— Разве ты не пойдешь сегодня в школу? — спросила.
— Пойду. Вот сбегаю домой, переоденусь и пойду. У нас же занятия с двух…
— А когда же ты делаешь уроки?
— Вечером, когда приду со школы. Малыши спят, никто не мешает…
— А когда же читать книжки?
— Утром, в яру. Корова пасется, а я сижу и читаю.
— Я бы так не смогла, — с участием взглянув на Лешку, призналась Тамара.
— Если бы мой отец был доктором, а я у него — единственным сыном, тоже, наверно, не смог бы, — улыбнулся Лешка. — Нас у отца семеро. Скоро сестра из деревни вернется…
Тамара не знала, чем утешить Лешу, и вдруг вспомнила:
— А я с Юрой была в кленовом сквере. Собирали листья. Видишь, какой букет…
— Моя мать на таких листьях хлеб печет…
— Тогда возьми их и отдай маме…
— Спасибо. Она уже испекла хлеб. Когда опять понадобятся, малыши насобирают и принесут.
— А в кленовнике так хорошо: желтые листья шелестят под ногами. Их там много-много… Все дорожки застланы золотым ковром.
Лешка посмотрел на Тамару: глаза ее блестели, каштановые волосы кучерявились на висках…
— Ну, мне пора идти, — спохватился паренек. — Передай тете Зине — я все, что она просила, сделал…
— Хорошо, Леша, передам, — пообещала Тамара и махнула ему вслед букетом кленовых листьев.
— Ешь, сынок, быстрее да выгоняй в яр Маргариту, а то она уже застоялась в хлеву…
За большим столом Алесь, Катя и Олег с аппетитом уплетают крупник. Янка с завистью смотрит на малышей. «Хорошо им, — думает. — Наедятся и пойдут играть». И Янка побежал бы на улицу, туда, где гоняют «черта», но эта корова… Лучше бы уж ее продали вместо Пестрого.
— Уроки когда я буду делать? — ноет Янка.
— Часика три попасешь, а тем временем я управлюсь здесь и приду с малышами, подменю…
Миска Лешкина пуста. Он съел свой крупник, переоделся, сложил книжки и теперь завязывает галстук. На мальчике новый красивый костюм. Это за проданного Пестрого и дрожки купили всем детям обновку. Лешка причесывает набок густые и как спелая рожь волосы и думает: «Пусть бы Тамара увидела его вот таким в саду». Умытое лицо его свежо, блестят серые живые глаза. Если бы не эти рыжеватые пятнышки на переносице, был бы ничего паренек. Но что поделаешь — веснушки не смываются…
— Продали бы уже и Маргариту, — говорит Янка, подымаясь из-за стола.
Уже не раз заводил отец с матерью такой разговор. Хотя и неплохо иметь для детей свой стакан молока, а все же забот с коровой хватает и старым и малым. А мальчикам надо учиться. Мать не соглашается с отцом: «Летом не ходят дети в школу, а весной и осенью как-то выкрутимся…»
— А крупник будете есть постный? — сердится мать на Янку, который повторяет отцовские слова. — Вам бы только носиться, задрав штаны, да «черта» гонять…
Янка бежит в хлев отвязывать корову. Мать, того и гляди, и за ухо дернет, или шлепнет по затылку. Она любит Маргариту и не представляет себе, как можно обойтись без буренки.
За Янкой, крикнув: «Я пошел!», выбегает из дома с сумкой Лешка.
— А с собой ты что-либо взял? — спрашивает мать.
— Да не надо…
— Как это «не надо»? Погоди.
Лешка ждет, пока мать вынесет ему два ломтя хлеба, намазанные постным маслом, и предупреждает Янку:
— Держись подальше от Листрата. Он бросался на меня с палкой, но Жорка его осадил. Еще начнет сгонять злость на тебе…
— Пусть только полезет, — храбрится Янка, но чувствуется по голосу — боится.
Лешка берет из рук матери хлеб и выбегает на улицу. Класть полдник в сумку он не собирается: еще постное масло просочится на тетрадь или учебник, тогда от Язэпа Сидоровича влетит и дети засмеют. Было уже однажды так. Хлеб он съест, пока дойдет до кладбища.
Только так подумал, раздался унылый голос Лачинской: «Ва-а-ся…», и сама она появилась в калитке.
— Нет ли у вас Васи?
— Нет, не было… — не задерживаясь, отвечает Лешка.
— Вот разбойник… Где он шатается? Мальчики приходили из класса, спрашивали: почему он не был в школе. А он же пошел в школу…
Лешка поворачивает за угол, выходит на Задулинскую улицу. До него все тише и тише доносится горестный голос Лачинской: «Ва-а-ся-а…»
А вот у кладбища маячит и хрупкая фигурка Васи. Он идет, понурив голову.
— Ты где был? — подбегая к мальчику, спрашивает Лешка.
— А что?
— Мамка тебя ищет! Она знает, что ты не был в школе.
Вася краснеет, моргает длинными черными ресницами.
— А я в цирке был на тренировке…
Вася забывает, что его ждет дома, и начинает увлеченно рассказывать:
— Арнольд берет меня в напарники. Знаешь, какие у него мускулы? Я уже делаю на его руках стойку…
Цирк в городе временный, заезжий. Когда он приезжает, над крутым берегом Витьбы поднимается высокий шатер.
— Что у тебя в бумаге? — потянул носом Вася.
— Хлеб.
— Дай кусман.
Лешка отдает Васе ломоть хлеба, а сам, комкая в руке бумажку, съедает второй.
— Все равно я убегу с цирком, — говорит Вася, жуя хлеб. Проголодался он, видно, изрядно. Не чувствует даже, как по бороде стекает желтая струйка постного масла.
Лешка не знает, что ему ответить, да и времени нет подумать.
— Погубишь мать, ты же у нее один… — он представляет, какое это горе будет для Лачинской.
Они расходятся. Лешка шагает быстро, чуть не бегом, а Вася медленно плетется, печально склонив чернявую голову. Арнольду он не случайно понравился. Мальчик, как кукла.
Вот и кленовый сквер. Слева от него, немного в стороне от центральной аллеи, приютился небольшой домик-водокачка. Там, в окошке, сидит пожилая женщина. Берет она по пол-копейки за ведро воды, а напиться можно и бесплатно. День сегодня хотя и сентябрьский, но теплый. Солнышко приятно пригревает. Особенно здесь, в затишном месте.
Женщина подает Лешке эмалированную кружку с прозрачной водой, поворачивается к стене, на которой висят ходики:
— Леша, торопись, уже без двадцати два.
Вода холодная, вкусная. После чашки супа и ломтя хлеба с постным маслом пьется с удовольствием.
— Спасибо.
— На здоровьечко, — добродушно улыбается женщина, — пионерчик…
Лешкина школа за Двиной, на Вокзальной улице. Есть и ближе — на Гоголевской, в которой учится Юрка. Почему отец записал Лешку и Янку в эту, что на Вокзальной, Лешка не знает. Возможно, в другой не было места.
Желтые листья клена кружатся в прозрачном воздухе и тихо опускаются на землю. Лешка идет по главной аллее. То здесь, то там женщины и подростки сгребают листья в кучу и набивают ими мешки. «Нужно и нам набрать» — думает Лешка. Листья — хорошая подстилка для коровы.
Навстречу идут мужчина и женщина. Они не спешат. Серое легкое пальто на мужчине расстегнуто, шляпа сдвинута назад. В руке его зонтик, на который он опирается, как на палку.
Женщина рядом с ним — стройная, красивая. Она очень похожа на учительницу Ванду Грушецкую. А может быть это она? Даже сердце сильно забилось. Нет. И голос не тот, хотя тоже приятный. Лешка уже слышит их разговор.
— Я ненавижу, Лида, твоего Браткова…
— Почему моего?.. Ты злой, Серж…
Лешка почувствовал приятный запах духов. Паренек оглянулся: над шляпой женщины кружил большой кленовый лист, и мужчина пытался пробить его на лету острым концом зонтика.
Мужчина с зонтиком! Вдруг Лешка вспомнил его. Это он гнался за Лешкой над яром. Да, это он. И женщина та же. Тогда она держала в руках васильки. «Хорошо, что они меня не узнали», — подумал Лешка и прибавил шагу.
В конце кленовника его ждал Юрка. Он поднялся с лавочки.
— Салют!
— Салют!
Они пионерским салютом приветствовали друг друга.
— Мама послала меня в магазин на Замковую, так я решил подождать тебя, — сказал Юрка, шагая рядом. — Дело есть. В охотничьем магазине, на витрине, я видел сегодня «монтекристо». Никельный, с длинным стволом. Не такой, как раньше продавали, с коротким. Стреляет теми же патронами, что и мелкокалиберная винтовка. Мелкокалиберный пистолет! Понимаешь? Вот я и подумал: а что, если мы соберем деньги да купим «монтекристо»? Сделаем в яру тир и будем учиться стрелять. А? Вот будет здорово!
— Здорово! — загорелся Лешка, но, подумав, спросил: — А сколько он стоит?
— Пятнадцать рублей. Лешка покачал головой:
— Разве мы столько денег соберем?
— Вот и я думаю — соберем ли? — уныло ответил Юрка.
Молча они спустились вниз по Гоголевской.
— А знаешь? — первым нарушил молчание Лешка. — Давай собирать кости, тряпки, ну — утильсырье. В яру и на огородах костей много.
— А кому они нужны, эти кости?
— Как кому? Принимают на пункте, на Смоленском шоссе. Сам видал. Пережженными костями, говорят, очищают сахар на сахарных заводах.
— Я этого не знал.
— Я тоже не знал.
Они вышли на площадь Свободы. Лешка взглянул на часы на городской ратуше.
— О, мне надо торопиться. А то Язэп Сидорович еще поставит в угол. А стоять в углу на радость сынку церковного старосты Мишки и богомолок Броньской и Проньской не хочется.
— Они еще воюют против тебя?
— Так и ждут, чтобы где споткнулся.
С того времени как Лешке повязали пионерский галстук, Язэп Сидорович не давал ему спуска. Придирчиво проверял, выучил ли уроки, чаще других вызывал к доске. Учитель явно искал повод, чтобы упрекнуть: «А еще пионер!» — но повода не было. А однажды сказал: «Возможно, и хорошо, что ты вступил в пионеры».
— Пионер не должен опаздывать. Садись в трамвай, — сказал Юрка.
Лешка сунул руку в карман:
— Всего две копейки…
— Вот тебе еще три.
Стали ожидать трамвая. Он уже спускался с горы по Смоленской на мост через Витьбу. Лешка вдруг вспомнил брата.
— Юра, помоги Янке.
— А что случилось?
— Как бы Листрат его не побил… У меня с ним стычка была. Отомстить может.
— Хорошо. Я пойду к нему. И начнем собирать утиль.
Подошел трамвай. Лешка отсалютовал другу и вскочил на подножку вагона.
Юра принес покупки домой, положил их на кухне. Мать была в школе, отца тоже не было. Он уже работал, хоть след от бандитской пули частенько напоминал о себе.
«Так какой же у меня план на сегодня? Пойти в яр к Янке собирать кости. А во что?»
В мешке картошка. Высыпать ее некуда. А если… Юрка снял с подушки наволочку. Потом передумал, опять надел ее на подушку. В кладовке среди грязного белья нашел другую, сложил ее и сунул в карман.
«Так, а дальше что?» — задумался Юрка. Он открыл дневник: «Прочитать отрывок из повести А. Пушкина «Дубровский». Юрка подумал еще немного: а что, если прочитать с Янкой и тем же Листратом в яру? Взял книжку.
На чистом листке бумаги написал: «Мама, я пошел по пионерским делам».
Но читать книжку и собирать кости в яру не довелось. Разыскивая Янку, Юрка сначала в зарослях увидал Маргариту. Вблизи паслась и другая корова. Прислушался. Тихо. Желтая листва опадала с ольховых деревьев. Журчал ручей. «Может, он камнем прибил Янку?» — встревожился Юрка. От Листрата можно всего ожидать…
Вдруг в ольшанике послышалось:
— Ай-ёеньки…
Юрка, сжав кулаки, стал пробираться сквозь заросли. И вдруг перед ним открылась такая картина: на небольшой полянке какой-то чернявый мальчик ходит на руках, а Янка и Листрат, разинув рты, наблюдают за ним.
Зрелище действительно было удивительное. Мальчик ходил на руках так ловко и уверенно, словно акробат на цирковой арене. Походил вниз головой, остановился, ровно вытянул ноги. И вот уже стоит на одной руке, затем сменил ее на другую…
— Ай-ёеньки! — взвизгнул от восторга Листрат. Такого чуда он никогда не видел.
Мальчик, наконец, встал на ноги.
— Еще раз, Вася, — попросил Янка.
— Погодите, немного отдохну, — ответил тот. — Вы теперь сами попробуйте. Это очень просто.
Листрат и Янка, опершись руками о землю, пытались так же подбрасывать ноги кверху, но тотчас же падали, как снопы.
— А вы вот так, — показывал им Вася.
Как-то незаметно для себя и для ребят в спортивные занятия включился и Юрка. Он пытался сделать стойку на руках, и у него получалось лучше, чем у других.
— Вот, вот, делайте так, как он, — показал на Юрку Вася.
Листрат и Янка еще несколько раз пытались стать на руки, но у них опять ничего не получилось.
— А Вася умеет еще и сальто делать. Вот здорово! Покажи, Вася, еще раз, — попросил Янка.
Ободренный похвалой, Вася разогнался, подпрыгнул, перевернулся в воздухе и… очутился в кустах. Оттуда вышел, хромая.
— Площадка маленькая для разбега, — пояснил, морщась от боли.
— Крепко ударился? — спросил Юрка.
— Не-ет, — Вася опустился на траву. Все присели около него.
— В цирке арена. Там упадешь, и ничего — опилки, мягко. А здесь земля, корни…
— А ты что, работаешь в цирке? — поинтересовался Юрка.
— Да нет. Арнольд меня учит. Он обещал взять меня в напарники. У него уже есть один такой мальчик, как я, а он хочет иметь двоих… Чтоб было трио. Он замечательный циркач.
— И давно он тебя учит?
— Давно. Еще с прошлого года. Потом они уехали с цирком в другие города. Этой весной снова приехали. Все лето бегал к нему…
— И тебя мамка пускала? — спросил Янка.
— Жди — пустит она меня. Возле цирка живет моя тетка. Мать пошлет меня к ней — а я в цирк…
— Васю мама бьет, а тетка ой как дубасит, — шепнул Янка Юрке. — Розгами. Они не выпускают его со двора. Боятся, что мы его испортим.
Вася услыхал слова Янки и приуныл. Вдруг его, губы задрожали и из глаз по смуглым щекам потекли слезы.
— Нога болит? — спросил Юрка.
Вася ничего не ответил, только пуще заплакал.
— Он боится идти домой, — объяснил Янка. — Выручи его, Юра. Если ты его отведешь домой, его не станут бить.
— Я готов, — согласился Юра.
— Не пойду я домой. Мамка знает, что я не был в школе. Все равно побьет.
— А папа? — спросил Юрка.
— И папа будет бить. Сегодня понедельник, у него; выходной в театре.
— А кто он — артист?
— Нет. Контролер на галерке, — пояснил Янка.
— Что же делать?
— А ты скажи, что был у тетки, — посоветовал Янка.
— Нельзя. Они знают: тетя с дядей уехали в деревню копать картошку.
— И все же домой нужно идти, Вася, — сказал Юрка. — И чем раньше, тем лучше.
— А ты возьми его, Юра, к себе, а потом вместе с папой отведи домой. Они побоятся милиционера.
— И спрячутся под кровать, — ни с того ни с сего вставил Листрат. — У него же в кобуре наган.
Юрка улыбнулся:
— Мой папа не такой уж страшный.
— Не страшный? А Тимку в тюрьму посадил. Батя сказывал, что он за Вишнякова страдает.
— Тимка твой стрелял в моего отца. За это и осудили его. Он сам себя посадил в тюрьму… — отпарировал Юрка, строго взглянув на Листрата. — И тебе не советую бросаться камнями.
Листрат покосился на Юрку:
— А я не попал тебе в голову! И судить меня нельзя…
— Никто тебя не собирается судить. Ты лучше дружи с нами, книжки давай вместе читать…
— А я с антихристами не дружу, — оскалился Листрат и пошел к корове.
— Как хочешь, — махнул рукой Юрка. Его сейчас больше беспокоило: как быть с Васей?
Выручил Янка:
— Скажи маме, что на лестнице в школе оступился и подвернул ногу, а Юрка помог отвести к доктору. Подтвердишь, Юра?
Юрка с удивлением посмотрел на Янку:
— Когда ты научился так врать?
— Разве это вранье? Ногу же он повредил! Болит, Вася, нога?
— Болит, — кивнул головой Вася. Ему понравился совет Янки. Мать, конечно же, расчувствуется и пожалеет. Покричит, но бить не станет.
— Ну вот, а где он покалечил ногу, не имеет значения.
— Ладно, — согласился Юрка, хотя лгать не любил. — Только надо разыграть эту сцену более правдиво. В клинике обязательно перевяжут ногу. — Он заметил в беседке Тамару. — Пойдем, Вася. Попросим у Тамары бинт.
Вася встал. Ступил на ногу и ойкнул. Нога действительно болела. Пришлось вырезать палку. Опираясь на нее, Вася с Юркой дошел до кручи, над которой возвышалась беседка.
— Тамара! — окликнул Юрка.
— Ой, Юра! — захлопала от радости в ладоши девочка. — Какие вы молодцы, что пришли. Я брошу вам веревку.