Прошло несколько лет. Встретились мы однажды с Тарулисом в корчме, выпили, разговорились, и тут он признался, как разбогател. «Встаю, — говорит Тарулис,— как-то рано утром (дело летом было), смотрю — посреди избы дохлая собака лежит: кто-то ее в окно швырнул. Ну, думаю я, это проделка Ионаса, сынишка моего соседа забавляется. Подожди, чертенок, поймаю тебя — шкуру спущу! И пихнул собаку ногой. Смотрю, из этой собаки золотые монеты посыпались. Целую кучу собрал!» — хвастался Тарулис.
Тогда я не сказал Тарулису, что собаку я сам в окно бросил. Глупости своей постыдился. Ведь в шкуре той собаки золотые монеты были спрятаны, а я настоящий клад за дохлую собаку принял и своими собственными руками Тарулису в избу бросил. А он до сих пор не знает, чье богатство в своей избе нашел. Видно, тот клад действительно был заколдован и дался в руки тому, кому судьбой был предназначен. А судьба предназначала его Тарулису. Но мне не жалко, что я свое счастье упустил. У Тарулиса сердце доброе, он беднякам помогает, пусть тот клад ему на пользу пойдет...
Но не только сказками и преданиями покорял старик Ила своих слушателей. Он хорошо знал прошлое Литвы, и его можно было бы назвать первым нашим учителем истории.
Как-то в воскресенье собрались мы, дети, у Илы. А он такой серьезный был в тот день. Но не прогнал нас, а взглянул только мельком и спрашивает:
— Ну, а князь Гедимин чем знаменит был?
На этот вопрос Илы ни я и никто из нас не смог ответить. Были среди нас ребята взрослые, но никто никогда и не слыхивал о князе Гедимине.
Тогда надел Ила большие очки и медленно начал читать нам историю Литвы, написанную Симонасом Да-укантасом.
Вот каким был старик Ила, бывший панский «бегун», книгоноша, «живая история» нашего городка, первый наш учитель.
ИСКАТЕЛИ ЗАКОЛДОВАННЫХ СОКРОВИЩ
— Эй, чего ты у берега барахтаешься? Там только куры купаются! Плыви сюда! Или испугался? — крикнул с другого берега спокойной, но глубокой реки Айтра черный от загара мальчуган лет двенадцати—тринадцати. Сам он, только что переплыв десятиметровой ширины речку, сидел, отдуваясь, на берегу и смотрел на другой берег, где плескался гимназист. Гимназисту, наверно, было столько же лет, сколько и загорелому мальчугану.
— Думаешь, я плавать не умею или боюсь? — сердито ответил гимназист. Слова незнакомого мальчишки, видимо, глубоко задели его. — Думаешь, я не могу переплыть эту речушку? Одним махом!
Хотя у гимназиста смелости было довольно, но сил у него хватило ненадолго, а главное — у него не было сноровки. Скоро стало ясно, что пловец он никудышный: он так сильно бил по воде руками и ногами, что поднимал целые фонтаны брызг, и окуни, спокойно дремавшие на дне реки, с испугу разбегались во все стороны. Но смельчак, хоть и очень медленно, продвигался вперед. Казалось, до берега рукой подать, но на самом деле желанный берег был еще очень далеко. Вдруг мальчик понял, что ему не переплыть речку. Он сразу ощутил большую усталость, тело сделалось каким-то тяжелым, и он стал погружаться в воду. Собрав последние силы, гимназист еще пытался плыть; но вот он почувствовал, будто кто-то стиснул его тело и потащил в глубину. Скрывшись под водой, он все же вынырнул на поверхность, и тут опять услышал слова мальчишки:
— Да ты не только плавать, но и нырять умеешь! Настоящая рыба!
Но эти слова не прибавили сил пловцу.
— Тону, спасай!—успел крикнуть он и опять с головой ушел под воду. Теперь загорелый мальчуган понял, что гимназист не шутит. Не раздумывая, он прыгнул в воду, быстро подплыл к гимназисту и стал вытаскивать его из воды. Почувствовав, что его спасают, гимназист бессознательно ухватился за руки спасителя. Перебирая в воде одними ногами, мальчик изо всех сил пытался освободить свои руки, но гимназист стиснул их будто клещами. На самом глубоком месте реки двое утопающих подняли настоящую борьбу. То один, то другой с головой уходили под воду, потом показывались на поверхности, чтобы отдышаться, и опять скрывались под водой. Загорелый мальчуган перепугался не на шутку и начал кричать, чтобы гимназист отпустил его руки, но тот что-то рычал сквозь стиснутые зубы, а рук не отпускал. Наконец спасителю удалось освободить одну руку, и он медленно продвигался теперь к берегу, волоча за собой гимназиста. Мальчик совсем выбился из сил. Но вот — о счастье! — его нога почувствовала под собой дно. Тогда он поднялся во весь рост, поднатужился и вытащил на берег уже ничего не соображавшего гимназиста.
Бледный гимназист лежал неподвижно и, широко раскрыв рот, дышал тяжело, как рыба, выброшенная на берег. Вода текла из его рта.
— Никогда бы не подумал, что ты такой тяжелый! Настоящая глыба, с места не сдвинешь. Чуть не утопил меня, — сказал загорелый мальчуган.
— Правда? Я понял, что тону, и перепугался. А потом уже больше ничего не помню.
— Ведь ты и плавать-то совсем не умеешь, а захотел такую широкую реку переплыть! Если не умеешь, так и барахтайся себе у берега.
— А ты чего смеешься надо мной?
— Как же не смеяться? Гимназист, все науки изучил, а у берега брызгается, плавать не умеет!
Гимназист обиделся и заплакал.
— Ну, что ты... как маленький!
— А чего ты смеешься?
— Ну, перестань, не буду! Хочешь, я научу тебя плавать?
— Правда?
— Правда! Если хочешь, так и сейчас!
Гимназист смахнул слезу:
— Спасибо. Будешь дружить со мной?
— Ладно. Меня зовут Владасом... а тебя как?
— Пятрасом.
Так в теплый солнечный летний день познакомились двенадцатилетний гимназист Пятрас, сын недавно приехавшего в городок доктора Йонайтиса, и пастух Вла-дас, сын вдовы Антанене, бедной поденщицы.
Мальчики прыгнули в воду, и Владас начал обучать Пятраса искусству плавания. Хотя Владас был не ахти каким учителем, однако Пятрас быстро понял, как нужно действовать руками и ногами, чтобы удержаться на воде и плыть. Скоро Пятрас уже довольно хорошо плавал у берега, но отплыть чуть дальше пока еще не решался.
Накупавшись вволю, ребята вылезли из реки. Пятрас надел красивую гимназическую форму—белую гимназическую блузу со светлыми серебряными пуговицами, синие брюки — и подпоясался ремнем. Ботинки и фуражка с большой гимназической бляхой завершали его наряд. Теперь перед Владасом стоял настоящий паныч. А Владас надел грязные заплатанные штаны из грубого полотна, такую же рубашку, накинул на плечи отцовский пиджачок — совсем старенький, заплата на заплате; голову же прикрыть было нечем.
Разговаривая, мальчишки зашагали в городок.
— Ты что делаешь летом? — спросил Пятрас.
— Пасу коз и коров. Знаешь что, Пятрас, приходи к нам на пастбище! Не пожалеешь. Костер разведем, покажем тебе козла Менделя и журавля Йонаса. Увидишь, какие они штучки откалывают! Не зря учили их уму-разуму. Придешь?
— Хорошо, приду!
— А ты в каком классе учишься? — спросил Владас, поглядев на друга.
— В третий перешел.
— Знаешь что, Пятрас, когда придешь на пастбище, принеси мне какую-нибудь книгу. Я очень люблю читать. У тебя есть книги?
— У меня много книг, отец покупает. Я принесу тебе. А ты умеешь читать?
— Умею. Два года в школу ходил, научился. Зимой в школе книги брал, а сейчас учитель не дает. Принеси, очень хочется почитать! —сказал Владас, и глаза у него заблестели.
— Хорошо, принесу!
Дойдя до городка, мальчики разошлись.
Дома Пятрас ни словом не обмолвился о том, как он едва не утонул, а начал хвастаться, что он уже хорошо плавает. Мать наказала ему, чтобы он был осторожен, далеко не заплывал.
На другой день Пятрас взял несколько книг и пошел к Владасу. Городские пастбища тянулись на большое расстояние. Равнины, холмы, чахлые кустарники... Только вот травы почти не было. После дождя в лощинах то тут, то там вдруг вспыхнет яркая молодая зелень, но коровы и козы тут же ее уничтожали. Одни только кусты репейника гордо тянулись вверх. Местами это были настоящие заросли, потому что скотина никогда, даже если была голодная, не трогала их. Не найдя травы, коровы, а особенно козы грызли горькую кору ольхи.
На пастбище, возле стада, Пятрас кроме Владаса увидел еще двух подростков. Встретили Пятраса очень приветливо, тут же стали рассматривать и листать его книги, а Владас прямо-таки впился в них. Пастушки показали пастбище, стадо, отличившихся чем-либо коров и коз, а главное, хорошо известного всему городу огромного серого козла Менделя, который водил за собой все стадо. Хитрый был этот козел: стоило только пастухам чуть зазеваться, он тут же уведет все стадо в рожь или пшеницу какого-нибудь десятинника. Отхлестают его за это кнутом, а он даже не рассердится. Бьют его, гонят, а он спокойно, не теряя достоинства, отойдет в сторонку и тут же, забыв про кнут, опять направится со всем стадом в хлеба. Много забот было у пастухов с козлом Менделем, но ему все прощали, потому что был он очень ласковый, привязчивый. С помощью корки хлеба ребята обучили его всевозможным проделкам. Захочется козлу хлеба, он и бежит к ребятам, и сам вызывает их на игру.; Пастушкй наперебой рассказывали Пятрасу о своем ученом козле, а потом показали, что он умеет делать.
Один пастушок вытащил из кармана губную гармо"ш-ку и заиграл веселую польку. Услышав музыку и увидав в руках ребят хлеб, козел давай кружиться, притопывать ногами — не хуже любого деревенского парня!
А вскоре из кустов приковылял еще один танцор.
— Вот и наш журавль Йонас, он еще получше козла отплясывает! Станцуй, Йонялис, станцуй, — стал уговаривать Владас журавля.
Танцора не надо было долго упрашивать. Он тут же начал подскакивать и приседать в такт музыке; танцевал он и в самом деле замечательно. Если козел умел только притопывать ногами и кружиться, как попало, то журавль, следя за музыкой и не сбиваясь с такта, показывал такие фигуры, что никакая балерина не смогла бы проделать ничего подобного.
Пятрас хохотал до слез — так понравились ему козел и журавль.
— Ну, а теперь хватит! — сказал пастушок и спрятал гармошку. — Дайте танцорам хлеба, пусть полакомятся.
Ребята угостили плясунов, а те, мигом проглотив хлеб, ждали еще, обшаривая глазами карманы ребят.
— Теперь, козел, споем!—сказал один мальчик и громко начал:
Ой, козел наш, козлик,
Потряси бородкой,
Потряси бородкой,
Спой нам песенку!
Спой нам песенку —
Дадим тебе хлебушка!
К мальчику присоединился козел и заблеял так громко, что даже коровы и козы, перестав щипать траву, с любопытством уставились на своего вожака.
А сам певец, видимо упиваясь своим голосом, стоял с закинутой головой, тряс бородой и блеял все громче и громче.
Ребята помирали со смеху. Один только журавль казался равнодушным. Он стоял, выпрямившись, склонив голову набок, и с презрением поглядывал одним глазом на козла.
Кончив петь, козел опять получил кусок хлеба. За хлебом подошел и журавль.
— Подожди, подожди, Йонялис! — сказал Владас. —
Ты тоже получишь свою долю, но сначала покажи, как Каралюс в корчму к Абраму бежит, бежит, бежит!
Услышав эти слова, журавль весь как-то сжался, сгорбился и побежал, засеменив ногами.
— А как пьяный Каралюс домой идет, идет, идет! — снова закричал Владас.
Журавль выпрямился, задрал голову, широко расставил ноги и зашагал, покачиваясь и прихрамывая: вот как подвыпивший Каралюс из корчмы возвращается!
Такого представления Пятрас даже в Каунасе ни в театре, ни в цирке не видывал, и за всю свою жизнь он еще никогда так не смеялся.
— А может, хочешь прокатиться на нашем козлике? Он покатает не хуже коня! — сказал один из мальчиков и, взобравшись козлу на спину, ухватился за его большие рога, как за вожжи, и погнал его по кругу. Козел и в самом деле был сильный. Сначала он шагал со своей ношей не спеша, а потом вдруг как припустится! Все ребята покатались на козле, захотелось и Пятрасу. Он вскарабкался на козла, ухватился за рога и давай погонять: «Но, но, но!» И козел, не выказывая недовольства, понес гимназиста.
Мальчики даже не заметили, как безоблачное небо затянуло большой черной тучей, все вокруг потемнело, блеснула молния и так загрохотал гром, что коровы и козы от испуга попадали на землю. Поднялся сильный ветер. Испугавшись грома, упал на землю и козел с гимназистом, но быстро вскочил и с громким блеянием со всех ног помчался домой. Не успели ребята опомниться, как все стадо, поднимая пыль, понеслось с пастбища вслед за козлом. За стадом побежали и пастухи.
Пятрас, перепугавшись не меньше других, еще крепче ухватился за рога и даже не заметил, как козел принес его в городок. Хотя он и кричал во все горло «тпру, тпру!», козел не останавливался, а прыгать на скаку Пятрас не решался.
И Пятрас, будто лихой наездник, вихрем примчался прямо к корчме Менделя. Тут он соскочил наземь. В это время доктор и его жена стояли у окна и смотрели, как надвигается гроза. До чего же они удивились, увидев, что их Пятрас скачет на козле впереди стада! Пятрас, в гимназической форме, верхом на козле... Отец залился смехом:
— Ну и наездник!
Весь вымокнув под дождем, Пятрас прибежал домой. Доктор весело смеялся, когда Пятрас стал рассказывать ему про козла Менделя и журавля Йонаса. Только матери все это не понравилось.
— Нечего тебе, Пятрас, заводить дружбу с пастухами! — сердито выговаривала она своему любимому сыну. — Ничему хорошему они тебя не научат. В городке немало приличных детей, с ними и дружи!
— Ну за что, милая Веруте, ты его бранишь? — весело сказал доктор. — За то, что он на козле прокатился? В детстве, когда я пастухом был, я еще не так на своих горбатых свиньях разъезжал. Мы даже соревнование устраивали. Вот было смеху, когда свиньи нас прямо в лужу сбрасывали!
— Так ты был пастухом, Пятрас не пастух, он сын доктора, гимназист.
— Ну, и что тут такого? Пошалить, порезвиться можно и гимназисту.
— Только не на козле кататься и не на свиньях. И не с пастухами дружить!
— Животных мучить действительно не годится, но подружиться с пастухами нашему Пятрасу не мешало бы. Пусть посмотрит, как живут другие дети.
Мать нахмурилась, но не сказала ни слова. Она знала, что отца трудно переубедить, когда речь заходит о воспитании сына.
Лето было в разгаре. Пятрас подружился с городскими пастухами и часто приходил к ним на пастбище, но охотнее всего он бывал с Владасом. Пятрас каждый раз приносил ему'новые книги, и они разговаривали о прочитанном.
— Какие науки проходят в гимназии? — спросил его как-то Владас.
Пятрас сказал, что он учит русский язык и немецкий, историю, географию, показал, какие трудные задачи приходится решать по арифметике о бассейнах, поездах и складах. Владас с завистью слушал Пятраса.
— Как бы я хотел все это знать! Но моя мать бедная, она не может отдать меня в школу. Говорила, что осенью мне не придется даже в начальную школу ходить— отправит меня в деревню, к чужим людям в батраки.
— Если хочешь учиться, я тебе книги пришлю,— успокаивал Пятрас друга.
Но слова эти не могли утешить Владаса.
Однажды он прочитал книгу Марка Твена «Приключения Тома Сойера», которую так любят все дети. Владас с жадностью следил за всеми приключениями Тома и его друга Гекльберри Финна. И как он завидовал им, когда они нашли в пещере большой клад: бедный Финн разбогател и смог потом учиться.
— Вот если бы и мне найти клад! — мечтал Владас.— Старик Ила рассказывал, что в окрестностях нашего городка много заколдованных кладов зарыто, и уже не раз люди находили эти клады и богатели. Но, говорят, еще немало их в земле лежит, только не всем они в руки даются.
— Знаешь что, Владас? Давай спросим Илу, где зарыты клады, и начнем искать. Ведь находят же люди. Может, и мы найдем1
— Хорошо тебе говорить... Но ведь клады почти все заколдованные.
— Не все же заколдованные; а если найдем, может, как-нибудь и снимем заклятье. Ты только подумай, что
тогда будет: бросишь коров пасти, поедем вместе в город, вместе в гимназии будем учиться! А потом в далекие чужие страны отправимся... Путешествовать будем...