самый умный дурак, — пробьём в небе дыру
и выцедим всё золото..
Сказано — сделано.
Полезли дураки в чём мать родила на
самую вершину.
Однако и оттуда до неба не достать.
Всю ночь продрожали они на вершине, утром
смотрят — гору густым белым туманом
обволокло, ничего за туманом не видно.
— Ишь ты, что же это такое?
— Это творог нам на завтрак.
— Никакой это не творог нам на завтрак,
а белый хлопок, чтобы нам в тепле поваляться.
— Ну так давайте поваляемся, авось
согреемся!
— Давайте!
Прыгнули дураки в туман — только их
и видели.
— Как, по-твоему, до рассвета дойдём?
— спрашивает крестьянин.
— Пожалуй, не дойдём. Далече.
— Знаешь что, — говорит крестьянин.
— Давай друг друга нести. Я понесу тебя, пока
не пропоют петухи, а потом ты меня. Идёт?
— Идёт.
Оседлал Дурак крестьянина и думает: „Здорово
же я его обхитрил! Когда петухи запоют, мы уже
в селе будем". Но не успели они пройти и сотни
шагов, как крестьянин закричал по-петушиному.
„Кукареку!" — отозвался петушок, сидевший
у Дурака за пазухой.
— Ну-ка слезай, петухи поют!
— Да где они тут взялись среди поля?
— сказал Дурак, испугавшись.
— Наверное, это мой петух, тот самый, что
пропал сегодня на базаре. Я по голосу его узнал.
Видно, сидит где-нибудь на дереве и кукарекает.
— Что ты! — возразил Дурак. — Я ничего
не слыхал. Тебе почудилось.
— Может.
Прошли ещё немного, крестьянин опять
закричал по-петушиному. Петушок тоже
закукарекал в ответ.
— Послушай, что это за птица кричит у тебя
за пазухой?
— Какая ещё птица? — Дурак не на шутку
струсил. — Ничего у меня нет. Верно, это и впрямь
петухи поют.
— Где бы им тут взяться среди поля?
— удивился крестьянин.
— Наверное, это и правда твой петушок,
что пропал сегодня на базаре. Забрался на
дерево и кричит.
— Что ж, пожалуй, ты прав. Тогда слезай,
твоя очередь меня нести.
Взгромоздился крестьянин Дураку на плечи.
Понёс его Дурак. Торопится, чуть не бегом бежит.
— Да ты, оказывается, порезвее лошади
шагаешь. Ну молодец!
— Я всегда так хожу, — говорит Дурак, а сам
думает: „Только бы добежать до села, пока
не распелись петухи, чего доброго, этот проклятый
петух меня выдаст с головой!"
Бежал, бежал — наконец прибежал в село.
Стояла ночь. До первых петухов ещё было далеко.
Крестьянин слез на землю, наклонился — завязки
на царвулях затянуть — да как закричит
по-петушиному. Петухи тут ну кукарекать!
Крик пошёл по всему селу.
— Кукареку! Я тебя опередил, Рудой!
— Кукареку! Я давно не сплю, да не хотелось
вставать. Как спалось, Гребенастый! Есть
ли блохи в вашем курятнике?
— Кукареку! Ох, не спрашивай. Чуть меня
живьём не съели. Сегодня же заставлю куриц,
чтобы всех переловили.
„Кукареку! Кукареку!" — кричали петухи.
Не остался в долгу и петушок крестьянина, что
сидел у Дурака за пазухой. Дурак был сам не свой.
— А мой-то петушок и впрямь поёт у тебя
за пазухой, — сказал крестьянин. — Ну-ка
расстегни рубаху, я погляжу.
Сунул руку к Дураку за пазуху и вытащил петушка
— Так вот оно что! Как попал мой петушок
к тебе за пазуху?
— Откуда я знаю? Может, увидал нас с дерева
и побежал следом. Пазуха моя распахнулась,
когда я тебя нёс, он взял да и прыгнул туда.
Крестьянин сделал вид, что поверил его словам.
— Ишь ты. Пожалуй, так оно и было! — сказал
он, взял петушка и пошёл восвояси.
Дурак остался ни с чем. Он чуть не разре-
велся от усталости, стыда и досады, но,
пораскинув умом, утешился и сказал себе:
— Ничего, что я нёс до самого села и петуха,
и хозяина. Зато под конец обвёл его вокруг
пальца: бедняга-то и впрямь поверил, что петух
сам вскочил мне за пазуху. Умная голова у меня
на плечах — ничего не скажешь!
шерстяные рукавички. У них было только
по одному пальчику, но зато они были лёгкие,
пушистые и тёплые.
Чтобы связать рукавички, маме пришлось
расплести сестрёнкину кофточку, потому что
такой хорошей шерсти нигде нельзя было найти.
Милая мама! Она вышила на рукавичках
красными нитками двух собачек. Конечно, они
не живые, но точь-в-точь Страхилчо! Вы спросите,
кто такой этот Страхилчо? Настоящая собака.
Страхилчо живёт в деревянной конуре под
яблоней и стережёт дом. Он ничего не боится.
Только ночью пугается темноты и попусту
лает. Он очень хитрый. Такой хитрый, что
дальше некуда. Бросишь шапку на улицу, он
вмиг сбегает и принесёт. И не кладёт на землю,
а встаёт на задние лапы и суёт тебе в руки.
. — Вот тебе, сынок, — сказала мама и дала
рукавички Тошке. — Пусть они греют тебе руки,
когда пойдёшь на снежную горку. Да смотри
не потеряй, я дарю их тебе от всего сердца.
Но вышло так, будто мама не говорила этих
слов Тошке, а строго-настрого наказала:
— Иди, Тошка, на снежную горку и потеряй
рукавички!
Тошка так и сделал. Он повёз саночки
к Заячьему холмику, где снежная горка,
съехал с неё вихрем три раза, а на четвёртый
раз его санки перевернулись, и он уткнулся
головой в сугроб. Вылез из сугроба весь в снегу,
отряхнулся и стал искать в карманах мамины
рукавички. Вытащил одну, а другой нет.
Начал он искать её. по всей горке. Нигде
найти не может. Рукавичка словно сквозь землю
провалилась. Повез Тошка санки к дому, а сам
чуть не плачет. Весь вечер ходил насупившись.
И новогодний пирог, в котором мама запекла
монетку на счастье, не обрадовал его. Он долго
вертелся в кровати, всё не мог уснуть. Вчера
ночью мама сидела над рукавичками, пока петухи
не пропели, а он их потерял на первой
же прогулке!
Теперь посмотрим, куда же делась рукавичка.
Она выпала из Тошкиного кармана, когда
санки перевернулись и он полетел головой
в сугроб. Лёгкая рукавичка вспорхнула, словно
птичка, упала за терновый кустик и притаилась.
Поэтому Тошка и не смог её найти. Как только
дети разошлись и горка опустела, из соседнего
леска выскочил Зайка Усатый. Пять-шесть
молодецких прыжков, — и он взобрался на холмик,
посмотрел с высоты на деревню, где мерцали
огоньки, словно звёздочки, упавшие на землю,
и вздохнул:
— В эту ночь все послушные дети получают
подарки, только мне ничего не достанется!
Зайка поднял лапку, чтобы вытереть глаза,
потом глянул на терновый кустик и увидел, что
за ним, на снегу, что-то желтеет. Его заячье
сердце радостно забилось. Уж не груша ли это?
Он стремглав бросился к рукавичке, боязливо
подтолкнул её лапкой, рукавичка перевернулась.
Как только Зайка увидел вышитую собачку, он
тут же отпрыгнул на три шага назад. Испугался,
бедняжка, собачки, а она себе спокойно
сидела на рукавичке.
— Хорошая собачка! — тихо сказал Зайка
Усатый. — Возьму-ка я её к себе, будет
сторожить мой домишко.
И он опять приблизился к рукавичке.
Но как только он протянул к ней руку, откуда
ни возьмись выскочила Лиса Патрикеевна.
— Не тронь! — крикнула она..
— Почему? — спросил изумлённый Зайка.
— Потому что только мне к лицу носить
рукавички. Сначала я её натяну на одну ножку,
потом на другую, потом на третью... Чудесная
рукавичка!
— Ишь ты какая! — покосился на неё Зайка
Усатый. — Убирайся подобру-поздорову,
не то я науськаю на тебя собачку, она
порвет тебе шубу.
Лиса Патрикеевна разгневалась, оскалила
зубы, но Зайка был не из трусливых.
— Кар-раул! Кар-раул! Воры! — замахал
крыльями ворон, сидевший на кустике. — Это
рукавичка Тошки! Вы её украли! Сейчас я позову
Страхилчо!
И ворон полетел в деревню.
А в это время из леса вышел глупый Серый
волк и забормотал:
— Что вы здесь делаете? А-а-а, вы рукавичку
нашли. Она будет моя, потому что я самый
сильный зверь в лесу. Любого, кто на неё
позарится, в клочья разорву.
И Серый волк защёлкал зубами, нагоняя
на зверей страх.
Тут прискакала белка Пушистый хвост.
— Прошу вас, продайте мне эту рукавичку!
Даю за неё два жёлудя!
— Убирайся отсюда, а то как щёлкну зубами:
гам! — десять белок из тебя сделаю,
— прорычал Серый волк и оскалился.
Белка Пушистый хвост заверещала, Лиса
Патрикеевна затявкала, Зайка Усатый разбежался
и прыгнул так высоко, что перескочил через
холм, но потом опять вернулся.
Тут из чащи леса приковылял сам Михайло
Потапыч:
— Что за шум, что за гвалт, — заревел он.