— Дети, держитесь подальше от сарая, — предупредил Грант. — Мы больше не хотим возиться с этим парнем.
— А что теперь будет? — спросил я. — Вы собираетесь убить дракона?
— Мы попытаемся, — ответил папа. — Лоррейн останется с вами, ребята, пока мы втроем отправимся охотиться на эту зверюгу. Помните, вы должны делать все, как она говорит. Надеюсь, вам можно доверять. Никаких споров и пререканий.
Да как будто нам сейчас было до этого! Некоторые взрослые вообще ничего не понимают!
Трое мужчин покинули наше убежище, вооружившись винтовками. Мы наблюдали за ними, пока они не дошли до края тропического леса. Мы собрали несколько АК-47, оставшихся от убитых пиратов, которые теперь лежали в одной из неиспользуемых хижин. Нам казалось, что в такой ситуации нам, детям, тоже стоит вооружиться.
— Можно мне взять автомат Калашникова? — спросил я.
Глаза Лоррейн широко открылись.
— Конечно же нет!
— Почему нет? — спросил Хасс. — Я уже стрелял из такого раньше.
— Меня это не волнует, пусть даже у тебя олимпийская медаль по стрельбе. Но автомата ты не получишь.
— Ну, я думаю, это достаточно недальновидно, — сказал я самым что ни на есть высокомерным тоном примерного ученика частной школы. — Мы можем оказаться в осадном положении.
У Джорджии глаза стали огромными и круглыми, как старинные монеты.
— Макс, да что с тобой?! Ты говоришь как какой-то английский зануда!
— Да я и есть английский зануда! — заметил я. — По крайней мере я англичанин, а именно так мы говорим у нас в Британии. И кроме того, мы не гундосим, как вы.
— Я не гундосю! — горячо воскликнула Джорджия.
— «Я нн-не-ее гу-у-нн-доо-шу», — передразнил я, копируя ее носовое произношение.
Это, конечно же, было огромной ошибкой. Я сделал совершенно не то, что надо было делать. Джорджия взбесилась. Она наградила меня испепеляющим взглядом. В этот момент я был очень рад, что нам не дали автоматы Калашникова, а то она немедленно разнесла бы меня на кусочки. Хассан мудро решил держаться подальше от всего этого. Я бы тоже так сделал на его месте. Я позабыл об автоматах. Я решил убраться с линии огня и спросил Лоррейн, могу ли я нести первую вахту.
— Да, — сказала она. — Твой папа, Грант и Рамбута сегодня утром сделали башню из бамбука, чтобы можно было обозревать окрестности. — Она указала на штуку, которая выглядела как пулеметное гнездо, установленное в углу ограды в лагере для военнопленных. Рядом с ней стояла шаткая лесенка, по которой можно было залезть наверх. Я забрался в кабинку. Там я и провел остаток дня, глядя в лес и высматривая там дракона.
Дракона я не видел, но где-то ближе к вечеру приходил единорог.
Увидев его, я крикнул:
— Джорджия!
— Что? — прокричала она мне в ответ. — Чего тебе надо?
— Там твой любимчик, — сказал я, надеясь вернуть себе ее расположение. — Единорог.
Ее глаза сверкнули, и, чтобы посмотреть на скаду, она прильнула к одной из дыр, проделанной в изгороди пулями. Единорог подошел к Джорджии, когда она стала его ласково подзывать. Кажется, она и эта лошадь с рогом несколько сблизились. Джорджия протянула сквозь ограду немного соли, и единорог слизнул угощение с ее ладони. Если бы я попытался проделать то же самое, то уверен, он бы откусил мне руку по локоть. Но Джорджия, казалось, знала, что он будет осторожен с ней. Он облизывал ее руку, а она хихикала и перебирала пальцами. Потом, когда вечер окрасил небо в лиловый цвет, существо вернулось назад, в вытянувшиеся тени тропического леса.
— Возможно, дракон убьет его, — сказал Хасс.
Он только заговорил, но уже было понятно, что он сболтнул лишнего.
Боже мой, что на него обрушилось!
— У тебя злобная и мстительная натура! — закричала Джорджия. — Я больше никогда не хочу с тобой разговаривать! И с тобой тоже! — крикнула она мне. — Вы один другого стоите!
— А я-то что сделал? — прокричал я с башни. — Вообще-то это я сказал тебе, что единорог пришел!
Но так как она не разговаривала со мной, да и с нами обоими, ответа я не дождался.
Через полчаса я спустился с башенки. Мужчины все не возвращались. Они не стреляли, или, по крайней мере, мы не слышали выстрелов.
— Как вы думаете, с ними все в порядке? — спросил я Лоррейн.
— Конечно, — ответила она, впрочем, в ее голосе не было особой уверенности. — Я приготовила немного супа. Можешь отнести его нашему пленнику?
Хасс и Джорджия оттащили от входа мешки, а Лоррейн встала так, чтобы ей хорошо было видно дверь. Открывая дверь, мы ожидали, что Со Кам поспешит бросится к выходу, но в дверном проеме никого не было. Через некоторое время он появился у входа и посмотрел на нас с презрением.
— И что, вы думаете, я могу сделать? — закричал он. — Как вы думаете, что я могу сделать с моей больной рукой? — Он поднял вверх обгорелый обрубок руки. — Вы думаете, я нападу на вас и перебью всех? Давайте сюда еду!
Он выхватил миску из моих рук, расплескав часть супа.
— Смотри, что ты делаешь! — заорал он на меня. — Ты, косорукий мальчишка! Ты не достоин кормить такого человека, как я! Ты идиот! Дайте мне риса!
— Рис в супе, — сказала Лоррейн. — Возвращайтесь в сарай. Макс, не стой слишком близко к нему. Держись от него на расстоянии вытянутой руки!
Я отступил подальше от морского разбойника.
Именно в этот момент вернулись мужчины, открыв ворота и заперев их за собой.
— У вас с ним проблемы? — крикнул Грант.
— Есть немного, — ответила Лоррейн.
— Со Кам, возвращайся в сарай, или я загоню тебя туда пинками! — крикнул Грант пирату. — Я же предупреждал тебя, чтобы ты никому не создавал проблем! Как насчет того, чтобы нам вырыть яму, напустить туда змей и посадить тебя туда? Может, тогда ты успокоишься?
Пират, пробормотав какое-то ругательство себе под нос, унес тарелку в темноту сарая. Мы, дети, заперли дверь за ним и завалили ее мешками с песком. Потом мы побежали к мужчинам.
— Вы добрались до него? — крикнула Джорджия. — Мы не слышали выстрелов!
— Мы видели его, — сказал Грант.
— Мельком, — добавил Рамбута. — Только мельком.
— Он вылез из своего логова, — объяснил папа, — и убежал в лес. У нас не было даже времени прицелиться. Мои предположения верны. Он ночной охотник…
— Это значит, что он охотится ночью, — объяснил я Хассу.
— Я это и так поняла, — фыркнула Джорджия, которая решила, что я объяснял для нее.
— Мы поставили ловушки из бамбука вокруг норы, — сказал папа. — Грант знает, как их делать.
— Грант? — переспросила Лоррейн.
— Дорогая, — пустился в объяснения ее муж. — Я никогда не делал такие штуки раньше, но, помнишь, я ездил во Вьетнам по делам? Когда я был там, я ездил в туннели Ку Чи, и один парень, бывший вьетконговец, показал нам, как делать ловушки из бамбука. Ну знаете, эти решетки из кольев, которые падают на тебя, как только ты заденешь веревку? Или такая штука с заостренным колом посредине, которая падает из ниоткуда и пронзает ничего не подозревающего американского солдата. — Он посмотрел на потрясенных жену и дочь и, запинаясь, закончил: — Ну и другие такие штуки.
— И ты помнил, как их сделать? — недоверчиво спросила Лоррейн.
— Ну да. Знаешь, мальчишеские игрушки…
— Игрушки?! Ловушки-убийцы?! И, — повторила она, — ты запомнил, как их делать?! Но ты ведь не можешь даже прочистить забитую раковину!
— Ну да, ты права, дорогая, но я был от них просто без ума.
— Когда мы вернемся домой, — сказала Лоррейн тоном, не терпящим возражений, — я хочу, чтобы ты повесил полку, которую обещаешь повесить полтора года!
— Обязательно повешу, правда-правда! Обещаю!
Они замолчали, и Рамбута стал рассказывать о драконе, хотя они с папой видели его только мельком.
7 августа, остров Кранту
— А не настало ли наконец время рассказать нам, как все это произошло? — спросил у папы Грант. — Мы знаем, что в лесу живет Мать зверей, которая дает жизнь мифологическим существам. Но мы и понятия не имеем, откуда она взялась. По-моему, пора бы нам об этом узнать.
Все мы, кроме надежно запертого пирата, собрались за столом посередине лагеря. Обстановка была торжественной. По непонятным причинам Портеры немного принарядились. Грант надел гавайскую рубашку и белые туфли. Лоррейн заколола волосы, на ней было какое-то платье в цветочек и серебристые сандалии. На Джорджии — желтые слаксы и рубашка, а на ногах — белые кроссовки. Они все выглядели просто безукоризненно.
— Боюсь, по части нарядов нам за вами не угнаться, — сказал папа, когда они вышли к столу. — Уж не обессудьте!
Портеры посмотрели друг на друга, как будто они видели друг друга впервые. Не думаю, что они разоделись так специально. Видимо, это был подсознательный импульс.
Грант пробормотал себе под нос что-то про «церемонии» и «повод вроде этого», а потом мы с Хассом отправились за напитками.
Когда мы расселись с фруктовым соком в руках, папа, председательствовавший за столом, начал свою речь.
— Все, что я собираюсь вам рассказать, очень странно. Действительно, очень странно. Нет никакого сомнения, что вы будете потрясены. Если бы я такое услышал от кого-нибудь, то тоже бы был в шоке. Это прозвучит неправдоподобно, но поверьте мне, тут каждое слово — правда. Рамбута может подтвердить все, что я скажу…
Солнце слегка опустилось за вершины деревьев тропического леса, и лица, сидящих за столом, начали меняться: глаза, уголки ртов, морщины на лбах. Будто кто-то неожиданно зачернил краской все ямки и углубления на коже. Лица у всех выглядели какими-то нереальными, как будто это были лица древних оживших статуй.
Рамбута зажег лампу-молнию. Желтовато-бледные лица осветились. Вокруг стеклянного колпака тут же зароились черные тучи насекомых.
— … здесь каждое слово — правда. — Папа сделал паузу, потом продолжил: — Я начну с самого начала, с Иордании. — Он прокашлялся. Я видел как Грант Портер подался вперед, пальцы его больших рук переплелись, он смотрел на папу с нетерпением, хотя уже знал многое из того, о чем папа собирался рассказать.
— Хассан, которого я позднее усыновил, — папа кивнул на Хасса, — принес мне урну, найденную в одной пещере. В урне оказались свитки, похожие на свитки Мертвого моря. На них были записи по-арамейски, которые мы с моим арабским коллегой начали переводить. Это военные записи: списки солдат, армий, оружия, запасов. Достаточно интересно, но ничего революционного. Но, — его голос стал немного торжественным, — в свитках оказалось кое-что еще, чего я не мог понять. Что-то, что нужно было расшифровывать, а не переводить.
Расшифровка заняла у меня много времени, я раздражался и злился на самого себя, но понимал, что мне требуется ключ или, если хотите, код, который раскрыл бы для меня тайну свитков. — Он посмотрел на меня и Хасса. — И я бы никогда его не нашел, если бы этим двум мальчикам не пришло бы в голову исследовать пещеру еще раз. И они нашли его, они нашли один свиток, который давал ключ ко всем другим.
— Это я его нашел! — вставил я и тут же замолчал.
— Короче говоря, — продолжил папа, — такие свитки делались не из бумаги, папируса или пергамента, которые легко разрушаются, а из кожи животных. Часто из козлиной. Те свитки, о которых я говорю, были сделаны из кожи какого-то неизвестного млекопитающего. А в зашифрованных записях говорилось о некоем сказочном звере, Матери всех мифических существ, которая жила на Земле еще до того, как люди встали на ноги. Это просто потрясающее открытие! — Папа усмехнулся. — Ну конечно же, я отнесся к этой информации о существовании прародительницы всех сказочных существ с изрядной долей недоверия. У иных шаманов воображение необузданное. Но и сама находка достаточно необычная. На ней были символы и узоры цвета индиго, которые ничем не стирались. Это просто естественные метки.
А еще там была запись о том, как ренегаты, принадлежащие к разным племенам, собрались вместе в отдельную группу. Они жили на окраинах и терроризировали мирные племена тех времен.
— Маргиналы, обходящие закон? — спросил Грант.
Папа, как всегда, придерживался точных формулировок:
— Ну, не совсем. Ведь для того, чтобы нарушать законы, надо чтобы были хоть какие-то законы. Но конечно же, в каждом племени существовали свои обычаи, которые, возможно, менялись с каждым новым вождем, но тем не менее существовал какой-то неписаный кодекс поведения, который ренегаты не признавали. Вполне естественно предположить, что Мать всех мифических созданий была существом священным, кем-то вроде божества для доисторических людей. В свитках говорится, что ренегаты охотились на нее и убили ее назло своим врагам.
Тень на папином лице стала глубже, когда он придвинулся к лампе.
— Представьте себе: группа мускулистых охотников, разрисованных с ног до головы, среди которых, возможно, были и женщины, окружает лес и выкуривает животных из него. Они не могли увидеть Мать зверей, потому что она хорошо маскируется, но они видели ее следы: смятый подлесок, свежие отпечатки ног в прибрежном иле и все такое. В те времена обоняние у людей было почти таким же острым, как у тех животных, на которых они охотились. Они могли определить, где она находится, по запаху.
Они вошли в лес, зная, что она где-то там, и выгнали ее на поросшие травой равнины какой-то огромной долины, где ее маскировка была не такой эффективной. Возможно, они загнали ее в какую-то быструю реку, где, попав в воду, она становилась видимой. Самые меткие копейщики метали в нее орудия, пока остальные с дубинами и топорами не подобрались поближе и не прикончили ее. В конце концов они содрали с нее шкуру и разрезали на куски, которые разделили между собой, чтобы использовать для магической одежды в боях или сделать себе волшебные щиты.
Я взглянул на Джорджию и увидел, что ее очень расстроила картина, нарисованная моим отцом.
— Почему они так сделали? — спросила она взволнованным голосом. — Просто из ненависти?
— Ну, тут были чисто практические причины, — сказал папа. — Чтобы расстроить планы врага, делают все, чтобы больно навредить ему. Психологически в том числе. Ты лишаешь его опоры. Если они полагались на то, что их бог или богиня принесет им удачу, то надо уничтожить их божество, чтобы они почувствовали себя уязвимыми. Конечно же, те ренегаты не мыслили такими категориями, какие использую я, но они точно знали, что делают, когда убивали Мать зверей. Уничтожить Зверя — это как разрушить стену, которая защищала все племена.
Грант сделал глоток из стакана, но его глаза не отрывались от воодушевленного лица папы. Теперь папе пришлось повысить голос, чтобы перекрыть шум сверчков.
— В любом случае, — продолжил папа, — сейчас я подхожу к очень важному месту в моем рассказе. Слушайте внимательно. Однажды вечером эти два мальчика, — он кивнул на нас, — пришли ко мне и сказали, что видели нечто необычное. Я устал и, честно говоря, был немного болен, но соображал все равно хорошо. — Папа сделал паузу, видимо, для пущего эффекта. — Они показали мне нечто, отчего у меня волосы на голове встали дыбом. Нечто настолько аномальное, что у меня перехватило дыхание, когда я это увидел…
— Что? — спросила Джорджия, на лице которой ясно был виден испуг. — Что же это было?
Папа положил ладонь на ее руку:
— Не бойся, Джорджия, мне вовсе не хочется тебя путать. Я просто пытаюсь объяснить, как перевернул мое сознание этот феномен. Несмотря на то что я все время витаю в разных странных фантазиях — туманных историях нашего прошлого, я достаточно практичный человек. Я не верю в сверхъестественные силы. Но хотя свет был плохой и я очень устал, я с уверенностью могу сказать, что стал свидетелем произвольного движения двух неодушевленных объектов.
— Объясните, что вы имеете в виду, — сказала Лоррейн. — Джорджия не поняла.
— Я видел, как один из свитков придвинулся к другому, а вернее, они оба двигались друг к другу.
— Они двигались? — переспросила Джорджия.
— Они ползли друг к другу, как живые, а потом соединились. Они были как две части головоломки, которые идеально подходили друг к другу. Они слились друг с другом. У меня в руках оказался один кусок кожи вместо двух. Разумеется, раньше они и были единым целым, ведь они составляли шкуру Зверя. Теперь они снова стали этим единым целым. Это еще была не вся шкура, потому что оставались другие куски. Я брал их по очереди и подносил друг к другу. Они тоже сливались. Через час у меня был один большой кусок кожи.