Иногда Плут, очнувшись от забытья, видел, как Пинцет суетится возле его постели, но большую часть суток он спал, вверив себя заботам добросердечного шпинделя.
— Плут, ты слышишь меня? — (Плут открыл глаза. Он узнал этот голос.) — Это я, Ксант.
— Ксант? — пробормотал он с исказившимся от муки лицом. Острая боль пронзила плечо.
Ксант тоже содрогнулся. Лицо его было бледным и осунувшимся, а в глубоко впавших тёмных глазах застыл испуг. Он откинул прядь волос со лба и сделал шаг вперёд, подойдя к больному. Фонарь в его руке раскачивался.
— Я пришёл попрощаться с тобой, Плут, — глухо проговорил он.
— Попрощаться. — пробормотал Плут еле слышно. — И ты тоже? Магда и Стоб…
Ксант горько рассмеялся:
— Магда и Стоб! Как я им завидую! — Он обхватил голову руками. — Я не собираюсь в научную экспедицию, Плут. Мой путь лежит в другую сторону от Дремучих Лесов. Я возвращаюсь в Новый Санктафракс.
— В Новый Санктафракс? — В голове у Плута слегка прояснилось, но сразу он не понял, происходит ли это в самом деле, или он бредит в лихорадочном сне. — Но зачем, Ксант? — пробормотал он.
Подмастерье отвернулся, втянув голову в плечи, и в полумраке Плут различал лишь его силуэт. Когда он заговорил, голос у него дрожал от волнения.
— Ты был мне хорошим другом, Плут, — сказал он. — Другие либо презирали меня, либо смеялись надо мной. А ты всегда защищал и подбадривал меня. — Он замялся. — А я чёрной неблагодарностью отплатил за твою дружбу. Я виновен во лжи и предательстве.
— Как это? — спросил Плут. — Я ничего не понимаю.
— Я шпион, Плут, — ответил Ксант. — Я служу Орбиксу Ксаксису, Верховному Стражу Ночи. Библиотечные Рыцари — мои враги. — Он прищурился. — Почему, ты думаешь, ни одна группа подмастерьев не добралась до Озёрной Академии с тех пор, как я появился здесь? Это я предал их, Плут. А откуда гоблины на Опушке Литейщиков узнали, что Варис Лодд собирается навестить их? Это я подставил её, заманив в ловушку. Ах, Плут. — Ксант повернулся и встал на колени рядом с изголовьем кровати. Дрожащими руками он схватил Плута за руку. — Если бы я знал, что ты. — единственный, кого я мог назвать своим другом, — окажешься там и будешь принимать участие в операции, я бы предупредил тебя! Поверь мне, Плут, я говорю правду!
Плут убрал руку.
— Ты? Ты предал нас? — слабым голосом произнёс он. — После того, как мы столько времени были вместе. О, Ксант, как ты мог!
— Я принадлежу Стражам Ночи и телом, и душой, — с горечью ответил Ксант. — Я им подвластен, и, что бы я ни делал, мне от них не уйти. Ты думаешь, я не остался бы здесь, в прекрасных Дремучих Лесах, если б мог? — Он покачал головой. — Но это невозможно, Плут. Я зашёл слишком далеко. Я не могу остаться здесь. — Он вздохнул. — Я такой же пленник Башни Ночи, как и мой старший товарищ, мудрый Каулквейп, к которому я должен вернуться.
Сквозь полуприкрытые веки Плут глянул на Ксанта. В висках у него стучало, перед глазами всё плыло.
— Мудрый Каулквейп был первым, кто рассказал мне про Дремучие Леса. От него я узнал про приключения и путешествия на воздушном корабле с капитаном Прутиком, — продолжал он. — Наслушавшись его рассказов, я решил во что бы то ни стало попасть сюда и увидеть все своими собственными глазами, даже если ради этого мне придётся стать шпионом. — Он потупился с несчастным видом.
Плут старался не смотреть на него. Лихорадка разыгралась с новой силой. Ксант? Предатель? Не может быть! Ксант был его другом. Глубокая печаль охватила его, смешиваясь с нестерпимой болью. Тени сгущались, и изголовье кровати тонуло во тьме. Плут закрыл глаза и впал в забытьё: у него снова начался жар.
Ксант посмотрел на спящего и укрыл его одеялом до подбородка.
— Прощай, Плут, — сказал он. — Наши пути больше не пересекутся.
Сделав шаг назад, он повернулся и вышел вон, прикрыв круглую дверь. Оборачиваться он не стал.
Дрожащими от волнения пальцами Плут застегнул плотно облегающую лётную форму из зелёной кожи, укрепил на поясе кинжал и топорик, поправил меч — подарок Феликса, перекинул через плечо рюкзачок с провизией и спустился вниз по башенной лестнице.
Хотя Плут был ещё очень слаб после перенесённой болезни — лицо белое, а щёки ввалились, — он был рад, что с помощью Пинцета удалось побороть гоблинову отраву. И теперь, спустя две недели после отлёта Магды и Стоба, наступила его очередь отправиться в экспедицию.
Варис Лодд стояла внизу, у башни, чтобы попрощаться с ним.
— Бывали моменты, когда мне казалось, что этот день никогда не придёт, — призналась она. — Но ты одолел болезнь, Плут. И я горжусь тобой. А теперь, юный Библиотечный Рыцарь, — продолжала она, кивая в сторону привязанного к платформе «Буревестника», раскачивающегося над землёй и рвущегося в небо, — твой небоход ждёт тебя.
Плут подошёл к небесному кораблику и обнял изящную птицу, прильнув щекой к её гладкой деревянной шее.
— «Буревестник», — прошептал он. — Наконец-то мы вместе.
Тут за спиной у Плута послышались чьи-то шаги. Он обернулся и увидел, что к нему приближаются двое. Одним из них был Парсиммон: его драная мантия развевалась на ветру. Другой — высокого роста мужчина с остроконечной бородкой, одетый в чёрный плащ. Незнакомец в знак приветствия помахал рукой. Плут не отрываясь смотрел на герб в виде белого полумесяца, вышитый у него на груди.
— Профессор Тьмы, — воскликнул он с изумлением.
— Он прибыл сюда, когда ты был ещё болен, Плут. Он привёз известие о предательстве Ксанта, — сказала Варис Лодд. — Плохо дело.
Плут печально кивнул. Учёные приблизились к нему. Профессор Тьмы подошёл к Библиотечному Рыцарю и крепко пожал ему руку.
— Неужели это тот самый неоперившийся юнец, который обслуживал кабинки-читальни на мосту из чёрного дерева? — спросил он, и в глазах у него загорелся лукавый огонёк. — Просто не могу поверить в это! Вот теперь ты стоишь передо мной, готовый отправиться в самостоятельную исследовательскую экспедицию! Мы воспитали тебя и дали тебе образование. Теперь наступил твой черёд послужить науке, чтобы твой труд занял достойное место среди многих томов, хранящихся в Подземном Книгохранилище. Ты многого добился, Плут, и достоин всяческих похвал. — Лицо профессора внезапно омрачилось. — Хотя кое-кто, прикидывавшийся твоим другом, пытался помешать тебе дойти до цели.
— Ксант? — Плут переменился в лице. Теперь и признание Ксанта, и его поспешный отъезд казались ему страшным сном.
— Ксант Филатайн, — отчеканил профессор, — предатель!
— Предатель, — шёпотом повторил Плут. — Он заходил ко мне, когда я болел, а потом исчез.
— Бежал, чтобы вернуться к своему гнусному хозяину, Верховному Стражу Ночи, — сказал профессор, хмуро качая головой.
— Мы пригрели змею на груди, — печально проговорил Парсиммон. — Из-за его козней погибло много честных подмастерьев и их добрых учителей. Но довольно: мы пришли сюда не для того, чтобы говорить о таких вещах. Ксант Филатайн скоро заплатит за своё вероломство. Сегодня мы собрались здесь, чтобы отметить торжественное событие — начало твоего большого путешествия, мастер Плут.
Плут кивнул, не отвечая ничего. Когда вспоминали о его бывшем друге, сердце ныло у него в груди. Он пытался отогнать тяжёлые мысли. «Сегодня счастливый день, и здесь нет места для печали», — сказал он себе.
Варис сделала шаг вперёд.
— Плут, пора, — тихо промолвила она. Пока она прощалась с юным исследователем, солнце поднялось над верхушками деревьев. Она прикрыла глаза рукой.
— Желаю тебе успешного и плодотворного путешествия, — пожелала Варис.
Плут поднял глаза. Профессор Тьмы, Парсиммон и Варис весело улыбались ему. Он тоже ответил им улыбкой. Паруса «Буревестника», ждущего на привязи, трепетали на ветру.
Парсиммон жестом указал на небоход.
— Он в нетерпении, — сказал Верховный Правитель Озёрной Академии.
— И я тоже! — отозвался Плут, едва веря, что наступил долгожданный миг.
Проверив, всё ли на месте, и снова осмотрев свой лётный костюм, он затянул поплотнее ремни на рюкзаке и приготовился к старту. Отвязав небесный кораблик от платформы, Плут вскочил в седло. Норовистый небоход дёрнулся и накренился.
— Удачи тебе, Плут, — крикнула Варис.
Плут поправил защитные очки на носу, взялся за канат и поднял верхний парус.
— Да помогут тебе Земля и Небо, юноша, — торжественно произнёс Профессор Тьмы.
Плут развернул нижний парус. «Буревестник» рванулся вверх и на мгновение беспокойно застыл в воздухе.
— Желаю тебе успешного возвращения, мастер Плут, — крикнул Парсиммон. — До свидания, и будь здоров!
— До свидания! До свидания! — подхватили остальные.
Плут резко дёрнул за пусковой канат. Паруса раздулись на ветру, закачались противовесы. И сердце Плута воспарило, когда небоход, омываемый чистым, прохладным утренним воздухом, круто взмыл в небо.
— До свидания! — крикнул им Плут.
Чем выше поднимался небесный кораблик, тем меньше становился Озёрный Остров, и вскоре три фигурки, машущие руками, превратились в точки и наконец стали совсем неразличимы.
— Как здорово! — с замирающим от счастья сердцем прошептал Плут, проносясь над кронами деревьев, растущих по кромке озера. Перед ним, гудя от ветра, широко раскинулись таинственные, непроходимые Дремучие Леса, похожие на безбрежный волнующийся океан.
Пышная листва, переливаясь сине-зелёными красками, шелестела под ним, и он замечтался, представляя себе, как его законченный труд стоит на полке в кабинке-читальне 17, в Центральном Подземном Книгохранилище на мосту из чёрного дерева, рядом с шедевром Варис Лодд. Он даже представил себе этот толстый фолиант в сафьяновом переплёте с золотым тиснением, на котором большими буквами выведено: «
Глава пятнадцатая. Вумеру
Когда Плут очнулся от сна, шёл дождь. Он расположился на огромной ветви железного дерева. Устраиваясь на ночлег, он соорудил навес из непромокаемого материала, чтобы укрыться от непогоды, но и гамак, и спальный мешок всё равно оказались влажными от сырости, и он подумал, что придётся их просушить, чтобы снаряжение не покрылось плесенью и не начало гнить.
Протирая глаза, Плут поднялся и зевнул. Изо рта вырывались клубы пара, рассеиваясь в воздухе. Поёживаясь от холода, он разжёг подвесную медную печь, из которой, шипя, выскочили синие языки пламени, поставил маленький котелок с водой на огонь и отправился проверить, всё ли в порядке с «Буревестником», который был привязан к одному из боковых побегов колоссальной ветви.
— Надеюсь, ты хорошо отдохнул, — прошептал пилот маленькому небесному кораблику. — И не вымок насквозь. Так что мы можем двигаться дальше.
Плут пробежал пальцами по гладкой лакированной шее небохода, ощупал каждый узелок на канатах и осмотрел спущенные паруса. На него градом посыпались крохотные блестящие капли, когда он встряхнул шёлковую ткань. Затем он укрепил противовесы, смазал механизмы рычагов. Всё было в порядке. Вода в котелке закипела. Плут поспешно свернул гамак и спальный мешок, сложил непромокаемый тент и закрепил все вещи за седлом небохода. Затем, вернувшись к походной плите, снял котелок с огня, аккуратно потушил огонь и налил крутой кипяток в кружку. Засыпав в кипяток заварку из высушенных листьев дикой горчицы, он обхватил кружку руками, чтобы согреть озябшие пальцы.
Плут занимал выгодную позицию, устроившись на высокой ветке железного дерева, откуда было хорошо видно всё вокруг. Дождь почти прекратился, и лес начал наполняться птичьим гомоном и щебетом, когда его пернатые обитатели — пискуны и чирки, — скрывавшиеся в тенистой листве от непогоды, выпорхнули на свет. Мальчик услышал шелест травы и посмотрел вниз: там, роясь в земле, завтракало целое семейство лесных курочек.
Плут вздохнул. Он тоже хотел есть, но со вчерашнего ужина у него остался только ломоть печёной древесной смакли, аккуратно завёрнутый в широкий восковой лист.
Развернув маленький зелёный свёрток, он почувствовал острый запах перезрелых фруктов, ударивший ему в нос, и, хотя желудок у него урчал от голода, аппетит сразу пропал.
— Нечего быть таким привередой, — сказал он себе и, откусив большой кусок печёного плода, принялся старательно его жевать.
От Варис Лодд, преподавшей ему уроки о законах леса, он знал, что древесная смакля не только съедобна, но и питательна даже в перезревшем виде. Он также понимал, что нельзя отправляться в путь на голодный желудок. Но фрукт был таким невкусным! Плут отхлебнул отвар дикой горчицы из кружки и разом проглотил неаппетитное месиво.
— На сегодня хватит, — скривился он, выбрасывая недоеденный ломоть. Фрукт глухо шлёпнулся на траву, и лесные курочки с тревожным квохтаньем разбежались в разные стороны.
Встав, Плут запаковал драгоценную печку и отвязал своего «Буревестника». Лучи солнца, пробиваясь сквозь редеющие облака, проникали сквозь просветы в листве и, падая на Плута, отражались от гладкой зелёной кожи его лётной формы. За несколько недель, прошедших с того момента, как Плут покинул Озёрный Остров, его форма пообмялась, материал потерял жёсткость и стал ещё плотнее облегать его тело.
Плут в последний раз оглядел стоянку, чтобы проверить, не забыл ли он чего-нибудь. Затем, поставив паруса, сбалансировав противовесы и натянув пусковой канат, он подготовил «Буревестника» к взлёту, и кораблик взмыл в воздух, поднявшись над переливающимся разными красками лесом.
— Может быть, сегодня, — прошептал Плут, повторяя слова, которые он говорил себе каждое утро. Изо рта у него, кружась, вырывались струйки пара. — Может быть, сегодня мне повезёт.
Плут путешествовал уже три месяца, три долгих, утомительных месяца. Каждый день, если он не бродил по лесу в поисках пищи или воды, он внимательно осматривал окрестности, нет ли где-нибудь примет, говорящих, что здесь были толстолапы: спрядённая из трав постель вроде гнёзда, ветка с оборванными плодами или отпечатки тяжёлых лап на мягкой, болотистой почве рядом с лесными ручейками. Ночью Плут забирался на ветви большого дерева и, засыпая, прислушивался, не зазвучит ли где-нибудь вой этого загадочного существа.
Ему трижды удалось услышать этот вой. Каждый раз, встав рано утром, он с бьющимся от волнения сердцем направлялся в ту сторону, откуда накануне раздался зов толстолапа. Он всё ещё помнил своё потрясение, когда впервые увидел порабощённых толстолапов на Опушке Литейщиков. Его обуревало нетерпение: он мечтал встретиться со свободными, здоровыми животными в среде естественного обитания, но когда солнце катилось к закату и тени в лесу становились длиннее, Плуту приходилось смиряться с очередной неудачей. Толстолапы были неуловимы, и найти их оказалось гораздо труднее, чем он полагал.