Казанцев опрокидывает мешок и высыпает в сторонке мокрую и гнилую картошку.
— Полюбуйтесь, товарищи, что привёз Хромешкин. Он даже её просушить не удосужился. Ведь здесь же одна слякоть.
— А если у меня ничего нет лучшего, где я возьму? — оправдывается Хромешкин. — Если хотите знать, она в самый раз для посадки, всё равно в земле сгниёт.
— Пусть он со своей старухой ест эту картошку!.. — возмущённо говорит дядя Витя. — Он всегда норовит на чужом горбу в рай въехать.
— Собирай свои семена, Николай, — сердито вмешивается дядя Саша, — и не позорься. Неладно у тебя всё получается. На собрании больше всех шумел, беспокоился, что тебя обделят урожаем, а сам с первых дней нечестно себя ведёшь.
— Да я и сам не хотел везти эти семена, вон она меня убедила, — показывает Хромешкин в сторону женщины, которая примостилась на обочине дороги.
— Брось, Коля, знаем мы твои фокусы, вечно она у тебя виновата, — обрывает его Казанцев.
— Ну хорошо, дайте мне взаймы — в городе рассчитаюсь, — стал просить Хромешкин.
— Эх, Коля, Коля, — покачал головой дядя Саша, — и когда ты станешь коллективным человеком?! Здесь же тебе не рынок. Если бы все поступили так — у кого бы ты стал занимать? Что будем делать с ним? — спросил дядя Саша.
— Пусть помогает сажать, семян на всех хватит, — сказал Казанцев, — а в цехе мы с ним ещё поговорим.
— Согласны, товарищи? — спросил дядя Саша.
— Да что уж там — не обедняем, только пусть в следующий раз не хитрит, а то быстро шею намылим.
Валерка представил себе Хромешкина с намыленной шеей и рассмеялся.
Наконец все семена были ссыпаны в кучу.
— Наш племяш замёрз? — спрашивает у Валерки тётя Наташа Ласунина, председатель женсовета.
— Нет, я мёрз раньше, а сейчас тепло.
— Пойдём со мной картошку сажать?
— Да что вы, Наталья Григорьевна, какой из него работник, умается же парень! — предостерегает её скороговоркой худая женщина.
— Раз приехал — пусть трудится, — настаивает тётя Наташа.
— И зачем только мальчонку тащили в такую рань? Намучается, бедняжечка… — сочувственно говорит женщина, которую называли старухой, а она совсем не старая.
— Ничего, — говорит тётя Наташа, — он ещё тебя работать научит. Правда ведь, наш племяш?
— Я не умею учить, — чистосердечно признается Валерка.
Нравится Валерке тётя Наташа. Нравится, что она тоже зовёт его «наш племяш». Она совсем молоденькая и говорит протяжно, нараспев.
— Валера, иди нам помогать, — зовёт тётя Лена.
— А можно, я с тётей Наташей буду?
— Как хочешь.
Валерка вопросительно смотрит на тётю Наташу.
— Пошли, пошли, — говорит она, — я без тебя как без рук. Значит, делай, как я тебя учила. По одной картошке.
Тётя Наташа втыкает лопату в землю и приподнимает вместе с землёй. Валерка быстро кладёт картошку в лунку, и тётя Наташа снова засыпает её
— Кто говорил, что у меня плохой помощник? — спрашивает тётя Наташи. — Да мы его в свою смену запишем и присвоим ему звание коммунистического племяша нашего цеха. Давай нажмём!
«Старуха», которая только что жалела Валерку, теперь тоже хвалит его:
— И вправду шустрый малец. Зря я, наверное, своего не взяло: пусть бы поработал на свежем воздухе.
Работают все с азартом и с шутками.
— Эй! Первая коммунистическая, отстаёте! — кричит кто-то.
— А мы работаем за качество.
— Кто это — первая коммунистическая? — спрашивает Валерка тётю Наташу.
— Первая смена, значит, — поясняет она, — они первые завоевали звание смены коммунистического труда. Вон они — все вместе там копают.
— А вы — коммунистическая? — спрашивает Валерка.
— Я — нет ещё, — смеётся тётя Наташа.
— А почему?
— Да есть у нас в смене один чудак, всё дело нам портил. Сейчас, кажется, стал исправляться. Может, к осени получим звание.
— Анянов, да? — спрашивает Валерка,
— Анянов. А ты откуда знаешь?
— Знаю, — говорит Валерка, — он мой друг.
— Вот уж я не думала, что ты заимел таких друзей.
— Он вовсе не плохой, — горячится Валерка, — Он же исправился и хочет учиться. Вы зря его ругаете.
— Ты, оказывается, хороший друг. Не напрасно я тебя взяла в помощники. А твоего Анянова сейчас мы не ругаем. Он действительно старается хорошо работать.
Тётя Наташа устала, она тяжело дышит, на лбу и на кончике носа у неё блестят капельки пота.
— Отдохните, — советует ей Валерка.
— Нельзя, у нас так не принято. Отдыхать положено всем вместе. Вот ещё поднажмём немного и пойдём на отдых.
На некоторых участках уже закончили посадку и, размахивая лопатами, шли в Валеркину сторону.
— Поможем отстающим! — смеются они.
Валерка тревожно смотрит на тётю Наташу.
— Мы же не отстающие, мы сами сделаем, — волнуется он.
— Нет, нет. Что ты, какие мы отстающие? У нас с тобой участок больше, чем у них, и нас двое, а их вон сколько?..
Валерка успокаивается. А вскоре он и сам со смехом идёт помогать отстающим — тёте Лене и дяде Саше.
Посадка подходит к концу. У обочины дороги уже потрескивает костёр. Там Миша Бачин, тот, который написал стихи в газету цеха, по всем правилам вбил в землю две рогатины и заготовил к ним поперечину — крепкую берёзовую палку.
— Пошли за водой, — зовёт он Валерку.
Валерка охотно бежит за Мишей, следом за ними идёт дядя Саша и начинает плескаться у берега узкой речушки.
— Ух, здорово! — кричит он. — Словно вновь родился!
— Александр Максимович, подождите немного, вы же всю воду замутили, — уговаривает его Миша.
— Ничего, я вам сейчас с середины зачерпну.
Дядя Саша снимает с себя одежду и остаётся в одних трусах.
— Я сейчас, — заверяет он, — я такой, я отчаянный. — А у самого лицо испуганное и колени трясутся.
Валерка хохочет во всё горло, а дядя Саша наклоняется к нему и шепчет:
— Может быть, заменишь меня, я страсть как боюсь лягушек!
Валерка ещё больше смеётся:
— Да это же не болото, здесь нет лягушек.
Дядя Саша опасливо наклоняется над водой, всё ниже и ниже, пытаясь, рассмотреть, что там на дне, и вдруг теряет равновесие и шлёпается в воду.
У Валерки от смеха даже бока заболели, а дядя Саша стоит по колено в воде и горделиво подбоченился.
— Я же говорил вам, что я отчаянный! — заявляет он.
— Александр Максимович, давайте скорее воду, нас ждут, — торопит его Миша.
Дядя Саша осторожно с середины речки наполняет водой котелки, и они возвращаются к костру.
У костра уже хлопочут женщины.
— Сегодня у нас всё общее, а ну давайте провизию! — командуют они.
Все отдают им свои свёртки с продуктами. Тётя Наташа тоже передаёт свою сумочку и потихоньку от всех прячет под кофточку маленький пакетик.
— Это нам с тобой за ударный труд, — шепчет она Валерке.
— Наталья Григорьевна, опять конфеты прячете? — хватает её за руку одна женщина.
— Да это не конфеты, — смеётся тётя Наташа.
— Отдайте добром, не то попрошу, чтобы потрясли.
— Кого там потрясти? — грозным голосом спрашивает дядя Саша и направляется к ним с таким видом, что, кажется, действительно готов схватить тётю Наташу.
— Сама, сама отдам! — ещё громче смеётся тётя Наташа и вытаскивает пакетик.
— Трудно вам будет жить при коммунизме, такой сладкоежке, — выговаривает ей женщина.
— При коммунизме всё будет по потребности, так что конфет для меня хватит. Правда ведь, племяш? — спрашивает тётя Наташа у Валерки.
— Правда, — отвечает Валерка.
Ему действительно очень хочется, чтобы тётя Наташа могла есть конфет столько, сколько ей захочется, раз она их любит.
— Стол накрыт! — приглашает одна из женщин, и все рассаживаются на земле вокруг газет с едой.
У Валерки такой аппетит, что он даже не знает, за что вперёд хвататься. Казанцев вытащил из костра печёную картошку и подал ее Валерке:
— На — ко, отведай, такой картошки ты ещё не ел.
Картошка и вправду была на редкость вкусная.
— Ты ешь сегодня ещё лучше, чем работаешь, — говорит ему дядя Саша.
— Чего там, он добросовестно заработал свой обед, вступается за Валерку тётя Наташа и подкладывает ему яйцо и колбасу.
Валерка с наслаждением пьёт крепкий чай, вскипяченный на костре.
— Чаёк что надо — по особому рецепту приготовлен! — Нахваливает Казанцев.
Валерка наконец сваливается на бок и только сейчас чувствует усталость во всём теле. У него побаливают спина и ноги. Тётя Наташа подкладывает ему под голову какие-то тряпки и ласково гладит по волосам:
— Умотался наш племяш.
Рука у тёти Наташи мягкая; Валерка прикрывает глаза.
«Хорошо, что не надо идти в школу», — думает он.
На общественном огороде вырастет картошка, которую посадил Валерка. Он завтра расскажет ребятам, как здесь было весело, и Шишпорёнок пожалеет, что не поехал вместе с ними.
Приятно попахивает дымком от костра, и пригревает солнце.
Взрослые тихо-тихо поют ласковую «Ивушку».
Как хорошо!
Он объявил войну 55–му кварталу, и по его требованию ребята из 58–го квартала срочно начали вооружаться. Они соорудили себе щиты из фанерных ящиков, которые раздобыли около продуктового магазина, сбили в подвале железные обручи с деревянных бочек и сделали из них сабли. Потом оказалось, что эти бочки были предназначены для засола капусты, и все воины были наказаны и обезоружены.
Когда Толька входил в роль полководца, он переставал обижать своих солдат и называл их богатырями, Но стоило прекратиться игре, и Толька начинал скучать. Ребята уже знали: раз он заскучал — не миновать кому-нибудь из них взбучки. В такие дни они старались с ним не встречаться. Но не из тех был Толька, чтобы не найти очередную жертву. Он появлялся неожиданно, словно из-под земли, и раздавал тумаки всем, кто подвернётся под руку. Делал он это беззлобно, даже с улыбкой. И от этого ребятам почему-то было ещё обиднее.
Сутулый, с длинными руками, с озорным взглядом и этой улыбочкой, он наводил на ребят страх. Никто не решался дать ему сдачи. Даже Галька — злюка, которая никому ни в чём не уступала, боялась Тольку как огня. И не мудрено: ей попадало от него больше всех. С Галькой он играл, как кот с мышью. Поймает её во дворе и начинает дёргать то за платье, то за волосы. Потом сделает вид, что отпустил, но стоит ей сделать один шаг — как снова цепко хватает её за подол, и так до тех пор, пока она не разревётся.
Случилось так, что Толька остался в одиночестве. Во дворе начала работать детская площадка, и все ребята с самого утра уходили туда. На площадке стоял большой корабль «Орлёнок», на мачте корабля развевался красный флаг. Натка всё свое свободное время проводила с ребятами: разучивала с ними песни, читала вслух книги, рассказывала сказки и даже водила в лес на прогулку. Толька на площадку не приходил и при Натке не решался нападать на ребят. Как-то он подошёл к штакетнику, огораживающему площадку, и долго исподлобья смотрел на играющих ребят.
— Иди к нам играть, — пригласила его Натка.
Но Толька молча повернулся и ушёл.
— Что с ним? — удивилась она. — Почему он не приходит на площадку?
— Потому что здесь драться нельзя, — ответила за всех Маринка.
— А он что — драчун?
— Ну конечно. — И Маринка рассказала Натке все о Толькиных проделках.
Губы у Натки плотно сжались, на щеках ярко загорелся румянец; она гневно взглянула в ту сторону, куда ушёл Толька.
— А где он живёт?
— В шестом доме, на первом этаже, — с готовностью ответила Галька.
Натка ни о чём больше не спрашивала, но по её виду ребята догадались, что теперь Тольке несдобровать.
Назавтра же, когда все ребята собрались на площадке, Натка им сказала:
— Я вчера разговаривала с родителями Косарева и с ним самим. Он пообещал, что никого из вас трогать не будет. Если он не сдержит слово, сразу же скажите об этом мне. И вообще, пока он перед вами не извинится, не разговаривайте с ним.
Повторять не потребовалось: ребята дружно перестали замечать Тольку, как будто его и не было во дворе.
Вот тут уж Толька действительно заскучал. И куда только делась его улыбочка! Он всё чаще и чаще появлялся около детской площадки, подолгу стоял, наблюдая за играми.
Однажды Толька не выдержал и попросился у Натки:
— Можно, я буду играть с вами?
— Можно, — сказала Натка, — если ты пообещаешь сейчас всем ребятам, что никогда не будешь обижать их.
— Я же обещал…
— Нет, ты скажи об этом ребятам, — настаивала Натка.
— Ну, не буду больше, — потупив глаза, с трудом сказал Толька.
— Поверим ему, ребята? — спросила Натка.
— Поверим, поверим, — отозвались все.
Весь день Толька играл с ребятами, но думал, казалось, совсем не об игре. Уже под вечер Толька вдруг оживился, в глазах у него появился знакомый озорной блеск.
— Давай сражаться на шпагах, — шепнул он Валерке.
— Давай, — согласился Валерка. — А где у нас шпаги?
— Сейчас. Жди меня здесь.
Толька моментально исчез в дверях своего подъезда и быстро вернулся с двумя палками в руках.
Но это были не просто палки — на них блестели у рукояток щитки, как у настоящих шпаг.
— Кто это тебе сделал? — удивился Валерка,
— Сам, кто же еще! Бери — это тебе, — протянул Толька одну шпагу.
— Насовсем? — недоверчиво спросил Валерка.
— А то как же?
И начался бой. Толька нападал отчаянно; вот-вот ударит изо всех сил, но почему-то не ударял. Валерка еле успевал обороняться. Он даже не знал, как это получилось — может, Толька сам налетел на его шпагу или Валерка очень увлёкся, — но он так треснул Тольку по лбу, что сам испугался. Валерка бросил свою шпагу и убежал.
А назавтра утром, совсем неожиданно, Толька пришел к Валерке домой. На лбу у него краснела длинная царапина.
— Я нечаянно, — опасливо глядя на Тольку, сказал Валерка.
А Толька улыбался во весь рот, словно ничего не произошло.
— Спасибо тебе, Валерка!
Это было неожиданно и непонятно.
— За что? — спросил Валерка.
— За шрам спасибо тебе. Люблю шрамы. У моего папы тоже шрамы.
ТАЙНИКИ
— Валера, я новую игру придумал, — как-то сказал Толька, отозвав Валерку в сторону от детской площадки.
— Какую?
— Военную.
Валерка с опиской посмотрел на Тольку:
— Опять нам попадёт за твою игру.
— Нет, это хорошая игра, без оружия, и даже драться не надо.
Валерка мог всему поверить, но чтобы Толька придумал игру без драки?..
— Врешь ты всё!
— Честное слово, не вру, — торопливо стал объяснять Толька. — Мы устроим свой тайник и там будем хранить пароль.
— Какой это ещё пароль?
— Военный. Я уже всё приготовил. Вот смотри. — И Толька показал кучу бумажек.
На них корявым почерком были написаны фамилии всех ребят и загадочные слова: «Ветер», «Гроза», «Ясное небо», «С неба падает звезда», «Ястреб», «Сокол».