– Не терпишь щекотки, сразу обделался, – брезгливо сказал Чих. – А ведь зверствуешь, мордуешь и губишь людей без счёта! Отвечай, сколько уничтожено тобой настоящих людей, чтобы сделать искусственных?
– Ой, грешен, почтенный, грешен! Но не я один повинен в безобразиях. Я ведь только голова, а все те, которые перешли в другой зал, – это и есть шея. Со мной вы смелы, а как с ними? Сумеете ли вы и им доказать их ничтожество и преступность?
Честь Чиха была задета.
– Докажем и им! Правда сама себя доказывает, когда подкреплена намордником для лжецов и негодяев! Хочешь ли ты, чтобы я перебрался в соседний зал и продолжил наш разговор в присутствии этого гнусного сборища?
– Разоблачать, так разоблачать, почтенный! Задайте трепку и им – вы узнаете о тайнах, от которых волосы встают дыбом даже на плешивых головах!
– Все ваши тайны однообразны и мерзки, – сказал Чих. – Все они имеют один знаменатель: обман народов. Но ты прав: бедные народы ничего не знают об этих тайнах. Люди эгоистичны, им кажется, что власть должна прежде всего учитывать их интересы и соблюдать ту справедливость, которую они лично одобряют. Когда же они не находят в действиях властей ничего выгодного, они стараются добыть себе выгоду, расталкивая локтями сотоварищей. Не сознают, что именно поэтому обречены на рабство и бесправие.
– Боже, как всё это верно! Прошу вас, уважаемый, и скажите об этом тем, кто никогда не имел совести!
Он вдруг поскользнулся на своих мокротах, нелепо упал, поднялся, резво побежал к дверям, опять упал…
А Чих тем временем влетел в открытые двери соседнего зала и громко крикнул:
– Руки вверх, господа заговорщики! Сейчас последует общее судилище!..
Это его и подвело.
Коварный Сэтэн, всё время притворявшийся, определив по звуку, что Чих опередил его и уже находится в зале, где ожидают члены ММММ, нажал пусковую кнопку специальной системы – кнопка была спрятана у него на груди под рубашкой.
Тотчас раздался взрыв: зал мгновенно заблокировался со всех четырёх сторон глухими щитами, выстреленными с потолка. Все, кто находился в зале, оказались отрезанными от окон и дверей, иначе говоря, герметически закупоренными.
Сложное устройство было смонтировано специально в расчёте на визит Чиха – его появление ожидалось рано или поздно на борту Международной Океанской Лаборатории. Таким устройством, кстати, был оборудован и кабинет Сэтэна – вот почему он пытался выскользнуть в туалет: в туалете была своя пусковая кнопка.
Минуту вонючий негодяй сидел на полу, не в силах поверить в необыкновенную удачу, а потом безумно захохотал. Он хохотал долго, очень долго, и прибежавшие врачи и охранники вынуждены были попотчевать босса специальными успокоительными пилюлями, а затем на руках отнесли в баню.
– Он там! – несвязно выкрикивал босс, размахивая руками. – Он уже не сможет взять меня за глотку! Никогда, никогда не сможет! Теперь я сильнее всех! Я отделался от всех врагов одним блестящим ударом – какая удача!..
Члены ММММ проклинают Сэтэна
Неожиданный взрыв крепко перепугал членов Международного Магистрата Мудрости и Миролюбия.
Но шок в конце концов миновал, и они явственно расслышали истерический и радостный хохот Сэтэна. Они заключили, что Сэтэн именно их и замышлял замуровать в стальные стены, и потому принялись вопить и умолять о пощаде.
Едва произошёл взрыв, Чих бросился разыскивать какую-либо лазейку, но нигде не было ни единой щели. Всё пространство было наглухо отрезано от остальной части здания.
Казнясь за опрометчивость и горячность, Чих решил ничем не выдавать себя, полагая, что только в этом заключён его последний шанс.
Свет под потолком ещё горел, пыль и гарь наполняли зал, а члены Магистрата, возмущаясь коварством, принялись колотить в железную стену, призывая Сэтэна на переговоры.
Наконец он подошёл к стене.
– Послушай, босс, неужели ты думаешь, что эта твоя проделка останется безнаказанной? Наши компаньоны в конце концов хватятся нас и потребуют от тебя ответа, – грозно кричал лидер Магистрата, мордатый коротышка, напоминавший видом бегемота. – Немедленно освободи нас, мы простим тебе эту выходку!.. Что ни сделаешь, когда многое не клеится и плохо просматриваются горизонты!
– Я не могу освободить вас, хотя с удовольствием отворил бы перед вами все двери! – отвечал из-за стены Сэтэн. – В зале, где вы находитесь, обитает ныне могущественный дух, который погубил Дуляриса и сбросил с трона Болдуина! Если бы мне сейчас не удалось поймать его, все наши хитрые планы были бы обречены на неудачу!
– Врешь, сивый мерин! – кричал «бегемот». – Закоренелый лжец, ты и сейчас несёшь невообразимую чушь! Вешай лапшу на уши обывателям, они верят и в духов, и в гороскопы, и в конституции, и в твои «благородные планы» по устройству счастливой и состоятельной жизни для всех, но нас-то, прошедших огни, воды и медные трубы, знающих о подлинном мире коварства и насилия не менее, чем ты, зачем ты дуришь нас?
– Я не дурю, клянусь тайнами своей незабвенной матери! На этот раз я говорю правду! Этот дух настолько опасен, что, может быть, придётся на века замуровать его вместе с вами. Увы, увы, увы! Как ни велика потеря, всё же она менее велика для нашего великого дела, чем если бы дух был на свободе! Зовут его Чих. Прежде я не называл его имени, потому что вы не из тех, кто сохраняет верность, и способны при случае перекинуться к более сильному! Ведь это правда, это нельзя оспорить!.. Соберитесь с духом и решитесь принести себя в жертву!..
– В «жертву» ради какого дела? Твоей власти? Твоих преступлений? Твоих обманов?.. Подлец и негодяй! Здесь, в зале, никого нет!
– Он просто затаился! Он незрим! Придёт час, и он обнаружит себя!
– «Незрим»! Чтоб тебя кондрашка хватила! Чтоб тебя разорвало! Чтоб тебя контузило! Чтоб тебя замуровали заживо, как ты замуровал нас!..
Они грязно и яростно препирались между собою, Сэтэн и члены Магистрата, и если у Сэтэна росло раздражение, то у членов Магистрата росли отчаяние и желание любой ценой отомстить Сэтэну. На его голову сыпались такие страшные проклятия, ему угрожали такими страшными карами, что он не выдержал:
– Ах так, скорпионы и прохвосты! После того, что я услыхал от вас, я ни за что не выпущу вас на свободу! Ни за что! Подыхайте там всем скопом вместе с моим врагом!
И он плюнул, велел отключить свет в зале и ушёл по своим делам. Он не особенно теперь торопился, уверенный, что одержал полную победу.
Сэтэн наступает
Вернувшись в свой кабинет, Сэтэн связался с начальником ангара 38.
– Полковник, настал твой час! Подготовь бомбардировщик с соответствующим «подарком»! Ты понял? С соответствующим! – Сэтэн решил разом покончить и с Болдуином, и с зеленохвостыми, и с тем газом, который угрожал созданным им гомункулусам. Специалисты клялись, что при взрыве атомной бомбы и температурах в миллионы градусов в эпицентре испарится без остатка практически любое вещество.
Телефонная трубка молчала, слышалось лишь тяжёлое дыхание командира бомбардировочной группы полковника Ц.
– Ты слышал приказание?
– Так точно, сэр! Но ваше приказание не может быть выполнено!
– Бездельник, ты не понял, кто с тобой говорит!
– Я отлично всё понял, но оба экипажа, сэр, подали рапорт об увольнении.
– После объявления угрожающего положения никакие рапорты в расчёт не принимаются! Так записано в каждом контракте!
– Да, сэр… Согласен, сэр… Тем не менее садиться в кабину бомбардировщиков они более не хотят… Там объявился некий дух, который вещает в чреве и вызывает болезненное чихание.
Сердце Сэтэна запрыгало, ликуя. Он гордился своей победой.
– Передай этим твоим ничтожествам, напялившим военные мундиры и обещавшим мне верную службу за зарплату, в три раза превосходящую зарплату в любой иностранной армии, что этот дух мною пойман и обезврежен! Объяви пилотам немедленно, я хочу слышать их реакцию.
Полковник Ц. включил аварийное переговорное устройство и воспроизвёл записанные на плёнку слова командора Сэтэна.
– Не слышу ликования!
– Извините, сэр. Они требуют доказательств и говорят, что больше ни разу в своей жизни не поднимутся в кабину военного самолёта.
– На что же они будут жить, эти бандиты? Они же ни черта больше не умеют, кроме как швырять дерьмо на позиции, занятые дерьмом!.. Передай им, что я пленил это необыкновенное существо и теперь вправе распорядиться его судьбой так, как пожелаю!
– Сэр, они вам не верят. И говорят, что скорее подохнут с голоду, нежели послушаются пустых увещеваний.
– Но я даю слово!
– Они отвечают, что их более не интересуют никакие слова.
Командор Сэтэн вдруг понял, что бессилен повлиять на пилотов, в верности которых ранее нисколько не сомневался. Это вызвало прилив ярости.
– В таком случае сообщи этим ничтожествам: все они уволены! Все, все до единого! С этой самой минуты! И, учитывая, что объявлен сигнал тревоги, иначе говоря, военное положение, я им не выплачу более ни цента! Более того, я велю посадить всех немедленно в тюрьму! Немедленно – как нарушителей контракта и присяги! Тебе же, полковник, я делаю первое и последнее предупреждение и велю тотчас отправиться в отдел резерва и отобрать нужных людей для одного экипажа!
– Осмелюсь доложить, сэр: нужных людей в резерве не имеется. Есть эти искусственники, обожающие кожаные пальто, чёрные шляпы и перчатки, но им никак нельзя доверить такую ответственную технику. Я почти уверен, что они изменят боевой курс, чтобы продать атомный боезапас.
От негодования Сэтэн долго не мог найти подходящих слов: он грязно ругался и сыпал междометиями.
– И нет иного выхода?
– Иного выхода нет.
– Это твоё последнее слово, полковник?
– Да, сэр, это моё последнее слово. В таком деле неуместны шутки и скоропалительность. Я в состоянии подобрать экипажи, но для этого нужно задействовать нашу особую агентуру в Германии или России… Но лучшие люди и там, сэр, отказываются сотрудничать с нами, хотя мы предлагаем самые высокие ставки. Они считают связь с нами предосудительной.
– И с тобой всё ясно, полковник! Ты тоже уволен! И ты тоже пойдёшь в камеру! Но не шибко задирай нос: задание выполнят мои старые ветераны!..
Сэтэн откинулся на спинку кресла и протёр платком вспотевшее лицо: насчёт ветеранов он, конечно, присочинил, но разве мог он показать подчинённым, что его возможности тоже не безграничны? Нет, подчинённые обязаны были, как и прежде, считать, что командор Сэтэн ни в чём не ведает ограничений.
Нужно было срочно переменить стратегию. Но проворная обычно мысль, споткнувшись о неудачу, на этот раз заклинивалась, отказывалась повиноваться. Сэтэну никак не удавалось сфокусировать сознание на ситуации. Будто какая-то течь обнаружилась – существенное ускользало, беспокоило менее существенное: как он сумеет объяснить своим влиятельным друзьям исчезновение всего состава Магистрата? Беспокоило и то, что обыкновенные люди всё хуже срабатывались с искусственными. Те и эти почти открыто ненавидели друг друга. На базе всё чаще происходили стычки. И некоторые – со смертельными исходами.
Зазвонил телефон связи со «штабом миротворческих действий», осуществлявшим операции с помощью военной силы.
– Наконец-то, шеф, вы подняли трубку! Докладываю положение в Стране Голубых Туманов: химическая команда оттеснена от ракетного корабля, наш доблестный десантный батальон непрерывно атакует позиции неприятеля, но пока без особенного успеха.
– Любой ценой отбить ракетный корабль! Вы слышите: любой ценой! И немедленно! Потерь не считать!..
«И этот – сволочь! Придётся расстрелять: указывать мне, когда я должен поднимать трубку? Армейский осёл!..»
Бой за ракетный корабль
Отряд Арбузика едва-едва удерживал позиции перед ракетным кораблём: атака следовала за атакой, но выручало то, что фабреоиды были слабыми солдатами. Стоило прибавить огня и подстрелить трёх-четырёх из них, как остальные тут же бросались наутёк. Требовались большие усилия командиров, чтобы остановить бегущие толпы, построить их и вновь вдохновить на атаку, стращая и подкупая одновременно.
Тем не менее сил для отпора практически уже не осталось: все боеприпасы были использованы, лучшие солдаты ранены или убиты.
А до двенадцати часов оставалось ещё более сорока минут. И эти минуты ползли, как черепаха.
Был ранен в плечо Арбузик, в руку Бебешка, но оба оставались на поле боя.
Капитан Сакс показал себя бесстрашным и опытным командиром. Главное – он не терял присутствия духа и всё время улыбался.
– Ну что, капитан, продержимся до обеда?
«До обеда» – означало: до выхода из корабля Болдуина и зеленохвостых.
– Конечно, продержимся, – говорил капитан Сакс. – Только с патронами туговато: на пять автоматов осталось четыре десятка патронов. Оглушительный залп – и рукопашная, иного выхода нет.
– Вот я и предлагаю: как только последует новая атака, подпустить поближе и дать рукопашный бой.
– Превосходный план, Арбузик, только ведь в нашем отряде уже нет людей, способных к такому бою. Рукопашная требует, во-первых, личного мужества, а во-вторых, большой выучки.
– Что удалось найти у раненых или убитых фабреоидов после последней атаки?
– Раненых и убитых не было: противник бежал столь же резво, как и накатился на нас. Ничего не бросили, ничего не оставили. Я даже подозреваю, что это была ложная атака – с целью истощить наши последние боеприпасы.
В эту минуту раздался оглушительный разбойный свист. Показались густые цепи фабреоидов. Солдаты передвигались боком, пригнувшись, и на каждом была каска и бронежилет. Время от времени они постреливали. Конечно, это был беспорядочный и неприцельный огонь, тем не менее окопы осыпа?л град пуль.
– Психическая атака, – сказал Арбузик. – Таким гамузом они ещё не появлялись перед нашими окопами. Что-то у них там случилось.
– Да, – сказал Бебешка, наблюдая в трофейный бинокль, – на этот раз они, кажется, полны решимости прорвать нашу оборону.
– Этого допустить нельзя, – сказал Арбузик. – Теперь наша судьба повисла на волоске.
– Где Чих, куда он запропастился?
– Не задавай слишком сложных вопросов. У меня от тревоги дёргается щека и глаз: я беспокоюсь, не попал ли наш Чих в какую-либо переделку? Самолёт – не было ли это ловушкой?
– Арбузик, пора давать команду, нервы не выдерживают, – перебил капитан Сакс.
– В таком деле нервы должны выдерживать, иначе это не нервы, а вермишель, – сказал Арбузик. И следом зычно скомандовал: – Внимание! Приготовиться к контратаке! Стрелять только по приказу!
Фабреоиды приближались. Уже явственно виделись их разгорячённые и испуганные лица. Наступавших было множество, они были прекрасно вооружены и, может быть, верили, что на этот раз сомнут Арбузика и его команду.
– Озадачены, что мы не стреляем, – докладывал между тем Бебешка. – Каждую цепь сопровождают три унтер-офицера с толстыми палками. И я вижу, палки не остаются без дела. Вот, перетянули по спине одного, который, очевидно, объясняет, что у него от волнения развязались на ботинках шнурки: вояка так и норовит залечь в воронку… Ещё одному только что саданули под зад ногой… С таким воинством я бы справился самостоятельно, будь у меня пулемёт…
Вражеские солдаты были уже в пятидесяти метрах…
В сорока…
В тридцати…
Некоторые из рабочих и ловцов жемчуга, закрыв лицо руками, опустились на дно окопа. Этих уже не трогали: они были бесполезны…
Десять метров…
– Вперёд! В рукопашную, ребята! О-гонь!
Арбузик выскочил из окопа, на ходу стреляя из автомата. Рядом с двумя пистолетами в руках бежал капитан Сакс.
Арбузик не учёл инерции движения подгоняемой солдатской массы. Да, передние, натолкнувшись на сопротивление, остановились, не выдержали напора и обратились в бегство, увидев в руках ловцов жемчуга длинные ножи, которые использовались обыкновенно для разгона акул, но задние напирали, не пропуская отступающих, и таким образом орава атакующих продвинулась до окопов.