— Это Вольные Пастбища! — воскликнул Плут. — Вы побывали на Вольных Пастбищах?
— Да, — отвечал капитан. — Новый Нижний Город тогда представлял собой всего лишь скопище хибар из летучего дерева, а деревни лесных троллей ещё только начинали строиться. Но нас действительно встретили радушно, и юный библиотекарь с Озёрного Острова по имени Парсиммон.
— Парсиммон! — взволнованно перебил капитана Плут. — Он всё ещё там. Только теперь он стал Верховным Правителем Академии. Я — его ученик.
— Значит, у тебя хороший учитель, Плут, — подытожил капитан. — Я прекрасно помню тот вечер. Мы едва доползли до Озёрного Острова и пришвартовались на Башенной Площади. Своим появлением мы наделали немало шума. — Он улыбнулся, углубившись в воспоминания. — Наверное, мы напугали своим видом юных библиотекарей, и в их числе Парсиммона, который вышел нам навстречу. Наша одежда превратилась в лохмотья, обшивка «Бегущего-по-Небу» была во вмятинах и дырах, а с мачт свисали изодранные в клочья паруса. Публика, сгрудившаяся вокруг нас, открыв рот, тихо глазела на пришельцев, пока Парсиммон не вышел вперёд, поздоровался и назвал своё имя.
Он сказал, что, судя по нашему виду, мы нуждаемся в отдыхе, и что мы обязательно должны пообедать вместе с ними в трапезной, и что он не потерпит никаких возражений! За ужином (нас угощали, как я помню, жарким из тильдятины и дубояблочным сидром) мы услышали ужасные новости и только тогда поняли, почему наше появление так удивило всех.
— Какие новости? — ахнул Плут.
— Как это какие? Конечно, известие о Каменной Болезни, — продолжал капитан Прутик. — Парсиммон рассказал, что воздушные суда Купеческой Лиги и корабли небесных пиратов валятся с неба, словно камни, и ни один корабль из Старого Санктафракса вот уже целый год не появлялся на Вольной Пустоши.
Эпидемия, судя по всему, начала набирать силу с того момента, как Каменная Болезнь поразила Скалу Нового Санктафракса. Этот недуг, неизлечимый и заразный, передавался от корабля к кораблю, распространяясь стремительно, словно лесной пожар.
Как только распадался летучим камень на одном корабле, команде приходилось наниматься на другой, и тем самым инфекция переносилась на него. «Первая эпоха небесных полётов завершилась», — сказал он мне тогда, и я понял, что в его словах ужасная, горькая правда.
Хотя мы прибыли на Вольную Пустошь, испытывая отчаянную нужду в новых членах команды, я не мог рисковать, приглашая новичков к себе на корабль, опасаясь заразить его Каменной Болезнью. Нам самим удалось избежать катастрофы только потому, что мы надолго углубились в самые захолустные уголки Дремучих Лесов. Словом, я поднялся из-за стола, спешно отправился к «Бегущему-по-Небу» и тотчас оставил эти края.
Как только мы вылетели из Вольной Пустоши, я все объяснил команде. Тарп похлопал меня по плечу, Рован Хит крепко пожал мне руку, а Вырвиклок крепко обнял меня, сдавив мне ребра своими могучими, как у толстолапа, ручищами. Они обещали, что останутся со мной до конца поисков, даже если нашей крохотной команде, состоящей из четверых, придётся работать и день и ночь. Мои дорогие, отважные друзья. — задумчиво произнёс он, и в голосе его прозвучала тоска. — Их давно уже нет на свете.
Не говоря ни слова, капитан Прутик долго смотрел вдаль. Наконец мальчик спросил его:
— А что с ними случилось?
Лицо у капитана опечалилось.
— Произошла глупейшая история, но кончилась она очень плохо. Видишь ли, нам нужно было запастись провиантом. Так вот, не решаясь заходить в деревни и посёлки из-за боязни подхватить каменную заразу, мы сами обеспечивали себя, охотясь на тильдеров и лесных кабанов, собирая плоды и коренья, которые можно было высушить или засолить, и запасаясь питьевой водой. Однажды Вырвиклок, сильный как бык, притащил на корабль целых двадцать бочек воды. — Он горестно покачал головой. — Эта вода оказалась для нас роковой, потому что бедный, глупый Вырвиклок — да хранят Небеса его душу! — забыл о главной заповеди Дремучих Лесов: никогда не пей стоячей воды! Вырвиклок наполнил все бочки отравой! Но это была моя вина, а не его! — воскликнул капитан. Лицо его пылало. — Капитаном был я. Я должен был проверить, я должен был знать.
Вскоре от этой воды все заболели чёрной лихорадкой. Я продержался на ногах чуть дольше остальных, но затем болезнь подкосила и меня. Меня жутко рвало, желудок выворачивало наизнанку. И в конце концов я потерял сознание. Я никогда не узнаю, сколько дней и ночей я провалялся на палубе, пока «Бегущий-по-Небу» плыл над Дремучими Лесами без руля и без ветрил. Меня лихорадило, бросая то в жар, то в холод, крупная дрожь била меня, корёжа тело.
Плут сочувственно кивнул. Он-то хорошо знал, что делает с человеком тяжёлый приступ лихорадки.
— Занимался рассвет, когда я, очнувшись, открыл глаза и сел. Голова у меня шла кругом, перед глазами всё плыло, а в желудке урчало. Холодная влажная дымка тумана плыла в воздухе. Вся моя одежда, волосы и даже деревянная палуба «Бегущего-по-Небу» были окутаны тонкой склизкой пеленой. С трудом поднявшись на ноги, я огляделся вокруг.
Растительности подо мной больше не было видно — только камни, бесконечное пространство, занятое лишь валунами грязно-серого цвета да иссечёнными глубокими трещинами скалами. Я сразу же узнал это место. Как-то раз мне довелось побывать здесь, и эта равнина наполнила мне душу леденящим ужасом. Это были Земли Края, жуткая, заброшенная местность, где бродят густые туманы. Такой пейзаж может привидеться только в ночных кошмарах.
Именно там, в Землях Края, много лет назад я испытал чудовищный страх, о котором мне и сейчас нелегко поведать тебе. Для меня, Плут, Край связан с самыми тяжёлыми, пугающими меня до сих пор воспоминаниями, потому что именно там я повстречался с Хрумхрымсом.
Плут открыл рот от изумления:
— С Хрумхрымсом? Но как? Когда?
— Настанет время, и я расскажу тебе всю историю, от начала до конца, — пообещал капитан Прутик. — А пока достаточно будет того, что я чудом остался жив и дал себе клятву никогда не возвращаться в эти проклятые земли. Но судьба распорядилась иначе. Мой бедный, истрёпанный бурями небесный корабль занесло ветром именно туда. Я осмотрел «Бегущего-по-Небу». — Глаза у капитана подёрнулись грустью. — Я не увидел никого из своей команды. Куда они все подевались? С момента, как я очнулся, я не слышал ничьих голосов. Я звал их, кричал, но ответа не было.
Я бросил штурвал и помчался на верхнюю палубу. Там я и нашёл их. Всех троих. Ах, Плут, — простонал он. — Все трое были мертвы. И Тугодум. И Тарп Молотобой. И даже бедняга Вырвиклок, огромный, могучий тролль из Захолустья, не смог противостоять чёрной лихорадке, напившись болотной водицы. — У капитана в горле встал ком. — Их распростёртые тела валялись на холодной, мокрой палубе, они застыли, раскинув руки, в муках предсмертной агонии, и лицо каждого было искажено страхом и болью. Да, все они умерли жуткой смертью. — Капитал сглотнул слюну. — Я совершил похоронный обряд над ними, стараясь достойно проводить их в последний путь. Это было самое малое, что я мог сделать для команды, которая служила мне верой и правдой.
Капитан замолчал, и Плут заметил, как небесный пират тайком смахивает слезу. Мальчик тоже чуть не расплакался.
— Теперь ты видишь, Плут, что я потерпел полную неудачу. — Капитан Прутик сделал глубокий вдох. — Возвращаться обратно в Дремучие Леса было невозможно. Я никогда бы не смог справиться с кораблём в одиночку. Поэтому я привязал «Бегущего-по-Небу» к выступу одной из скал — этот уступ, как скрючившийся демон, нависал над бездной, повернувшись спиной к восходящему солнцу, — и ушёл.
— Вы хотите сказать, что «Бегущий-по-Небу» всё ещё там? — ахнул Плут.
— Эх, парень, — вздохнул капитан, — если он ещё не сгнил или Каменная Болезнь не погубила его, мой корабль должен быть там. В то утро, когда я покинул его, моросил мелкий дождик. Мне казалось, что он был в прекрасном состоянии, как бури ни трепали его. И выглядел великолепно, паря над голой, заброшенной землёй, — жестокое напоминание о том, что утрачено навек. — Он помолчал. — Последний небесный корабль. — Капитан Прутик снова сделал длинную паузу и, тяжело вздохнув, продолжил грустное повествование: — Мне потребовалось три дня, чтобы пересечь коварные и зловещие земли Края, и я шёл вперёд ещё недели две, пока случайно не натолкнулся на группу кочующих дуркотрогов, которые дали мне пищу и кров. И с тех пор я брожу в одиночку по Дремучим Лесам.
Я один остался в живых из всей команды. И хотя я стар и болен, но всё ещё не потерял надежды. Каждое утро, проснувшись, я смотрю на горизонт и отправляюсь на поиски Риверрайза, и каждый вечер, ложась спать, я вспоминаю своих погибших товарищей.
До сих пор я чётко вижу их лица, Плут. Гум. Моджин. Лесорыб. Они не держат на меня зла.
Иногда мне хочется, чтобы они проклинали меня. Свет надежды и доверие, которое я читаю в их глазах, в тысячу раз хуже. Я предал их, Плут, — сокрушался капитан. Голос у него сломался. — Они верили в меня. Мои бедные, погибшие друзья. — Он закрыл лицо руками. — Меня преследуют воспоминания, в памяти встают все те, кого я знал когда-то, и мёртвые, и живые, проходя длинной чередой. Я никогда больше не увижу эти лица. Мой отец. Тунтум. Старые профессора Света и Тьмы. Буль. Шпулер. Колючка. — Он покачал головой. — И Верховный Академик Санктафракса. Я помню, как он смотрел на меня в то утро, когда я отправлялся в путешествие, и как он махал мне рукой на прощание.
Плут понимающе кивнул. Всё вернулось на круги своя. Капитан заканчивал свой рассказ:
— Я видел радость и предвкушение новизны, которые прямо-таки светились в его улыбке. Как высоко он держал голову! Какая надежда сияла в его глазах! Когда-то он был моим подмастерьем, а теперь стал Верховным Академиком Санктафракса! Я так гордился им!. — Капитан повесил голову. — Мой бедный, милый Каулквейп!
— Каулквейп? — изумлённо переспросил Плут. — Мне известно это имя!
— Да, Каулквейп Пентефраксис, — горько промолвил Прутик. — Умер много лет назад — погиб от руки тирана, Вокса Верликса. Я узнал о его смерти на Озёрном Острове.
Плут вздрогнул. На память ему пришли слова Ксанта: «Я такой же узник Башни Ночи, как и мой друг Каулквейп, к которому я должен вернуться». Несмотря на лихорадку, терзавшую его тело, он чётко запомнил то, что сказал ему Ксант: «Именно от него я услышал рассказы о Дремучих Лесах и о его приключениях вместе с Прутиком, капитаном воздушных пиратов».
Плут вскочил на ноги. Друг капитана и заключённый из рассказов Ксанта — это одно и то же лицо!
— Он был так молод, — продолжал капитан Прутик, — а я оставил его одного, поручив ему перестраивать Санктафракс, а сам отправился в путешествие, закончившееся полным провалом. Ах, если бы я добрался до истоков реки, до Риверрайза, я мог бы вернуться и помочь ему. Тогда, быть может, он был бы жив!
— Он жив! — воскликнул Плут, не в силах сдержаться. Парочка толстолапов, прервав песнопения, с любопытством глянула на него. Плут схватил капитана за обе руки. — Он не погиб! — кричал мальчик. — Каулквейп жив!
Капитан стал бледным как полотно. Рот у него открылся от изумления.
— Не может быть! — выдохнул он.
Глава восемнадцатая. «Бегущий-по-Небу»
Капитан воздушных пиратов с изумлением глядел на Плута.
— Откуда тебе известно, что он жив? — спросил он. — Парсиммон говорил… Дай-ка подумать… Да, хотя прошло уже немало времени с тех пор, я всё же отлично помню, что он мне говорил. Когда я стал расспрашивать его о Каулквейпе, Верховном Академике, он покачал головой и сказал: «Теперь Верховным Академиком стал Вокс Верликс. А имя Каулквейпа вычеркнуто из всех хроник. Он убит, грубо и жестоко, — таковы факты, хотя мало кто в Новом Санктафраксе осмелится сказать правду об этом злодеянии». Я точно передаю его слова.
— Но он жив, — возразил Плут. — Он узник Башни Ночи. Мой друг… — Мальчик запнулся, и сердце у него защемило от грустных воспоминаний. — По крайней мере я считал его своим другом, — пробормотал он. — Так вот, мой бывший друг рассказывал мне, что видел Каулквейпа, заключённого в Башню Ночи, и он был жив тогда, и даже рассказывал ему о ваших совместных приключениях.
— Неужели? — обрадовался капитан. Он вскочил и, крепко схватив Плута за руки, долго смотрел ему в глаза. Занимался рассвет, и собрание толстолапов, затихая, приближалось к концу, когда взволнованный голос капитана Прутика раскатился эхом по всей долине:
— А что такое Башня Ночи, о которой ты рассказываешь?
Плут помотал головой:
— Вы так долго отсутствовали, капитан. Много воды утекло с тех пор, как вы оставили те края. Парсиммон сообщил вам, что Верховным Академиком стал Вокс Верликс, но это только начало длинной истории.
— Расскажи мне всё, — попросил капитан Прутик. — Расскажи мне всё, что знаешь.
Толстолапы, похожие на меховые горы, сгрудились вокруг них, навострив уши.
— Когда Вокс Верликс стал Верховным Академиком, он дал приказ построить высокую башню в Новом Санктафраксе, когда скала, на которой стоял город, начала крошиться от Каменной Болезни. Я много слышал и читал в нашей библиотеке о том, что он возложил вину на академиков, уверяя, что Каменная Болезнь — прямое следствие их благодушия и мягкотелости, но он, Вокс Верликс, положит этому конец.
— Неужели это тот самый Вокс? — воскликнул капитан. — Я помню его ещё молодым: он был скверным человеком уже тогда, когда ходил в подмастерьях в Старом Санктафраксе.
— С годами он стал ещё хуже, — заключил Плут. — Видите ли, Вокс основал секту из Рыцарей-Академиков, которых стал называть Стражами Ночи. Они поработили жителей Нижнего Города и заставили их работать, и не только на возведении его проклятой башни, но и на других гигантских стройках. Например, на прокладке Дороги через Великую Топь. А лес Санктафракса пошёл на подпорки для разрушающейся скалы.
Глаза у капитана Прутика загорелись недобрым огнём.
— Рабство? — гневно воскликнул он. — В Нижнем Городе?
— Да, — ответил Плут. — Это было наглое нарушение всех принципов Нижнего Города, и многие стали возражать. Но Стражи Ночи были жестоки. Они всеми средствами добивались осуществления своих планов. Те Рыцари-Академики, которые не были согласны с политикой Вокса, откололись и присоединились к Земным учёным, вместе с которыми и основали общество Библиотечных Академиков. — Он помолчал. — Мы все вынуждены скрываться и жить в канализации Нижнего Города.
— Библиотечные учёные — и в канализации. — печально покачал головой капитан. — Вот чем это кончилось. А негодяй Вокс Верликс стал главой Санктафракса!
— Не всё так просто, — возразил Плут. — В этой истории есть поворот сюжета.
— Продолжай, — приказал капитан Прутик.
— Ну так вот. Вокс не понимал, какое чудовище он породил, создав армию Стражей Ночи. Вскоре в их рядах появился лидер, некто Орбикс Ксаксис, который объявил себя Верховным Правителем города и захватил Башню Ночи. Опасаясь за свою жизнь, Вокс вынужден был бежать. Он укрылся в старом дворце Нижнего Города. Шрайки воспользовались моментом, чтобы взять под контроль Дорогу через Великую Топь, а Вокс вынужден был опереться на гоблинов-наёмников, чтобы удержать то немногое, что осталось от его владычества в Нижнем Городе. И сейчас, если верить слухам, он проводит дни и ночи в уединении, не покидая разрушающегося дворца: тучность не позволяет ему выходить за пределы спальни, где он накачивается до беспамятства вином забвения, поглощая бутылку за бутылкой.
— Что ж, мне его нисколько не жаль, — отметил капитан. — Но скажи мне, Плут, что ещё ты знаешь о Башне Ночи, в которой заперли Каулквейпа?
Плут вздохнул:
— Я знаю только одно: до сих пор никому не удавалось бежать из Башни Ночи. Это огромная, неприступная крепость, ворота её увенчаны остроконечными пиками, окна забраны решётками, а стены оснащены огромными пращами, мечущими камни, гарпунами и мощными вращающимися катапультами, установленными на каждом выступе. Я лишь однажды видел эту башню, и то издалека, но слышал много рассказов о ней от Библиотечных Рыцарей, которые подходили к ней ближе, чем я. Однажды Великая Варис Лодд даже пыталась атаковать эту твердыню, сбросив на неё воздушный десант, но силы оказались неравными: небоходы не смогли противостоять мощному оружию.