Я спустился с Белло вниз, до самого конца лестницы, мимо нашей двери, и через чёрный ход вошёл в аптеку.
За день до этого я взял здесь карамель с виноградным вкусом и бросил одну конфетку Белло. Он поймал её на лету, и она ему так понравилась, что он встал на задние лапы и стал служить, выпрашивая ещё.
Но второй карамельки он не получил, потому что папа вычитал в книжке «Как я воспитываю собаку», что собакам нельзя давать сладкого.
Я подумал, что ещё одна крошечная конфета не повредит такой большой собаке. Конечно же не повредит. И если я сейчас разрешу Белло лизнуть конфетку, а потом подброшу её вверх и он её поймает, ему понравится игра и он забудет о своих друзьях.
Я не стал зажигать свет, чтобы меня не увидели с улицы. Поводок я выпустил из рук. Здесь, в аптеке, пёс никуда не сможет удрать. Пока я осваивался в темноте, я услышал, что Белло через открытую дверь вошёл в заднюю комнату, то есть в лабораторию, и принялся всё обнюхивать. Этого нельзя было допускать, там находилось много папиных химикатов, которые лизать категорически запрещалось. И я решительно включил свет.
Белло как раз приготовился задрать лапу под мандариновым деревом.
— Эй, Белло, тебе не разрешается писать в доме! — крикнул я, поднял с пола поводок и попытался оттащить собаку от окна.
Тут-то всё и случилось. Вероятно, я толкнул локтем бутыль с голубым эликсиром. Во всяком случае, она упала со стола, разбилась, и жидкость растеклась по полу. Белло тут же принялся лакать голубой сок, который явно пришёлся ему по вкусу. Вероятно, он решил, что я угостил его лакомством.
— Нет, Белло! Нельзя! — кричал я. — Эта жидкость, наверное, ядовита!
Но было поздно.
Сначала ничего не произошло. Потом Белло начал издавать какие-то странные звуки. Но исходили они не из гортани, а от всего его тела. Как будто у собаки трещали кости. Белло вытянулся в длину и встал на задние лапы; он всё рос и рос, морда его стала почти плоской, длинные уши — круглыми и мясистыми, потом исчезла длинная шерсть, — и передо мной оказался человек с густыми волосами на голове и с собачьим ошейником на шее, на котором болтался поводок.
Эликсир превратил Белло в человеческое существо.
Это существо смотрело на меня с не меньшим изумлением, чем я на него.
— М-м-м-м… — мямлил он. А потом глубоким, мощным басом: — М-а-а-кс! — И ещё раз, уже чётко: — Макс!
— Белло, ты… человек! — пролепетал я, едва ворочая языком.
— «Ты — чевекк!», — повторил он. Потом оглядел себя и кивнул: — Да, ты — чевекк.
— Нет, ты! Ты — человек. Теперь скажи: «Я — человек».
— Хм-м, — не понял он.
Слово «я», видимо, было ему незнакомо.
— Ты, Белло, ты — человек!
— Белло — чевекк! — заключил он. И стал повторять всё быстрее и восторженнее: — Белло — чевекк, Белло — чевекк!
Я спросил:
— Как это ты смог заговорить?
Белло изумлённо поглядел на меня и сказал:
— Макс тоже говорит.
— Да. Но ты же собака!
— Белло — чевекк, — поправил меня Белло.
— Я хотел сказать, ты был собакой.
— Собаки тоже говорят, — заявил Белло. — Собаки говорят по-собачьи. Человек говорит по-чевечьи. Белло — чевекк.
— Человек, — поправил его я.
— Да. Чевекк, — повторил он. — А почему Белло — чевекк?
— Это сделала голубая жидкость, которую ты выпил. Значит, она превращает не только растения, но и животных.
— Превращает животных, — старательно повторил Белло и кивнул.
— Что мне теперь с тобой делать? — задумчиво прошептал я.
— Белло холодно. У чевекков нет шерсти на теле. Только на голове. Холодно! — пожаловался он.
— Мы пойдём наверх, в квартиру. Там ты наденешь папины штаны и куртку, — решил я. — Только сначала я взгляну, нет ли кого-нибудь на лестнице. Нехорошо, если фрау Лихтблау тебя увидит. Ты ведь голый.
— Да. Я голи, — повторил Белло. — Голи холодно.
Мы вместе прошмыгнули в квартиру, и Белло сразу направился в детскую.
— Моё одеяло, — обрадовался Белло, несколько раз обернулся им, лёг на пол и свернулся клубком.
— Нет, Белло. Тебе нужно одеться, — сказал я. — Пойдём в папину спальню.
— Папину спальню, — повторил он и встал. — Одеться, да. Я рылся в папином гардеробе, показывал Белло, как носят штаны и рубашки. Это было совсем непросто. Если бы не я, он, вероятно, засунул бы передние лапы в рукава и натянул брюки на голову.
Я настолько увлёкся, что не услышал, как хлопнула входная дверь. Но Белло задрал нос, принюхался и сказал:
— Папа пришёл!
И тут в дверях спальни появился папа.
Он остолбенел от ужаса и несколько минут стоял неподвижно, открыв рот. Потом вдруг взорвался:
— Что вы делаете в моей спальне? Кто вас сюда впустил? Почему вы надели мои вещи? Макс, немедленно подойди ко мне! Макс, кто этот господин?
— Кто этот господин? — повторил я. — Ты не поверишь, папа.
— Говори! — потребовал он.
— Этого господина зовут господин Белло.
Два удивительных сюрприза для господина Штернхайма
В этот субботний вечер Штернхайм, как обычно, отправился в городскую ратушу, где члены клуба «Франц Шуберт» собирались на спевку.
Если бы он знал, что произойдёт в лаборатории в его отсутствие, он бы, конечно, остался дома. Но тогда он пропустил бы первый сюрприз этого вечера. В противоположность второму, который выпал на его долю несколько позже, первая неожиданность оказалась весьма приятной. Дело в том, что господин Эдгар, капельмейстер и председатель клуба, представил собравшимся новую участницу. Это была соседка Штернхайма, поселившаяся этажом выше.
Господин Эдгар постучал дирижёрской палочкой по стеклянному стакану и торжественно произнёс:
— Разрешите на две — две с половиной минуты привлечь ваше внимание! Представляю новую участницу нашего хора и вообще новую жительницу нашего города фрау Верену Лихтблау! Она уже подписала в двух экземплярах заявление с просьбой принять её в клуб. Её номер тридцать девять-жен. «Жен.» означает «женский». Она приехала из Мюнхена, где пела в большом церковном хоре. У неё меццо-сопрано, и она очень хочет петь с нами. Добро пожаловать!
Все зааплодировали. Фрау Лихтблау дружески улыбнулась Штернхайму и присоединилась к группе сопрано. Хор запел «Кофейную кантату» Иоганна Себастьяна Баха.
— Родился в тысяча шестьсот восемьдесят пятом, скончался в тысяча семьсот пятидесятом, то есть в возрасте шестидесяти пяти лет, — уточнил господин Эдгар.
От своей любви к цифрам он не мог отказаться даже в хоровом клубе.
После репетиции Штернхайм и фрау Лихтблау вместе пошли домой. Правда, господин Эдгар, как всегда, пригласил Штернхайма выпить по кружке пива. Но Штернхайм отказался:
— Только не сегодня, господин Эдгар. Я хочу проводить домой номер тридцать девять-жен.
На что господин Эдгар обиженно проворчал:
— Значит, сегодня останемся без пива.
Он влез на свой трактор и уехал.
Если бы Штернхайм и фрау Лихтблау вернулись домой кратчайшим путем, Штернхайм застал бы Макса и Белло в тёмной аптеке. Вероятно, Штернхайм сразу включил бы свет и спросил: «Что это вы делаете тут так поздно?» — и велел бы Максу подняться с собакой наверх. И Белло не превратился бы в господина Белло.
Но вечер был тёплый, и Штернхайму и фрау Лихтблау захотелось погулять и поболтать. Было уже одиннадцать часов, когда они подошли к дому.
Окна второго этажа были ярко освещены.
— О боже, в квартире горит свет, — забеспокоился аптекарь. — Максу давно пора спать!
— Он просто забыл его выключить, — успокоила его фрау Лихтблау.
— Но и в моей спальне тоже светло, — возразил Штернхайм. — Придётся подняться и посмотреть, что случилось.
— Спокойной ночи, господин Штернхайм, — сказала фрау Лихтблау, остановившись перед дверью его квартиры.
— Называйте меня просто Штернхайм, этого вполне достаточно. Мне очень хочется спросить вас вот о чём: не согласитесь ли вы на следующей неделе поужинать со мной и Максом? Я приготовлю что-нибудь вкусное.
— С удовольствием! Как насчёт послезавтра? По понедельникам я заканчиваю работу в пять часов.
— Понедельник годится, — поспешно согласился Штернхайм. — Разрешите задать ещё один вопрос? Кто отпускает вас в пять часов? Другими словами, где и кем вы работаете?
— Я офтальмолог. Работаю в магазине оптики.
Уже поднимаясь на свой этаж, она крикнула:
— Передайте привет Максу. А также Белло, вашей премилой собачке. И не будьте слишком строги к сыну. Ведь завтра воскресенье, и он сможет поспать подольше.
Штернхайм открыл входную дверь и первым делом заглянул в детскую. Там никого не оказалось. Постель была не смята. Пока аптекарь раздумывал над тем, куда подевался Макс, кто-то глубоким басом отчётливо произнес:
— Папа пришёл!
Голос донёсся из спальни Штернхайма.
Штернхайм направился туда и замер на пороге от неожиданности и ужаса. Какой-то длинноволосый лохматый тип спокойно доставал из шкафа одежду, неумело примерял его любимую рубашку чёрного цвета, отдающую синевой, а Макс стоял рядом и никак этому не препятствовал!
Уж не был ли Макс целиком во власти грабителя? Правда, оружия в руках последнего не было.
Наконец Штернхайм пришёл в себя.
— Что вы делаете в моей спальне? С какой стати вы надели мои вещи? И вообще — кто вас впустил в дом? Макс, сейчас же подойди ко мне! Макс, кто этот господин?
Макс растерянно взглянул в глаза отцу.
— Этот господин? — повторил он. — Ты не поверишь, папа.
— Отвечай же!
— Этот господин — господин Белло.
— Белло? Кто такой господин Белло? — недоумённо переспросил Штернхайм.
— Ну, это наш бывший пёс, — пролепетал Макс.
Тут в разговор вмешался незнакомый господин.
— Белло — чевекк, — сказал он гордо, подошёл к Штернхайму, упёрся руками ему в грудь и повторил: — Белло — чевекк, папа. — И попытался облизать Штернхайму лицо.
— Тьфу! — закричал аптекарь. — Пошёл вон! Это ещё что такое?!
— Сидеть! Белло, сидеть! — скомандовал Макс, и Белло послушно уселся на пол.
Только теперь Штернхайм заметил у него на шее собачий ошейник.
— Макс, умоляю, объясни, что стряслось, пока я окончательно не сошёл с ума, — потребовал Штернхайм. Он старался говорить спокойно, хотя ему хотелось кричать от ужаса.
— Я спустился вместе с Белло вниз, в лабораторию, — осторожно начал Макс.
— Ну? И что же? — не выдержал Штернхайм.
— Ну и бутыль упала на пол, голубой эликсир разлился, а Белло слизал всё до капли и после стал таким, каким ты его видишь, — закончил Макс и указал на господина, смирно сидевшего на полу.
— Каким видишь, — подтвердил тот. — Белло — чевекк.
Теперь и Штернхайму пришлось сесть. Правда, на кровать, а не на пол.
— Как это могло случиться? — вслух размышлял он. — Впрочем, эликсир изменял не только величину растений, но и их природу. Маленькая редиска превратилась в огромную редьку. А Белло…
— …в человека, — подсказал Макс.
— Скажи, ради бога, что нам делать? — Штернхайм, видимо, совсем растерялся.
— Как это — что делать? Конечно, он останется с нами. В конце концов, он был моей собакой, — заявил Макс.
Штернхайм энергично затряс головой:
— Мы не можем приютить человека, пусть даже «чевекка», бывшего раньше нашей собакой. Это похоже на подпольные опыты на животных. Если это всплывёт, придётся закрывать аптеку.
— Что ж, нам теперь прогнать Белло? Я имею в виду господина Белло, — поправился Макс. — Нет, он останется с нами! Я его люблю, хотя он уже не собака.
— Белло тоже любит Макса, — произнёс господин Белло, встал и попытался облизать лицо Макса.
— Нет, Белло, нет! Люди не облизывают тех, кого любят, — засмеялся Макс.
— Не облизывают? — усомнился господин Белло.
Теперь он стоял посреди комнаты и принюхивался, втягивая воздух задранным кверху носом. Потом подошёл к Штернхайму и бесцеремонно обнюхал его пиджак.
— Папа был у господина Эдгара, — отметил он. — И у той женщины наверху, которая погладила Белло.
— Не называй меня папой, — скривился Штернхайм. — Я не твой папа. Я папа Макса. Называй меня Штернхайм.
— Хорошо. Белло будет говорить «папа Штернхайм», — с готовностью согласился господин Белло.
— Не папа Штернхайм! А просто Штернхайм! — воскликнул тот чуть громче, чем хотел. Происшедшее действительно никак не укладывалось в его голове. — Понимаешь, Белло? Штерн-хайм.
Господин Белло обиделся.
— Хорошо, Белло будет говорить просто Штернхайм, — повторил он. — А Штернхайм не будет говорить просто Белло.
— Не называть тебя Белло? А как же? — удивился аптекарь.
— Штернхайм будет говорить Господин Белло, — гордо произнёс тот. — Господин Белло — чевекк!
— Пожалуйста, пусть будет господин Белло, — кивнул Штернхайм. — Вот только как мы будем жить? Лучше всего сейчас лечь спать: утро вечера мудренее. Завтра решим.
Втроём они вышли из спальни. Когда господин Белло проходил мимо кухни, то увидел, что раковина наполнена водой, и с криком «Пить, пить!» бросился к ней. Вообще-то Макс должен был помыть посуду, но сегодня он, естественно, не успел. В раковине находилось несколько чашек и одна тарелка. Господин Белло отодвинул их в сторону, наклонился и начал пить.
— Господин Белло очень хотел пить, — объяснил он Штернхайму, который смотрел на него осуждающе.
А Макс нашёл это зрелище очень смешным и закатился от хохота.
— Ну, как на вкус средство для мытья посуды?
Господин Белло серьёзно ответил:
— Чевеккская вода не очень вкусная. В ней слишком много пузырьков.
— Каких пузырьков? — спросил Макс.
— Да вот этих, — ответил господин Белло и показал на раковину.
Макс опять расхохотался.
— Да это же пена! Ты имеешь в виду пену?
— Да. Пен-н-ну, — послушно повторил господин Белло.
— Куда бы нам положить господина Белло? Ведь у нас нет лишней кровати, — сказал Штернхайм.
— Господин Белло, как всегда, ляжет в комнате Макса, на одеяло, — сказал господин Белло и первым вошёл в детскую. Но тут он кое-что вспомнил: — Сначала надо выгуляться! Господину Белло нужно пи-пи!
— Если уж ты превратился в человека, то должен ходить в туалет, как все люди, — объяснил ему Штернхайм. — Ведь не станешь же ты задирать ногу у каждого столба!
— Туалет? Это что? — поинтересовался господин Белло.
— Да вот он, здесь, — ответил Макс и показал, где находится туалет.
— Прямо сюда? — спросил господин Белло. — Чевекки делают всё в супницу?
— Это не супница, а унитаз, — уточнил Макс, закрывая за господином Белло дверь. — И не забывай спускать воду, когда закончишь.
— Понял — искать. Господин Белло любит искать палочку с Максом! — донёсся голос из-за двери.
— Спускать, а не искать, — крикнул Штернхайм.
Макс пошёл в детскую, надел пижаму и лёг в постель.
Из туалета раздалось пение:
— Господин Белло — чевекк, Господин Белло — чевекк, че- ве-е-ек!
Наконец пришёл и он. Оглядел себя с головы до ног и заявил:
— Не хочу спать в этом. Мне тесно.
— Папа! Нет ли у тебя лишней пижамы для господина Белло? Твоя рубашка ему мала, — закричал Макс.
Штернхайм вошёл в детскую. Он принёс длинный белый халат, в котором обслуживал покупателей.
— Вот, возьми. Халат наверняка будет впору. Если хочешь, надень его. — И, повернувшись к Максу, добавил: — Свою шариковую ручку, зубную щётку и пижаму я принципиально никому не даю.
— Что такое шариковая ручка? — спросил господин Белло, мало-помалу освобождаясь от одёжек Штернхайма и облачаясь в халат.
— Это такая штучка, которой пишут, — объяснил Макс.
— Господину Белло не нужна ручка, — сказал Белло и помотал головой. — Я не умею писать и читать.