Мысли ее были прерваны громким гоготанием, донесшимся откуда-то сверху. Подняв голову, Луса увидела стаю гусей, спускавшихся на мокрую землю. С оглушительными криками и хлопаньем крыльев птицы рассыпались по траве чуть ниже по течению от того места, где стояли медвежата.
— Как ты думаешь, мы сможем поймать хоть одного? — спросила Луса.
Прежде чем гризли успели ответить, по стае гусей прокатилось волнение.
«Неужели они меня услышали?» — изумилась Луса.
Стая вновь поднялась в воздух, и Луса с грустью смотрела, как гуси, покружив в воздухе, выстроились длинным клином, похожим на перекошенную медвежью морду, и полетели дальше.
— Улетели, — разочарованно вздохнула Луса. Обернувшись, она заметила, что Уджурак исчез.
В полной растерянности Луса оглядела кусты, берег реки, задрала морду к небу, но Уджурака и след простыл. Только хмурый Токло отошел от берега, стряхивая капли воды с морды.
— Уджурак исчез! — бросилась к нему Луса. — Только что он стоял рядом со мной, а теперь его нигде нет!
Вместо ответа Токло повернул голову в ту сторону, куда только что улетели гуси.
У Лусы похолодело в животе.
— Он опять превратился, да? Он улетел с гусями?
Токло кивнул, а потом уселся на землю и принялся расчесывать когтями спутанные колтуны шерсти. Несколько мгновений Луса молча смотрела на него, не веря своим глазам. Уджурак исчез, а Токло и дела нет?
— Что если он не вернется?
Большой гризли с досадой поднял морду и прорычал:
— Вернется, куда он денется?
— А если нет? Что мы тогда будем делать? Я не умею разбирать знаки!
Токло ничего не ответил, все его внимание было поглощено упрямым комком спутанной шерсти.
Луса не решилась приставать к нему дальше. Уджурак должен вернуться! Он один знал, куда им идти — он не мог бросить их тут! Но ведь на гусиных крыльях добраться до места, где танцуют духи, гораздо проще, чем на тяжелых медвежьих лапах…
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Токло привел свою шерсть в такой вид, который его более-менее удовлетворил. Тогда он снова посмотрел на Лусу и уверенно пробасил:
— Уджурак вернется. Я знаю. Так что не о чем беспокоиться.
Его уверенность поразила Лусу. Токло знал Уджурака не намного дольше, чем ее, и тем не менее он безоговорочно ему доверял! Значит, он все-таки умеет дружить и верить? Значит, он только к ней относится так плохо?
— Тогда будем ждать, — кивнула Луса.
— Тебе не обязательно его дожидаться, — с непривычной мягкостью в голосе заявил Токло, и Луса услышала в его словах невысказанное: «Но я все равно буду».
«Ему нужен Уджурак!» Эта мысль осенила ее, как восход солнца, прогоняющий ночную тьму. Лусе вдруг стало ужасно жаль Токло — ведь он только что, сам того не заметив, доказал, что даже гризли не могут жить одни! Даже Ока этого не смогла: бросив своего медвежонка, она сошла с ума от горя и отчаяния!
«По крайней мере, она не была одна, когда за ней пришли плосколицые».
Луса знала, что Ока была рада ее обществу в ту длинную страшную ночь.
Космы длинной травы полоскались в воде у самого берега. Луса оторвала большой пучок и принялась жевать сочные освежающие стебли. Вскоре Токло вразвалку спустился на берег чуть ниже по течению и снова принялся лакать воду. Напившись, он тоже принялся за стебли.
Осторожно ступая, Луса приблизилась к нему и робко дотронулась носом до косматого плеча гризли.
От неожиданности Токло вздрогнул, чуть не подавившись травой.
— Не смей подкрадываться ко мне! — заорал он. — Чего тебе надо?
— Почему ты не плаваешь? Я знаю, что ты можешь плыть. Все медведи могут, и ты тоже можешь.
В глазах Токло мелькнула настороженность.
— А тебе зачем знать? Тебя это не касается!
Луса знала, что нужно повернуться и уйти, чтобы не раздражать этого грубияна. Но она этого не сделала. Собрав всю свою храбрость, она тихо сказала:
— Я просто подумала, что ты мог бы мне об этом сказать, вот и все.
Токло долго молчал, внимательно глядя на нее. Потом опустил взгляд на свои лапы.
— Я боюсь, — признался он.
— Почему?
— Я… Я чувствую, как духи умерших пытаются утащить меня на дно. — Он больше не смотрел на Лусу и говорил тихо, будто самому себе. — Иногда мне кажется, будто это Тоби тащит меня к себе, потому что ему одиноко в воде… А иногда думаю, что это Ока хочет наказать меня за то, что я остался жив, а ее любимый медвежонок умер.
— Но Ока никогда бы такого не сделала! — воскликнула Луса, стараясь, чтобы голос ее не дрожал. — Она тебя очень любила!
На этот раз Токло поднял голову, и несколько мгновений медвежата смотрели друг на друга. Затем Токло отвернулся. Плечи его сгорбились, глаза погасли. Он оторвал несколько стеблей травы и пробурчал с полным ртом:
— Мне плевать, что она там чувствовала и кого любила.
«Прошу тебя, Арктур, приди мне на помощь! Подскажи, как объяснить ему!»
— Плосколицые поймали Оку и принесли ее в наш Медвежатник, — начала Луса. Токло застыл, но не отвел взгляд. Он просто продолжал жевать, словно и не слушал. — Она была очень худая, словно давно уже голодала, и такая несчастная и сердитая, что сначала я никак не могла понять, почему она такая. Плосколицые дали ей еду и убежище, и были к ней очень добры. Ты можешь не верить, но это правда! Только Ока как будто не хотела набираться сил. Она почти ничего не ела. Она хотела только одного — уйти из Медвежатника и снова очутиться на воле. Она все время бросалась на ограду, пыталась сломать ее и убежать.
Токло не проронил ни слова, и Луса даже не знала, слушает он или нет.
— К тому времени я уже знала, что медведи живут не только в Медвежатнике, — резко добавила она. «Я не такая глупая, как ты думаешь!» — Мой отец, Кинг, родился на воле. Он не любил об этом рассказывать, но я знала… Вот я и подумала, что Ока должна тоже знать много интересных историй. Но она не хотела со мной разговаривать. Она просто лежала возле ограды и даже глаз не открывала.
Луса не знала, стоит ли рассказывать Токло о том, как Ока напала на плосколицего. Вдруг Токло не поймет, что нападать на плосколицего было опасно и неправильно? Разве не он недавно чуть не набросился на детеныша плосколицего? Но разве она могла скрыть от него правду? Как же тогда он узнает, почему Ока умерла, так и не сумев разыскать его?
— Так Ока прожила в Медвежатнике почти целый месяц, а потом она напала на плосколицего, — торопливо выпалила Луса. — Он принес ей еду, а она бросилась на него и опрокинула на землю. — Луса с трудом подавила дрожь, вспомнив, как кричал плосколицый, и как кровь лилась на траву вокруг его головы. — Она держала его и рвала когтями, а он кричал от боли. Это было ужасно.
Токло пошевелил ушами: на этот раз он, без сомнения, слушал очень внимательно.
— Какое это имеет ко мне отношение?
— Никакого… — запнулась Луса, подыскивая правильные слова. — Ока была такая злая потому, что не могла вырваться из Медвежатника и отправиться разыскивать тебя. Она потеряла обоих своих медвежат… Ты можешь себе представить, что она чувствовала?
Но Токло лишь молча смотрел на серую реку. Дождь стих, и облака рассеивались, открывая просветы голубого неба.
— Ока рассказала мне о тебе и Тоби, — очень осторожно произнесла Луса. — Когда Тоби умер, она решила, что теперь ты тоже умрешь, и не смогла этого вынести. Вот почему она прогнала тебя, чтобы ты сам о себе заботился. Но она ужасно раскаивалась в этом. Ока места себе не находила от тревоги за тебя и ненависти к себе. Она не хотела убивать плосколицего, она просто слишком сильно горевала о тебе и о Тоби.
Низкий гортанный звук исторгся из горла Токло, и он принялся мотать головой из стороны в сторону, словно отгоняя невидимого комара. Потом, впервые за все это время, посмотрел на Лусу. Темные глаза его были подернуты какой-то пеленой.
Луса хотела броситься к Токло, прижаться, успокоить теплом своей шерсти, но не посмела.
— А потом плосколицые унесли ее прочь, — глухо сказала она. — И больше в Медвежатник она не вернулась. Они… они не вернули ее на волю. Ока знала это. Но она все время, каждый день, думала о тебе! Она страшно сожалела о том, как поступила с тобой! Она…
— Ни о чем она не сожалела! — взорвался Токло. — Если бы она была такая, как ты рассказываешь, она бы никогда не прогнала меня! Она не любила меня, даже смотреть на меня не хотела!
У Лусы оборвалось сердце. Все оказалось напрасно… Сгорбившись, она отвернулась и стала смотреть на быстро бегущую воду.
Потом она услышала хлопанье крыльев над головой. Крупный гусь спускался с неба, вытянув ноги, чтобы приземлиться. Едва коснувшись земли, перепончатые гусиные лапы начали утолщаться, тело вытянулось и поросло бурой шерстью, скрывшей серые перья. Крылья превратились в передние медвежьи лапы, клюв стал симпатичным медвежьим носом. В следующий миг перед медвежатами уже стоял Уджурак.
Луса окаменела от облегчения и радости. Уджурак подбежал к ним, вопя на ходу:
— Привет! Ну, как вы тут?
— Ты… ты вернулся! — пролепетала Луса.
— Конечно, вернулся! А ты думала, я не вернусь? — удивился Уджурак, дружески пихнув ее в плечо. — Я всегда возвращаюсь.
— Где ты был? — прорычал Токло. Он был ужасно зол, и Луса не знала, на кого именно он сердится — на нее, за то, что рассказала ему об Оке, или на Уджурака, который улетел без предупреждения.
— Летал с гусями, — ответил Уджурак, широко распахивая глаза. — Они такие несчастные, такие голодные. И напуганные. Места их гнездовий сокращаются, а пищи становится все меньше и меньше. Они едва выживают…
— Ты узнал что-нибудь полезное? — перебил его Токло. — Например, не видел место, где можно переправиться через реку?
— Видел, видел! — оживился Уджурак, и глаза его прояснились. — Там, ниже по течению, есть мост плосколицых, сделанный из серого камня. Он огромный, и огнезвери переправляются через него на ту сторону.
— Ладно, идем. Покажешь, где это, — проворчал Токло и, не обращая внимания на Лусу, двинулся вниз по течению реки рядом с Уджураком.
Луса поплелась следом. Никогда еще она не чувствовала себя такой беспомощной и несчастной. Она так и не смогла объяснить Токло, как тосковала по нему Ока!
«Это я во всем виновата. Я не сумела найти правильные слова».
Глава X
ТОКЛО
— Ну, и где твой мост? — рявкнул Токло, оборачиваясь через плечо на бредущих сзади Уджурака и Лусу.
— Я точно не знаю, — смутился Уджурак. — Понимаешь, с высоты все выглядит немного по-другому. — Он помолчал, потом неуверенно кивнул на несколько сосен, растущих на противоположном берегу чуть ниже по течению. — Кажется, мост будет сразу за этими деревьями.
Дождь превратился в мелкую морось, которая сырой паутиной лежала на шкуре Токло, пробирая холодом до самых костей.
— Жаль, что у меня нет крыльев, — проворчал он.
Внутри у медвежонка все разрывалось от боли, которую причинила ему Луса своим рассказом, но он не собирался подавать виду.
«Какое мне дело до того, что Ока сказала перед смертью? Она прогнала меня, когда я был слабым и нуждался в ней. И ничто этого не изменит. Не желаю ничего о ней знать!»
Казалось, берегу не будет конца, но на голой земле, едва прикрытой колючей жесткой травой, не было даже запаха дичи.
«Что я тут делаю? Это место не для медведей!»
Они миновали деревья, на которые указывал Уджурак, но так и не увидели никакого моста.
— Перейдем мы когда-нибудь на ту сторону или нет? — пробурчал Токло. — У меня скоро перепонки на лапах вырастут от этой сырости!
— Извини, — смущенно понурился Уджурак. — С высоты все казалось гораздо ближе.
Сосны уже остались за спиной у медвежат, когда Токло услышал шум впереди. Шум становился все громче и громче, и вскоре он заметил огнезверей, бесконечным потоком летящих по Черной Тропе. Они рычали, извергая удушливый смрад, от которого у Токло слезились глаза и першило в горле.
— Это здесь! — воскликнул Токло, кивая на огнезверей.
Луса замерла, ошеломленная.
— Ой! Никогда в жизни не видела столько огнезверей сразу!
Токло остановился рядом с ней, каждая шерстинка на его шкуре встала дыбом от тревоги. Уджурак говорил, что по мосту бегают огнезвери, но Токло никак не мог ожидать, что их окажется столько!
«Это дорога не для медведей!»
Но он быстро отогнал эту мысль. Как еще они смогут перебраться на другой берег?
Возле реки Черная Тропа поворачивала и, повиснув над головами медвежат, перебегала на другой берег. В воде ее поддерживали огромные лапы из того же блестящего твердого материала, из которого плосколицые делают своих огнезверей.
— Сейчас нам ни за что не перейти! — воскликнула Луса. Шерсть у нее стояла дыбом, глаза слезились от вони и пыли. — Придется дождаться темноты. Может быть, ночью огнезвери уйдут спать в свои берлоги, и тут будет посвободнее.
— Я здесь ждать не собираюсь, — отрезал Токло. Ему было не по себе на этом открытом всем взорам месте, где любой плосколицый мог запросто его увидеть.
— Давайте пройдем чуть ниже по течению, — предложил Уджурак. — Там можно найти, где спрятаться.
Одобрительно буркнув, Токло зашагал вперед, пока не добрался до зарослей кустов неподалеку от первой опоры моста. Только подойдя ближе, он понял, на каких огромных лапах держится вся эта каменная переправа — ему пришлось далеко запрокинуть голову, чтобы увидеть ее начало. Подбежав поближе, Токло обнюхал лапу, но она так пропиталась вонью огнезверей, что давно потеряла собственный запах.
С каждым мгновением Токло все яснее чувствовал, что здесь что-то не так. Интересно, ощущают ли это остальные? Может быть, они злятся на него за то, что он не захотел переплыть реку? Поглядев на грязно-бурую воду, Токло снова вспомнил о том, что рассказала ему Луса — о том, что Ока любила его и жалела о том, что прогнала. Но после этого рассказа вода ничуть не перестала казаться ему менее страшной. Даже наоборот — теперь он скорее умер бы, чем вошел бы в нее! Если Ока так хотела снова увидеть его, то разве она сможет удержаться, чтобы не затащить его к себе на дно?
Под мостом рев огнезверей был настолько оглушителен, что у Токло уши разболелись, и он потерял способность соображать. Поспешно выскочив из-под моста, он подбежал к кустам, где сидели Уджурак и Луса.
— Тут не так уж плохо, — доложил Уджурак. — Можем передохнуть, пока не стемнеет.
— Идите сюда! — закричала Луса. — Здесь столько ягод!
Обернувшись, Токло увидел яркие пятна среди переплетения ветвей. Луса стояла возле куста, ветки которого сгибались до земли под тяжестью ягод. Встав на задние лапы, она разинула пасть, готовясь сорвать сочное лакомство.
— Не смей! — заревел Токло. — Стой!
Похолодев от ужаса, он подскочил к Лусе и грубо отпихнул ее прочь от куста.
— Ладно, ладно, — пробормотала Луса, поднимаясь с земли и с опаской косясь на него. — Ешь первым, если хочешь.
Токло с гневом и презрением посмотрел на нее.
— Совсем безголовая? Эти ягоды вообще нельзя есть! Они ядовитые! Если съешь, у тебя жутко разболится живот, будешь кататься по земле и орать, а потом из пасти у тебя пойдет пена, и ты умрешь.
Луса попятилась назад. Глаза у нее стали большими, как две луны, рот приоткрылся от страха.
— Извини, — пробормотала она, опуская голову. — Я не знала.
— Да где тебе знать! — проворчал Токло, поворачиваясь к ней спиной.
«Никогда из нее не выйдет настоящей медведицы!»
Протиснувшись под ветки куста, он привалился к стволу и положил нос на лапы. Несмотря на непрекращающийся рев огнезверей, он уснул, и ему приснился сон.
Во сне Токло был большим и сильным, у него была своя территория, и он метил ее, оставляя следы когтей на стволах деревьев. Все кругом принадлежало ему одному: на его территории не было ни одного другого медведя, и ему больше никого не нужно было защищать, кормить и подбадривать. Сытый и довольный, Токло валялся на поляне, подставив бока теплому солнцу. Где-то неподалеку журчала река, и он знал, что там водятся жирные лососи. Под деревьями виднелось гнездо куропатки, полное только что отложенных яиц. Когда он проголодается, то выберет, чем себя побаловать на этот раз. И еще у него была берлога под деревом, где он мог спать, не опасаясь никакой угрозы.