Щеки вещуньи покрылись румянцем, а глаза вспыхнули огнем. Теперь обиделась она.
– Нет, государь, я ручаюсь за каждое слово моей Песни. Тут не может быть никакой ошибки, на которую ты столь деликатно намекаешь. Я еще раз повторяю: сын герцога не может быть мужем принцессы и не будет им. Так не лучше ли сейчас расторгнуть помолвку? Потом это будет сделать труднее и больнее.
– О Филистена, не гневи меня! Успех прежних пророчеств вскружил тебе голову, и вместо того, чтобы поискать ошибку в своем труде, ты ставишь под сомнение мудрость одного из королей Магонии. Умерь свою гордость. Я не намерен менять решение в угоду твоему тщеславию. Советую тебе хорошенько подумать, стоит ли упрямиться дальше.
И не говоря более ни слова, король Аранеус вышел.
Он долго сердился на Филистену за ее «нелепое» упрямство, а когда остыл, то уже не нашел вещуньи в своем дворце. Неизвестно, где теперь находится Филистена, зато известно, что король Аранеус сделался с той поры нелюдим и мрачен…»
Себастьян был настолько поглощен рассказом старой Марты, что живо представлял себе и чудесный дворец короля Аранеуса Диадематуса, и его волшебный сад, где аромат цветов навевал любовь, и маленькую принцессу, и красавицу Филистену с удивительно знакомым, и в то же время неузнаваемым лицом. Но сказочные виды Магонии стали терять очертание, и на смену им пришли более привычные, нустернские. Себастьян увидел себя в пышном наряде, идущим через Ратушную площадь. В конце площади он ясно различает племянницу бургомистра Леонору: она прекрасна, она ждет его. Звездочет прибавляет шаг, сердце его переполняется радостью, Леонора – близко. Она улыбается, протягивает к нему руки… Но вдруг черная тень падает на Леонору, окутывает ее тьмой, и она кричит ему, просит о помощи…
Себастьян тоже закричал и открыл глаза. Он лежал в постели в своей комнате, наполненной ярким дневным светом.
«Интересно, – подумал звездочет, – как я попал в спальню? Ведь я был внизу, и Марта рассказывала мне сказку. Или это была не сказка, а сон?» Он еще долго лежал, припоминая детали сна, похожего на сказку, или сказки, незаметно перешедшей в сон. Наконец, ночные грезы уступили место дневным мыслям. Он вздохнул, прошептал нараспев заветное имя и поднялся с постели. Спустившись вниз, Себастьян обнаружил, что Марты дома нет. На столе его ждал теплый завтрак. Наспех перекусив, звездочет поспешил к своему другу Бальтазару Букреусу.
Глава восьмая
Оброненный веер и подслушанный разговор.– Поручение племянницы бургомистра.– Нустернский архив и тайна архивариуса.– Странные гости госпожи Леоноры.
Город кипел будничной жизнью, но чувствовалось, что сегодняшний день не совсем обычен. Из кузнечного цеха доносился веселый перезвон молотков. Казалось, кузнецы не ковали, а репетировали какую-то замысловатую праздничную увертюру. Торговцы выставляли в лавках свои лучшие товары, как это бывало лишь в дни больших праздников. По улицам беспрерывно сновали экипажи, развозившие разряженных городских кумушек. Корзины цветочниц опустошались буквально на глазах.
Себастьян бодро шагал по городу, встречая радостные просветленные лица. Он торопился в ратушу, надеясь найти у своего друга разрешение многочисленных вопросов, занимавших его мысли. Звездочет миновал Гончарную улицу, вышел на Ратушную площадь, и тут увидел роскошную закрытую карету, подъехавшую к особняку бургомистра. Он никогда не видел этой кареты, но тотчас догадался, кому она может принадлежать. Вмиг позабыв о цели своего пути, Себастьян кинулся в другой конец площади, к дому, где остановился экипаж. Добежав почти до самой кареты, он опомнился и, отступив назад, притаился за выступом соседнего дома. Сердце его готово было вырваться из груди. Вышедший из особняка слуга отворил дверцу кареты, и из нее показалась Леонора. Только несколько мгновений Себастьян видел плавную гордую поступь своей возлюбленной, слышал звук ее легких шагов… Но вот слуга, обогнав девушку, открыл дверь парадного, и та скрылась за ней. Себастьян чувствовал, что, если не увидит Леонору еще раз, если не услышит ее голоса, он умрет. И тут само Небо послало ему удачу: на мостовой возле кареты лежал веер, который, без сомнения, обронила племянница бургомистра. Звездочет подбежал к карете, поднял веер и поспешил к парадному. Слуга протянул было руку, чтобы взять находку, но Себастьян отстранил его и устремился вперед. Особняк бургомистра был хорошо знаком звездочету, и поэтому, не растерявшись в просторной прихожей, он быстро выбрал нужную из трех дверей и оказался в огромной гостиной. В глубине ее, на лестнице, ведущей на второй этаж, мелькнуло платье Леоноры. В мгновение ока он очутился на лестнице, взбежал по ней и увидел Леонору, входящую в свою комнату. Она еще не успела закрыть дверь, как Себастьян очутился возле нее. Но тут он вынужден был отказаться от намерения войти, поскольку из-за двери донесся чей-то грубый скрипучий голос. Слов он не разобрал, но отчетливо услышал, как Леонора вскрикнула:
– Граф, это вы?
– Я, моя ненаглядная сеньорита.
Себастьян растерялся и не знал, что ему делать: войти в комнату он не решался, а уйти не было сил. Так он и остался возле приоткрытой двери в весьма щекотливом положении подслушивающего.
Тем временем разговор в комнате продолжался. И был он далеко недружелюбный.
– Что вы здесь делаете? В этом доме, в моей комнате? – раздосадовано спрашивала Леонора.
– Дожидаюсь вас, моя драгоценная. Нетрудно было бы догадаться.
– Эпитеты, которыми вы меня осыпаете, хуже самых страшных ругательств!
– Но они продиктованы моей любовью и надеждами, которые она рождает.
– Перестаньте, пожалуйста. Ваши домогательства утомительны, а надежды бесплодны. Мне нет нужды беседовать с вами, господин Пардоза. Оставьте меня.
Себастьяна будто обожгло. С первых же слов голос невидимого визитера показался ему знакомым, но когда Леонора произнесла его имя, все сомнения отпали. В комнате Леоноры находился тот самый Мигель Пардоза, с которым Себастьян познакомился вчера в трактире. Он хорошо помнил, как тогда побледнела Леонора, едва услышав это имя. Теперь звездочет жадно ловил каждое слово.
– Кто вас пустил в мою комнату? – гневно спросила Леонора.
– В вашу? – усмехнулся в ответ Пардоза. – Эта комната, сударыня, такая же ваша, как и моя.
– Что вы этим хотите сказать?
– О нет, я только пошутил. Извините меня, госпожа Леонора, очаровательная племянница бургомистра вольного города Нустерна.
И Пардоза разразился омерзительным хохотом.
– Прекратите это издевательство, граф. Иначе я позову слуг, и они выведут вас вон.
– Это неразумно, – оборвав смех, проговорил Пардоза. – Вы напрасно гневаетесь на мою веселость. Поверьте, наблюдая ваше поведение, всякий рассмеялся бы. Вы совершили столько несуразностей за время вашего, так называемого, путешествия, что немудрено развеселиться. Конечно, вы еще молоды и неопытны. И тем не менее… Посудите сами: вначале вы являетесь ослепительной звездой, кометой, и тут же толпа поклонников не дает вам прохода. Теперь вы стараетесь быть менее заметной, но и из этого ничего не получается. Если не ошибаюсь, сегодня бал в вашу честь. Вы нарушаете известные законы, моя очаровательная Леонора. Вам нужен опытный наставник и покровитель. Я предлагал вам свои услуги, но вы отвергли их. Меня оболгали перед вами, и вы поверили наветам. Но я не обидчив и могу различить главное и второстепенное. Я последовал за вами, понимая, что рано или поздно вам понадобится помощь могущественного друга. Я не упускал вас из виду, следил за каждым вашим шагом, но издалека, на расстоянии, пока существовало некоторое препятствие.
– О каком препятствии вы говорите?
– Как о каком? О вашем друге, если можно так выразиться, из-за которого вы покинули родительский дом и уже несколько месяцев носитесь по всему свету, очертя голову. Теперь же этого препятствия не существует.
– Как это не существует? Вам что-нибудь известно?..
– Увы, сударыня, да.
– Почему – увы? Зачем вы меня пугаете?
– Не далее, как сегодня, я имел несчастье видеть великолепные, но бренные останки вашего друга. Его больше нет, и с этим надо смириться.
– Где, где вы это видели?
– Неужели вы думаете, что я враг своему счастью и настолько глуп, чтобы указать вам место? Поверьте, для вас это слишком печальное зрелище. Мне и самому стало жаль беднягу, хотя я никогда не питал к нему любви. Но, в конце концов, все закономерно: он, похоже, искал погибели.
– Нет, – глухим, но очень твердым голосом проговорила Леонора. – Этого не может быть. Я вам не верю, слышите, не верю!
– И тем не менее, это так. Ему уже ничто не поможет. Забудьте его наконец! Подумайте, ведь он обманул вас: увлекся этой певичкой. Все равно вы предназначены не ему. Взгляните на ваш перстень – он лучшее доказательство.
– Он вправе увлекаться кем угодно. И вы не смеете так говорить. Бедный, бедный, он мучается, оттого что связан со мной некоторыми обязательствами. Да, он в крайне отчаянном положении. Но я найду его и дам ему свободу…
– Он уже не мучается, сударыня. И вы его не найдете. Я первый об этом позабочусь.
– Я не верю ни одному вашему слову. Вы уже однажды солгали мне. И сейчас лжете, я вижу. Но даже если он в беде, я спасу его, чего бы мне это ни стоило!
– Еще раз повторяю, не упрямьтесь. Вы предназначены мне, и я вам это докажу. Не сегодня-завтра у меня в руках будет важный документ, и вы убедитесь в моей правоте.
– У вас, граф, уже был в руках один документ, но он оказался подложным.
– Я был обманут и уже объяснял вам это. Теперь же я на верном пути. Вы должны мне верить, ведь перед вами – отпрыск благородной фамилии.
– Я ни на мгновение не забываю, что говорю с графом Пардозой. На этом имени лежит немало пятен. О, вы коварны, я чувствую. Вы пользуетесь тем, что у меня в этом городе нет друзей, которые могли бы меня защитить. Но я не боюсь вас и сама сумею постоять за себя.
Себастьян более не мог слушать. Он мало что понимал в разговоре, но одно для него было ясно: Леонора – в опасности. Не зря она вчера так испугалась имени Мигеля Пардозы: он преследует ее, домогается ее руки, грозит ей чем-то. Себастьяну не терпелось ворваться в комнату, схватить негодного графа за шиворот и вышвырнуть вон из окна. Он и впрямь собрался было так поступить, но внезапная мысль остановила его: он вспомнил, что подслушивает самым низким образом. Жгучий стыд наполнил его душу. Звездочет в отчаянии всплеснул руками и задел стоящий рядом каминный экран, к которому какой-то нерадивый слуга прислонил кочергу. Экран со страшным грохотом упал на каменный пол, кочерга запрыгала, производя еще больший шум. В комнате послышалось хриплое ругательство, потом донесся звук открывающегося окна, и одновременно с этим из комнаты выбежала Леонора. Она увидела звездочета, поспешно поднимающего экран и кочергу.
– Что здесь за шум?! Это вы, господин Нулиус?
Себастьян настолько растерялся, что ничего не мог ответить.
– Что вы здесь делаете? – спросила девушка. Она была бледна, и ее испуганный взор недоверчиво сверлил звездочета.
– Я рад, что вы меня помните, – ни с того, ни с сего сказал Себастьян, но тут же опомнился. – Я… Вот… Вы обронили веер, и я спешил, чтобы вернуть его вам.
Леонора изумленно посмотрела на веер, который ей протянул звездочет, потом снова на Себастьяна и, облегченно вздохнув, проговорила:
– Зачем же было так спешить. Хорошо еще, что вы опрокинули только экран, а ведь могли бы упасть сами. – Леонора приняла веер. Голос ее стал мягче. – Стоит ли какой-то веер такого усердия? Во всяком случае, благодарю.
– Но это был ваш веер, сударыня, – пробормотал Себастьян и покраснел.
– Мой? Ну так что же? – спросила Леонора с непритворной рассеянностью.
– Простите, – совсем потупился звездочет, – я, должно быть, сказал глупость.
Леонора подняла брови, и вдруг широко улыбнулась.
– Ну что вы, господин Нулиус. Я действительно вам признательна. Хотя дело, конечно, не в этом… – она внезапно замолчала, быстро повернула голову и посмотрела в комнату.
– Знаете что, – вымолвила девушка, – вы очень кстати. Прошу вас, зайдите ко мне.
– Ну что вы, сударыня, – замялся звездочет.
– Буквально на минутку, господин Нулиус, пожалуйста.
Себастьян повиновался. Он приготовился встретить надменный, а возможно, и презрительный взгляд графа Пардозы, но в комнате никого не было. Одно из окон было распахнуто настежь, и занавеска колыхалась на сквозняке. “Нет сомнения в том, что этот негодяй Пардоза, испугавшись шума, выпрыгнул в окно”, – подумал Себастьян. Посреди комнаты он остановился, не сводя взгляда с Леоноры, рассеянной и бледной. Себастьян готов был поклясться, что она позабыла, зачем пригласила его войти.
– У вас какие-нибудь неприятности, сударыня? – осторожно спросил звездочет.
– Нет-нет, что вы, – поспешно ответила Леонора. – Просто я чувствую некоторое недомогание. Здесь так душно, я даже открыла окно, чтобы проветрить. Впрочем, я сейчас закрою.
Она закрыла окно, подошла к Себастьяну, потом долго и пристально смотрела в его глаза. Себастьян смутился.
– Что вы так смотрите, сударыня?
– Нет, ничего, – опомнилась Леонора, и щеки ее вспыхнули. – С вашей стороны было очень любезно подобрать и вернуть мне веер. Он, конечно, безделица, но мне дорого ваше внимание. Скажите, ведь вы, насколько я помню, звездочет?
– Да.
– Вот и прекрасно. Составьте, пожалуйста, гороскоп для меня.
– Я весь к вашим услугам.
– Подождите, я напишу дату и время своего рождения.
Леонора подошла к столу, взяла перо, написала что-то на маленьком листке бумаги и, свернув, протянула его Себастьяну.
– Сударыня, – проговорил тот, – нужно еще и место рождения.
– Это обязательно? – удивилась Леонора.
– Без него гороскоп будет довольно приблизительным.
– Значит, ограничимся этой приблизительностью.
– Как прикажете.
– Ну что вы, я не приказываю, я прошу.
– Постараюсь исполнить в самый короткий срок.
– Сумеете ли вы сделать это к сегодняшнему вечеру?
– Увы, нет. Но завтра ваш гороскоп будет готов.
– Благодарю вас, – ответила Леонора. Она снова пристально посмотрела на Себастьяна. – Простите, что я так бесцеремонно вас разглядываю. Просто, вы такой… странный. Могучий, как ясень, и… такой кроткий. Очень хочется верить, что вы добрый человек.
Себастьян не знал, что на это ответить. Он почти ничего не понимал в речи Леоноры, но упивался восторгом: стоять рядом со своей возлюбленной, слышать ее голос, говорить с ней – чего еще может желать влюбленный! Кроме того, Леонора дала ему поручение, и теперь он сможет узнать о ней так много – звезды ему все расскажут. Сердце звездочета переполнилось радостью, и он заговорил:
– Сударыня, вы не представляете себе, как дорого для меня то, что вы сказали. Я, право, сам не знаю, добрый ли я человек. Но мне хотелось бы не разуверить вас, мне хотелось бы доказать вам, что я… Словом, если вам понадобится помощь, знайте, сударыня, у вас есть преданный и верный друг, который всегда… всегда защитит вас, – выпалив все это залпом, Себастьян смутился и, больше не говоря ни слова, выбежал вон из комнаты и покинул дом бургомистра.
Если бы в тот момент, когда звездочет вышел на Ратушную площадь, кто-нибудь спросил, как его зовут, он вряд ли бы смог ответить. Мысли не подчинялись ему. Случайно подслушанный разговор не только не пролил света на тайны, о которых говорил архивариус, но окончательно запутал звездочета. Себастьян ясно понимал только то, что Леоноре грозит опасность и он во что бы то ни стало должен защитить ее. Все остальное было словно в тумане: мрачная тень графа Пардозы с оскалом жемчужных зубов в черной бороде, неясные намеки на гибель друга Леоноры, права на ее руку, которые может дать какой-то таинственный документ…
Себастьян не чуял под собой дороги и не замечал никого вокруг. Несколько раз он натыкался на горожан на этой многолюдной площади и, даже не извинившись, шел дальше. Встретившийся на его пути стекольных дел мастер Гуго Кривой поприветствовал звездочета и заговорил было с ним о его астрономической трубе, но тот даже не взглянул на своего знакомого, и Гуго долго и недоуменно смотрел вслед Себастьяну.