворены, на улицу выходить нельзя, и такой ужасный запах, и такие крики…
— А почему ты не открываешь окна? — спросила Мафалда.
— Из-за чумы. Так велел Менду Соареш. Во время осады в городе вспыхнула чума, и сейчас во многих местах еще не кончилась. Из-за нее мне и гулять не разрешают. А в Гимарайнше воздух был чистый… в полнолунье мы танцевали во дворе.
— Дон Бибаш с тобой не согласился бы, — засмеялся Вашку.
Санша усмехнулась и пожала плечами.
— Не слушайте дона Бибаша. Он ведь, бедняжка, полоумный после тех побоев. Это было так давно, говорят, лет тридцать назад, а он все никак не забудет…
— Значит, здорово ему досталось…
— Его избили до полусмерти. Это случилось из-за вражды между доной Терезой и Афонсу Энрикешем. Менду Соареш сто раз мне об этом рассказывал, и отец покойный тоже. Тогда дон Бибаш и сошел с ума, хотя иногда он говорит очень разумные вещи. Но давайте больше не будем об этом. Дона Тереза умерла много лет назад, а куда подевался галисиец, никто не знает. Менду Соареш говорит, что теперь начинается новая жизнь. Только дон Бибаш этого не понимает, ему все чудится, что граф ди Трава преследует его и хочет снова схватить. Не обращайте на это внимания. Мы псе любим его и смеемся, когда он поет свои куплеты, но он всего лишь бедный сумасшедший шут… — Тут Санша замолчала, как будто только теперь как следует рассмотрела троих ребят. — Вы так странно одеты… Откуда вы пришли?
Фернанду улыбнулся:
— Если мы сообщим тебе, что мы ниоткуда не пришли, а родились в этом самом городе, что Аль-Ужбуна когда-нибудь будет называться Лиссабон, что станет он гораздо больше, что рядом с твоим домом построят много других домов, а твой дом станет историческим памятником и туристы будут приходить, чтобы посмотреть на него, — что ты на это скажешь?
Санша так и зашлась от смеха:
— Скажу, что вы совсем ненормальные, похуже дона Бибаша!
— Тогда считай, что мы прибыли из далекой страны, где все одеваются так, как мы, где людям известно такое, что тебе и не снилось, но очень хотим с тобой дружить. Идет?
Девочка засмеялась:
— Идет! Сейчас я покажу вам ваши комнаты.
Глава 8. КОРОЛЬ ЖЕЛАЕТ, ЧТОБЫ К ВОСХОДУ СОЛНЦА ЕМУ СОЧИНИЛИ КУПЛЕТЫ
— Ой, как болят мои бедные косточки! — стонал Вашку на следующее утро.
— А ты думал, тебе пуховую перину постелят? — засмеялась Мафалда и, передразнивая брата, пошла по комнате, волоча ноги и прихрамывая. — Скажи спасибо, что мы не очутились здесь во время осады. По крайней мере, сейчас мы в безопасности и в доме у мирных людей.
— Еще денек-другой, и ты будешь говорить в точности как они, — хмыкнул Фернанду.
— Это почему же? Совершенно нормально разговариваю. Что я такого сказала?
— «Мирные люди». Что-то я не припомню, чтобы раньше ты так выражалась!
— Ну и дурак!
Ответить Фернанду не успел. Громкий стук в дверь возвестил о приходе Санши. Она вошла в комнату и, протягивая им хлеб, предупредила:
— Не забывайте, что еды у нас мало. Хорошо еще, что мы нашли в доме запасы муки. Иначе кто знает, что стало бы с нами, ведь эти негодные рыжие люди все кругом разграбили.
— Какие это рыжие? — удивился Фернанду.
Но в этот момент вошел Менду Соареш. Не здороваясь, лишь слегка кивнув, он коротко бросил:
— Король повелел вам явиться. Вы готовы?
Ребята направились к дверям. Фернанду успел лишь шепнуть Санше: «Ты мне расскажешь потом про этих рыжих», а Вашку, несмотря на просьбу маленькой хозяйки об экономии, отломил потихоньку еще один ломоть хлеба и сунул его в карман — так, на всякий случай.
— Эту часть города мавры именовали Аль-хамма, что на их языке означает «горячая вода». Говорят, где-то здесь должен быть источник теплой воды, исцеляющий любую хворь. Но нам пока недосуг заниматься такими ничтожными делами. Город в развалинах, труды предстоят большие и тяжкие.
Афонсу Энрикеш принял их в том же холодном каменном зале. Да, неуютно выглядели королевские покои. Где-то рядом позванивали бубенчики дона Бибаша, но пока он не показывался.
— Как ты думаешь, с королем нужно здороваться? — шепнула Мафалда на ухо Фернанду.
— Кто его знает, у меня еще не было знакомых королей, а в книгах… что-то я не припомню!
— А я знаю! — прошептал Вашку. — Нужно вытянуть вперед руку и сказать «салве»!
— Какое еще «салве», что он тебе, Юлий Цезарь? — рассердился Фернанду.
— Лучше всего ничего не говорить, пока он сам не заговорит, — решила Мафалда.
— Вот именно… И угодить в тюрьму за невежливое обращение с королем, — проворчал Вашку.
— Да отстань ты со своими тюрьмами!
Похоже, что король их услышал.
— Молчать, не то р-разнесу! Здесь говорю я или тот, кому я прикажу! — Он почесал бороду (в этом месте меня одолевает большое искушение прочесть вам лекцию о скудных гигиенических навыках людей той эпохи, но, надеясь на вашу проницательность, я воздержусь от многословия и скажу коротко: он почесал бороду) и продолжал: — Мне неизвестно, какие обычаи в том королевстве, откуда вы прибыли. Но у нас все должны работать. В ваши годы, — он хмыкнул, припоминая, видимо, что-то очень смешное, — …в ваши годы, клянусь Сантьяго, я славно поработал этим мечом! В ваши годы, разрази меня гром, я уже носил рыцарские доспехи! Но вы телом хилы и в воины не годитесь. Ткни вас легонько, и вам уже не встать!
И он заржал так, что стены задрожали. По-видимому, он находил свои слова отменно остроумными. Ребята переглянулись — им было невесело. Они отлично знали, что их имена не значатся ни в одной исторической хронике, ни в одном школьном учебнике. Кто знает, что может случиться, когда тебя каким-то ветром относит на несколько сотен лет назад. Во всяком случае, их вовсе не прельщала идея отправиться разбойничать в чужие земли или влезть в железные доспехи и орать «за Сантьяго!» у стен какого-нибудь города.
— Вы, юноши, — продолжал король, — останетесь при мне и будете меня забавлять. А девица отправится в дом Менду Соареша помогать Санше по хозяйству. Женщины только на это и годятся.
— Значит, нас разлучают? — тихонько проговорила Мафалда.
Мальчики повесили голову.
— Струсили? Трусов я не выношу! — рявкнул Афонсу.
— Не-ет… Не струсили… Просто Менду Соареш говорил, что мы все втроем будем жить у него, — сказал Вашку, судорожно глотая воздух и борясь с очередным приступом чиханья.
— А я решил по-другому, разрази меня гром! Я приказываю! Выполнять и не рассуждать! Все!
— Ваше счастье, что революция 25 апреля[7] произойдет только через восемьсот лет, а то бы мы показали вашему величеству, стоит ли обсуждать королевские приказы! — крикнул Фернанду.
Вашку в ужасе вытаращил на него глаза, отчетливо представляя себе, как брат гремит цепями во мраке подземелья.
— А-а, это ты, который похвалялся, будто может предугадать будущее! Теперь я вспомнил. Это мне нравится. С этого дня ты обязан предупреждать меня обо всех бедах, которые меня подстерегают.
— Предупреждать? Пожалуйста, я хоть сейчас сяду и расскажу все о вашем правлении до точки. Но менять что-нибудь в ходе истории я не имею права, а то в хрониках все события перепутаются! Кстати, в некоторых хрониках о вас не очень-то вежливо отзываются. Как вас только не ругают! И лживым, и посредственным, и коварным — честное слово, я все это читал! А кончите вы свои дни под властью зятя, в Бадахосе, вот, получайте!
Король вытаращил глаза и весь позеленел от ярости, а Вашку, то и дело толкая брата локтем в бок, шептал:
— Фернанду, перестань! Пойми ты, никому же не известно, что мы здесь, в прошлом восьмисотлетней давности. Попробуй, позови на помощь, никто не услышит! И не узнает никто, что жили когда-то некие Фернанду, Вашку и Мафалда, которые взбунтовались против короля Афонсу Энрикеша и были казнены. Сам знаешь, что в истории остаются только великие люди или герои, и ей дела нет до трех таких не… а-пчхи!.. несчастных человечков, как мы! Молчи, молчи, пожалуйста, а то они нам все кости переломают!
Тут король брякнул кулаком по столу и заорал:
— Гром и молния! Какое мне дело, нравлюсь я кому-то или нет? У меня одна забота: держать этот город в своих руках! Владеть им, как владею я Сантареном, Гимарайншем, Коимброй, Порту, Алмадином и Синтарой. И еще многими другими, которые я завоюю. Ругательные слова? Знать не желаю ни о каких словах, ругательных или хвалебных, пропади они пропадом! Пусть о них заботятся бабы да шуты. А по мне, нет лучше слова, чем «меч». Настоящее слово! Другого не признаю. А что до зятя, про которого ты болтал, то тут ты хватил: у меня нет никаких дочерей, только сын, и ему всего несколько месяцев.
Афонсу перевел дух (и конечно, снова почесал — здесь возможен также глагол «поскреб» — бороду). Потом взглянул на ребят и сказал миролюбиво:
— Да, теперь я вижу, что вы не из робких. Это мне по душе. Так и быть, живите у Менду Соареша. Но завтра, как рассветет, вы должны явиться сюда. И чтобы сложили мне куплеты, да посмешнее. Смотрите, если я не засмеюсь, то позову сей же час дона Бибаша, а уж он посрамит вас полдюжиной стишков о негодном графе! Ступайте. Я должен еще рассчитаться напоследок с крестоносцами — их корабли скоро отплывают.
Мафалда хотела спросить у братьев, как следует прощаться с королем, но спохватилась — вопрос был бы крайне неуместным — и поспешила за ними к выходу: вдруг Афонсу передумает?
Глава 9, В КОТОРОЙ СТАНОВИТСЯ ЯСНО, ЧТО ОДНИМИ ТРА-ЛЯ-ЛЯ В СТИХАХ НЕ ОБОЙДЕШЬСЯ
— Не было печали… Куплеты! Да я и «Чижика-пыжика» не спою… — жалобно признался Фернанду.
— Что и говорить, ребятки, — вздохнул Вашку, — за всю свою жизнь я сочинил только одно четверостишие, в прошлом году. Мы его читали хором, всем классом, когда прощались с учителем английского. Как же там было?..
Наш учитель дорогой!
Расставаясь с классом нашим,
Не забывайте никогда
Своих любимых второклашек!
Мафалда и Фернанду так дружно расхохотались, что Вашку обиделся.
— А чего смешного? Между прочим, ему очень понравилось. Он даже поставил всем «отлично» и сказал, что у него никогда не было таких прекрасных учеников.
— Может быть… Только я не уверен, что дон Афонсу Энрикеш придет в восторг от твоих поэтических способностей.
— Ну и сочиняйте сами!
— Подумаешь, обиделся…
— Подумаешь! Сами бы попробовали. Я чуть не свихнулся, пока подыскивал рифму…
— Ладно, мальчики, — примирительно сказала Мафалда. — Вашку, конечно, молодец. Но нам от этого не легче. Вряд ли король знает, кто такие «второклашки». Скорее всего, этот стишок ему не понравится, даже если его украсить какими-нибудь «тра-ля-ля» или «э-ге-гей»!
Так они спорили до самого дома. Едва переступив порог, Вашку ухватил со стола горсть маслин и лепешку, и тут ему в голову пришла спасительная идея:
— А что, если попросить помощи у дона Бибаша?
Но старшие отнеслись к этому предложению с явным презрением:
— Ты что, сдурел? Сказал же король, что у него больше не получается ничего хорошего! Напридумывает дон Бибаш нам сатирических стишков про своего графа, а в тюрьме, между прочим, нам придется отсиживать!
— А-а, теперь и вам тюрьмы мерещатся! А я-то думал, один я такой псих!
— Слушайте, давайте наконец займемся делом! В конце концов, может, это не так уж трудно? Если сумасшедший их сочиняет, отчего бы нам, нормальным, не попробовать?
— Да в том-то и дело… — пробормотал Вашку.
— В чем дело?
— Как-то я не уверен, что мы действительно нормальные…
— Перестань идиотничать! Давай придумывай рифмы…
— Рифмы, говоришь… Так, скажем… Сейчас… Думай, головушка, думай… Лепешка — картошка, лимон — бульон, пирожное — мороженое, варенье — печенье, мед — компот, фрукты — продукты…
— С тобой действительно свихнешься! Ты что, ни о чем, кроме еды, и думать не можешь?
— Какой еды? — испугался Вашку. — Честное слово, я не нарочно! Оно само так получилось! Если не нравится, я придумаю другие… Где бы записать?.. А то так трудно… Санша! Са-анша!
Санша появилась так быстро, как будто только и ждала, чтобы ее позвали.
— Саншинья, миленькая, одолжи мне, пожалуйста, карандаш и несколько листочков бумаги! Если есть ручка, давай ручку. Неплохо бы еще ластик.
Санша молча смотрела на ребят широко раскрытыми глазами.
— Ты что, не слышишь? — сердито спросил Вашку.
— Я прекрасно слышу, я не глухая, и не нужно кричать. Только я ничего не поняла. Видит бог, ни словечка. Ты просишь какой-то еды?
Вашку хлопнул себя по лбу.
— Мама родная, ну и влипли! Да ведь в этом несчастном средневековье не знают ни карандашей, ни шариковых ручек, ни… А тратить на нас гусиные перья и пергамент тоже никто не станет. Эти роскошные вещи есть только у сеньоров монахов. Значит, придется сочинять куплеты да еще заучивать их наизусть! Ничего себе работенка! Для этих людей ручка или фломастер все равно что неопознанный летающий объект…
Мафалда так и подпрыгнула.
— Есть! Есть!
— Что у тебя есть, ручка?
— Да нет же, дурачье, есть идея! Мы сочиним куплеты об НЛО! Вот король удивится! А смеху-то будет!
Братья колебались:
— А если ему не понравится?
— Ну придумайте что-нибудь получше! Пожалуйста, я не настаиваю.
Сомнения были недолгими. Времени оставалось мало, а король выразился недвусмысленно: к восходу солнца работа должна быть сделана.
Они сели в уголок и стали перешептываться. Пока Санша ломала голову над непонятными речами гостей, ребята то смеялись, то отчаивались и без устали твердили придуманные стихи, чтобы, не дай бог, ничего не забыть в ответственный момент. А часы текли, и вот уже за плотно закрытыми окнами предрассветный ветерок начал проветривать город, унося за его пределы зачумленный воздух.