— Сейчас всё принесу, — сказал Вова, забегал по вагону и стал собирать что у кого было.
Некоторые ребята по-хорошему отдавали. У некоторых Вова с боем отбирал. У Иры он с боем отобрал длинный тоненький шнурок.
Ребята плакали, Ира визжала.
А у Вовы глаза горели, и он с восторгом разложил перед Шуриком всё, что надо было для звонка.
Ребята с рёвом бросились отбирать своё имущество.
Вова защищал Шурика, как лев, и ревел тоже, как лев.
— Что такое? Что происходит? — стала разнимать ребят Нина Павловна.
Шурик ей рассказал, что происходит, и она предложила сделать так. Пусть ребята потерпят, пока у Шурика будет готов звонок. Если звонок им не понравится, — они получат обратно все свои железки и винтики.
— Ладно, — согласились ребята, — мы потерпим.
— А я… я не буду терпеть, — заплакала Ира. — Пусть отдает мой шнурок!
— У меня есть тоненькая, крепкая-прекрепкая верёвочка, — вспомнила Нина Павловна. — Пожалуйста, Ира, возьми свой шнурок.
У Иры сразу высохли слёзы, и она запихала его в карман.
Нина Павловна дала Шурику верёвочку. Он связал ею все свои винтики и железки, спустил их в ведёрко, а другой конец верёвочки протянул в дверную щель на площадку.
Все смотрели на Шурика. Интересно, что у него получится?
Ну, теперь идите в вагон, закройте дверь и слушайте. А мы с Машенькой будем звонить.
Шурик подёргал верёвочку — запрыгали в ведёрке винтики и железки, затарахтели на весь вагон!
Ребята открыли дверь и закричали:
— Нам было слышно!
— А как же я буду дёргать, когда у меня руки заняты? — спросила Машенька.
И тут нашёл Шурик выход, он попросил дощечку от ящика с продуктами.
Машенька дала Шурику дощечку, и он обвязал её посредине верёвочкой.
— Вот видите, как низко дощечка висит? Теперь можно звонить без рук. Стукните по ней ногой, а я пойду в вагон слушать.
Машенька прижала ногой дощечку к полу и отпустила.
Затарахтел звонок! Ребята побежали отворять Машеньке. А она довольна:
— Ой, спасибо, Шурик! Теперь мне будет куда легче!
Пожилая полная проводница в берете пришла посмотреть на звонок:
— Ого, какое приспособление! Быть тебе, Шурик, инженером.
— Он и будет инженером! — радовался Вова, — и строителем будет!
— И машинистом, — скромно добавил Шурик.
Вадик посмотрел на него, на звонок и тоже сказал: „Будет!“
Пришла Елена Андреевна, и ей показали звонок. Он так ей понравился, что она вышла на площадку и сама позвонила.
Но вот пришёл начальник поезда, высокий, строгий, в красивой форме. На фуражке и на кителе блестят значки железнодорожника: крест-накрест ключ и молоток.
— Это что у вас за доска на верёвке болтается? — рассердился начальник на проводницу. — Надо сейчас же убрать.
— Разрешите, пожалуйста, оставить, — попросила Нина Павловна и всё ему объяснила.
Начальник молча разглядывал ведёрко с железками и вдруг спросил:
— Кто это сделал?
Ребята боялись говорить.
— Я сделал, — послышался тоненький, смелый голос Шурика.
— Замечательный звонок! Никогда такого видеть не приходилось, — сказал начальник.
— Там и мой винтик есть!
— И моя железка!
— И моя! — стали хвастаться ребята, которые только что ревели и не хотели их давать.
Ира покраснела и достала свой шнурок:
— На, возьми, Шурик.
— Поздно, Ира, — отвела её руку Нина Павловна. — Зачем теперь твой шнурок? Носи его в кармане.
Ира ещё больше покраснела и отвернулась.
А начальник поезда что-то искал в кармане своего кителя. Потом он сказал:
— За хорошую работу вот тебе на память.
И ребята не успели оглянуться, как у Шурика на курточке уже блестел значок: крест-накрест ключ и молоток.
Но Шурик не загордился. Он только радовался, когда звонили в его звонок.
Озорной пассажир
Вечер. За окнами поезда темно. Иногда издали замелькают огоньки и исчезнут за лесом. Иногда засветится окошко в будке железнодорожного сторожа. Иногда проплывёт цепочка огоньков маленькой станции. Но скорый поезд мчится мимо, мчится без остановок от большой станции до большой.
Кочегар подбрасывает уголь в паровозную топку. Жарче горит уголь — быстрее вертятся колёса паровоза, быстрее катятся по рельсам вагоны.
Из паровозной трубы вылетают искры. Они пронесутся блёстками мимо окон, догорят в воздухе и упадут на землю чёрными крупиночками сажи.
Из вагона в вагон переходит начальник поезда. Он смотрит, как разместились на ночь пассажиры, чисто ли, всё ли в порядке.
Входит начальник в вагон к малышам. Видит: на нижних полках белеют постели. Спят ребята. На верхних полках покачиваются пушистые мишки и куклы, чуть подскакивают мячи, а спрыгнуть с полки не могут. Они в сетках, и сетки зацеплены за крючки.
Заглядывает начальник в крайнее купе, отгороженное белыми занавесками. Там тоже порядок. Стоят закрытые кисеёй ящики с продуктами и подносы с посудой.
Переходит начальник в следующий вагон. А там переполох.
Забрался Вова на верхнюю полку, да так быстро, что никто удержать его не успел, и не слезает.
— Ты свалишься, разобьёшься! — волнуется Машенька и хочет его снять, а он брыкается и кричит:
— Буду спать на верхней полке! Не хочу на нижней!
Все дети лежат на своих местах, только одна нижняя полка пустует.
Начальник поезда строго спрашивает:
— Где пассажир, который должен спать на этом месте?
— Вот он, — показывает на Вову Машенька.
Вова испугался, притих. Он хочет слезть, но что такое? И так и этак поворачивается, а слезть не может.
— Ну что ты вертишься? Скорей слезай! — кричит Машенька.
А начальник поезда догадывается, в чём дело. В стене над полкой крючок и за него зацепился хлястик Вовиной курточки.
Отцепил начальник Вову, снял с полки и говорит:
— Мы озорных пассажиров не возим. Если будешь на верхние полки забираться, за крючки цепляться, — придётся тебя высадить. Я за такими пассажирами строго слежу.
Ушёл начальник.
Ночная няня Маша погасила лампочки.
Дети спокойно засыпают. А Вова вертится и каждую минуту смотрит на дверь: не идут ли высаживать его из вагона.
И Наденька еще не спит. Она лежит, свернувшись клубочком, и смотрит, как летят, летят за окном в темноте огненные искры, и радуется, когда их летит много.
Поля́
Уже солнце просвечивает сквозь занавески на окнах, а по вагону еще ходит ночная няня. Устала она за ночь и побледнела.
Не досмотришь — еще сползёт кто-нибудь вместе с матрацем со скользкой полки.
Но вот встаёт Машенька, надевает белый халат, красиво повязывает марлевую косынку, раздвигает занавески на окнах и говорит:
— Иди отдыхать, Маша. Пора нашим пассажирам вставать.
Солнце быстро будит ребят.
Шурик щурится, оглядывается и долго не может понять, где он.
Наденька открывает глаза и передвигается на постели так, чтоб солнце светило прямо на неё.
Вадик, Вова, Ира, Таня только открыли глаза — и на коленки, в окна смотреть.
Поднимается шум. Начинается перекличка.
— У нас нет леса. У нас зелёный луг, такой большой — не видно, где кончается!
— У нас чёрная земля в ровную полоску. Тоже не видно, где кончается, за нею небо.
— Знаете, почему она в полоску? Потому что её колхозники так ровно вспахали.
— Ой, трактора! — спешит каждый сообщить громче всех и обязательно первым, как будто остальные их не видят. Получается такой хор, — хоть из вагона беги.
От земли к утреннему небу поднимается лёгкая дымка тумана и тает. По вспаханному полю идут тракторы.
— Нина Павловна, посмотрите скорей, — просит Шурик, — что к ним прицеплено? Это такие грабли?
— Да, они разрыхляют землю, чтобы легче было из неё пробиться зелёным росткам.
Быстро идут по полю тракторы. За ними тянутся свежие полосы разрыхлённой земли. Но ещё быстрее идёт скорый поезд.
Вот широкое поле разделила речка. На берегу видны новые дома. Через речку строят мост.
— Вы долго собираетесь стёпками-растрёпками у окон сидеть? Раз-два, одеваться! — говорит Нина Павловна.
Вова протягивает руку к сетке за своей курточкой и вдруг — хлоп на постель.
В вагон входит начальник поезда.
Вова так закрывается одеялом, чтоб одним глазом всё видеть.
Ира смотрит на Вову и говорит:
— Он думает, если один глаз виден, а всего остального не видно, так его не найти.
Начальник поезда тоже смотрит в Вовину сторону:
— Ну как, будем высаживать озорного пассажира?
— Нет, пока не будем, — отвечает Нина Павловна, — он постарается стать хорошим пассажиром.
Большой серый Вовин глаз видит, что дети подошли к начальнику поезда и совсем его не боятся. Шурик ближе всех подошёл и спрашивает:
— Мы леса уже проехали, луга проехали, пашни проехали, а дальше что будет?
— Скоро будет город Мичуринск. Знаете, кто там жил?
— Знаем, Мичурин там жил! — кричат ребята.
— Ой, — всполошилась Машенька, — надо успеть постели сложить, бидоны приготовить! В Мичуринске будем кипяток брать и завтракать.
Нина Павловна достаёт мешок с полотенцами, чемоданчик с гребёнками и лентами.
— Ира и Вова, вы сегодня дежурные. Ира будет раздавать всем полотенца. Вова будет следить, чтобы было чисто на столиках и на нижних полках в этом отделении и в соседнем.
Вова мигом оделся:
— Скорей дайте мне тряпку! — он очень любит всё мыть и вытирать.
— Пожалуйста, Вова, вот тебе тряпка. В Мичуринск мы должны приехать умытыми, причёсанными, и в вагоне должен быть полный порядок.
— Будет порядок, — обещает Вова. — Еще какой!
Дежурные
Все одеты, умыты, причёсаны.
Вова грозно размахивает сырой тряпкой:
— Слезайте, я эту полку вытирать буду.
— Не слезем, — отвечают ребята, — ты её только что вытирал, и Машенька вытирала. Не слезем!
Вова не успокаивается. Он на коленках залезает на полку, водит по ней пальцем, ползает за спиной у ребят, потом в восторге показывает им палец:
— Я опять пыль нашёл! Слезайте!
И правда, почернел у Вовы палец. Приходится слезать.
Вытер Вова полку, вытер столик, и уже слышно, как он командует в соседнем отделении: „Слезайте!“
И вдруг оттуда раздаётся плач. Что такое?.. Сидит Ира на полу. Красный бант развязан. И кукла валяется на полу. И все куклины платья раскиданы в разные стороны. Не хотела Ира с полки слезать. Вова как махнул тряпкой! — и всё полетело. А Иру Вова не толкал. Она сама с горя на пол села.
— Вова, дай мне тряпку и подними всё, что сбросил, — говорит Нина Павловна. — А ты, Ира, тоже хороша…
— Я ей пыль на пальце показал, а она не встала, — жалуется Вова, подбирая с полу куклины платья.
— Надо было её уговорить, а не сбрасывать её вещи, — сердится Нина Павловна.
— Надо было меня уговорить, — плачет Ира.
— Эй, дежурные! — раздаётся голос Тани. — Что мы видим! А кто ссорится, — ничего не видит!
Мичуринск
Что за белые деревья вдали? Чем они обсыпаны, снегом? А откуда снег в конце мая?
Солнце ярко светит в окна, мешает смотреть. Дети приставляют козырьком ладони к глазам. Вадик кричит:
— Это цветы на деревьях!
Да, это цветут мичуринские сады. Сколько их! Они виднеются за домами, тянутся вдоль железной дороги. Вишенки подняли тонкие цветущие ветки к небу. У белых и розоватых от цветов яблонь ветки широко раскинулись и клонятся к земле.
У Наденьки немного кружится голова. Но это ничего, потому что перед глазами цветы, цветы, такие красивые, каких она никогда не видела.
А вот проплыл белый вокзал. И больше ничего не плывёт. Всё стоит. И сквер напротив вагона стоит. Значит, поезд остановился.
Вот мимо сквера уже бегут Маша и Машенька с большим бидоном. Посреди сквера человек. Наверное, из железа. Смотрит с подставки прямо на Наденьку.
— Это памятник Мичурину, — говорит Нина Павловна и опускает оконное стекло. — А у памятника, видите, пионеры сажают цветы.
Дети разглядывают Мичурина. Вот он, как живой: худощавый, в шляпе с полями.
А в вагон долетает запах посаженных им садов, такой чудесный, что Наденька вдохнула его глубоко-глубоко, даже глаза закрыла.
Вдруг зашумело, загрохотало, мимо окон пронёсся паровоз, за ним вагоны. Это встречный поезд.
Только он остановился, с площадок, перемахнув через все ступеньки, соскочили на платформу моряки в белых бескозырках.
— Ой, смотрите, два моряка несут наш большой бидон! А где же Маша и Машенька? — заволновалась Ира.
И напрасно. Вот они, идут сзади. Не дали им моряки нести тяжёлый бидон с кипятком. Сами принесли и на площадку вагона поставили.
— Куда вы едете? — закричал им Вова.
— В Ленинград, учиться. А вы куда?
— Мы из Ленинграда в новый городок. А вы уже по морям на пароходе плавали?
— Приходилось.
— А по тёплому морю плавали? Наш городок видели?
— Как же! Конечно, видели!
— Хороший, да?
— Какой там хороший! — засмеялся моряк, черноглазый, загорелый, зубы так и сверкают. — Стоит одна избушка на курьих ножках, другая — на петушиных, третья — на цыплячьих — вот и весь городок…
— Нет, — закричали ребята. Но всё-таки забеспокоились, захотелось им скорей приехать и посмотреть, какой же на самом деле их городок.
Только с Мичуринском было жаль расставаться. Приятно было сидеть за столиками и завтракать. В вагоне были открыты окна, было ясное небо и кругом цвели сады.
Но засвистел паровоз. Замахали бескозырками ребятам моряки; замахали руками юные мичуринцы, и видно было, что у них тёмные от земли ладони.
Проехали станцию, а за ней опять сады. Но здесь совсем крохотные деревца.
— Они еще малыши, да, Нина Павловна? — спросила Таня. — Когда вырастут, тогда будут взрослые?
— Но, может быть, не здесь они вырастут, — сказала Нина Павловна. — Может быть, осторожно выкопают эти деревца, и поедут они на поезде, полетят на самолёте в далёкие города и там будут расти.
— Да, да, будут! — горячо подтвердил Вадик. — Я знаю, Мичурин делал так, чтобы самые красивые вкусные яблоки росли на всей земле!
— Кто тебе сказал?
— Мама.
— Она хорошо сказала.
Нина Павловна смотрит на своих ребят, на крохотные деревца будущих садов. А поезд идёт всё быстрее, и ребятам уже хочется знать, что будет дальше…
По-летнему
Едут дальше наши путешественники.
Всё ярче светит солнце, всё теплее в вагоне. Раньше были видны чёрные поля, а здесь они уже зеленеют. В Ленинграде в сквере еще только пробивалась первая травка, за Москвой она была чуть больше, а здесь трава густая, высокая. Здесь уже по-летнему оделась земля.
Вдруг промелькнёт дубовый лесок — и опять кругом высокая трава.
Таня с Вадиком сидят у окна и спорят.
Таня говорит, что это лес с такими большими полянами.
А Вадик говорит, что когда поляны во столько раз больше леса, тогда это уже не называется лес.
— Нет, называется лес, — спорит Таня.
— Нет, теперь совсем не видно леса, одна трава. А когда одна трава, тогда, я знаю, — это степь!
— А вот опять лесок. Ага, это не степь!
Вадик не знает, что ответить. Он бежит в другое отделение к Нине Павловне и, даже не замечая, что́ она делает, спрашивает: