— Ну что за капризы! Ведь ты уже много раз перебирался через эту горку со мной и с полным возом!
Но Педро свернул с дороги и резво затрусил со своей тележкой в лесную чащобу. Передняя ось тележки застряла меж двух высоких сосен, а Педро принялся подкрепляться кружевной зеленью голубики. Вот тебе на! Тележку теперь не сдвинешь ни взад, ни вперед. Оставалось только разгрузить ее. Я наговорил Педро кучу колкостей. Быть может, он думает, что возить дрова в лес — это очень похвально для начинающей рабочей лошади? Да ведь иной осел умнее, чем некоторые пони!
Мои язвительные речи не произвели на Педро никакого впечатления. Он был слишком занят едой. Кряхтя, я выкатил пустую тележку обратно на дорогу, перетаскал хворост из лесу и снова загрузил тележку.
«Жаррко?» — издевалась ворона.
Педро уплетал листочки голубики. Наконец мы опять отправились домой.
«Как же додумался Педро до этой каверзы?» — спрашивал я себя, и вдруг мне вспомнилось, что однажды, когда я писал три дня подряд, Криста привезла дрова из лесу.
— Педро рассказал мне об одной девочке, которая не умеет править, — заявил я дома.
Криста смутилась и укоризненно посмотрела на Педро. А он за обе щеки уплетал солому из зимней обкладки нашей водопроводной колонки.
— Тележка была перегружена, и вы заехали в лес. Пришлось вам выложить дрова, а потом опять наложить. А лошадка меж тем лакомилась листочками голубики.
Теперь Криста уже не верила, что все это мне рассказал Педро. Она подумала на лесных рабочих. Но как же все-таки было дело? А вот как. Кристе захотелось увидеть большого дикого кабана. Смеркалось. Кабан все не появлялся. Она ждала, собирала хворост и все накладывала да накладывала. Вот тележка и оказалась перегруженной. На горе? Педро по-своему запротестовал против лишнего груза. Желая обойти гору, он резко свернул в лес, и тележка застряла. Педро нашел вкусную голубику и полакомился всласть. Он вспомнил об этой голубике и тогда, когда ехал со мной, хотя тележка и не была перегружена. Вот видите, если вы умеете читать мысли лошади, иной пони может вам многое рассказать.
ГАЛОПОМ ПОНЕВОЛЕ
Педро должен уметь носить на себе человека. Обучать его этому я решил тогда, когда земля, словно периной, устлана мягким снежком. Будь я ковбоем, неотесанным лошадником, я бы сказал: «Уж я обломаю и объезжу этого жеребца!»
Не стану осуждать людей, которым срочно необходима верховая лошадь, если они «обламывают» животное для своих целей грубым насилием. Но мне-то верховая лошадь была не так уж необходима. Вот я и решил посмотреть, чего можно добиться от Педро без насилия, и вывел его после игры в карусель на середину круга. Ухватившись за гриву и вместе с тем крепко держа в руках поводья, я подпрыгнул и лег плашмя ему на спину. Педро насторожился. Я произнес свое заклинание:
— Тише, тише, все в порядке!
Так мы продержались с четверть минуты, а затем я почувствовал, что Педро норовит меня сбросить. Прежде чем ему это удалось, я уже стоял на ногах и награждал его кусочками морковки. Пока он жевал, я снова забрался к нему на спину, а он только посматривал на мою руку. Ему хотелось еще моркови. Дело пошло на лад.
Через три дня я мог сколько угодно лежать плашмя у него на спине. Мне не терпелось перекинуть правую ногу через спину Педро, чтобы хоть чем-то напоминать человека, сидящего верхом. Люди, выдающие себя за бравых наездников, судя по их рассказам, никогда не падают с лошади. Да и герои в фильмах и грошовых книжках о ковбойских приключениях никогда не ударяют лицом в грязь. Но я не герой и не собираюсь им стать, а потому могу признаться, что, объезжая лошадей — а было их немало, — я частенько-таки вылетал из седла. Когда садишься на необъезженную лошадь, всегда держишь небольшой экзамен на мужество. А долгие раздумья только подтачивают храбрость. Итак, перекинем ногу! Сели! Глубже в седло! Теперь сбрасывай меня, Педро, или неси! Педро меня не сбросил. Я его как следует подготовил, и это оправдало себя. Он повернул голову и потребовал свой кусок морковки. Пришлось уплатить за удовольствие сидеть верхом.
На этом мы снова задержались некоторое время. С каждым днем сеансы «восседания» на спине Педро все удлинялись. При этом я курил, посвистывал или пел. Когда морковки больше не оставалось, Педро довольствовался моим пением. Как-то вечером жена застала меня врасплох за такими вокальными упражнениями верхом на лошади. Она улыбнулась при виде этой конной статуи.
— Ну, а дальше что?
— На нем уже можно ездить верхом, — сказал я и тут же соскочил на землю.
Насмешки жены только подзадорили меня. На следующем же уроке я сжал ногами бока Педро и легонько ударил его хлыстом: «Н-но! Пошел!» И он пошел. Я добился этого без насилия. Сперва лакомство выдавалось за один круг по выгону, затем — за два, и, наконец, за три.
Как-то в воскресенье — снег уже стаял — я после обеда выехал на Педро из сада и направился к лесу. Все сошло гладко.
Если бы нам встретился по пути солидный человек, он бы непременно сказал: «Смотри-ка, всадник!»
Но встретились мне одни только мальчишки с нашего хутора. Они искали в лесу беличьи гнезда. Однако человек верхом на лошади оказался для них куда интереснее. С громкими криками они пустились за нами. Педро, неправильно истолковав их радостные вопли, испугался и побежал, унося заодно и меня. Итак, я впервые поскакал на Педро галопом поневоле! Теперь уж надо держаться молодцом, что бы ни случилось. На карту была поставлена моя репутация наездника. Мальчишки не прощают никаких оплошностей. Ну, разве смог бы я учить Илью верховой езде, если бы он увидел, как его наставник летит кувырком с лошади? Педро, казалось, сознавал серьезность положения. Мягким галопом он устремился вниз по дороге, в долину, вовсе и не думая сбрасывать меня.
Свою порцию морковки Педро получил за лесистым пригорком. Там нас уже не могли увидеть горластые ребятишки.
— Кажется, мы вели себя неплохо, а?
Педро кивнул в знак согласия, если только его потряхиванье головой во время еды можно назвать кивком.
КАК ПЕДРО ВСПОТЕЛ НА ЛЬДУ
В пять часов утра, прежде чем сесть за работу, я вышел из дому. Мне снилось, будто наступила весна. Перед входной дверью у нас лежала подстилка из сосновых веток, чтобы вытирать ноги. Ветки источали тонкий аромат. Снег был рыхлый и мокрый. На небе ни звездочки, весь мир словно застыл в серовато-сумеречных отблесках снега. Деревья у ручья, казалось, ожидали дня. Что принесет он им: снег, иней, ветер?.. Из соседней деревни донесся крик петуха. Какая-то собака вылезла из своей теплой конуры и хрипло залаяла. На повороте шоссе из-за леса показался автомобиль и лизнул небо лучами фар. Пришел утренний поезд из города за озерами. Паровоз кряхтел и фыркал. Скова закукарекал петух, и паровоз ответил ему пронзительным свистом.
В конюшне проснулся Педро и громко заржал:
«Здравствуй, утро!»
Радость всеобщего пробуждения заструилась во мне. Не этот ли нежный воздух навеял мне сон о весне? Быть может, весна уже недалеко, вон за теми лесами. В это утро работа спорилась. Я писал почти не отрываясь.
К полудню погода переменилась. В воздухе потеплело, заморосил мелкий дождичек. Снег покрылся твердой, гладкой коркой. Гололедица. Со станции сообщили: «Прибыл козел».
После обеда я поехал на станцию. Педро захотелось хорошенько поразмяться, и возле нашего дома он попробовал сбежать вниз по горке.
— Эй, берегись! Гололедица!
Но он уже бац — и растянулся. Звякнули постромки. Затрещали ремни. Педро лежал врастяжку и с удивлением озирался вокруг. Трудно понять этот мир! Он вскочил на ноги и снова хотел бежать.
— Не торопись! — Я туго натянул вожжи: — Упрись мордой, вот тебе пятая нога!
Педро еще разок попробовал настоять на своем, снова плюхнулся и тогда только образумился. Теперь он шел медленно и так же осторожно, как наша молодая соседка, которая, оступаясь на каждом шагу, направлялась в деревенскую лавку за хлебом.
Под навесом на станции стоял небольшой ящик. В этом-то ящике и сидел скрючившись наш новый домочадец, африканский карликовый козлик. Купе у него было такое низкое, что ему целых два дня пришлось провести на коленках. Сквозь деревянную решетку настороженно глядела умная козлиная мордочка. Козлик и пони обнюхали друг друга. Козлик показал Педро свои короткие, как у серны, рожки.
— Ну-ка, познакомьтесь, ведь вам придется жить в одной конюшне!
Таким же порядком мы добрались до дому. Распрягая Педро, я заметил, что он весь мокрый, словно из воды вылез. Но ведь не было ни дождя, ни снега, отчего же Педро такой мокрый? От страха, конечно, — а вдруг поскользнешься да шлепнешься! Оказывается, не только человека прошибает пот перед лицом опасности.
ЧЕРТ НА СОСЕДСКОМ ДВОРЕ
Февраль. Весна возвестила о себе двумя теплыми днями. На часик-другой пожаловал скворец с весенним визитом. Сидя на приступочке скворечника, укрепленного над входом в конюшню, он пел о прекрасной весне. Педро слушал, навострив уши. Весенняя песня скворца горячила ему кровь.
Криста плохо закрыла дверь конюшни, и Педро сразу это обнаружил. Радуясь свободе, он сделал по двору несколько кругов и выскочил на улицу через открытые ворота.
У одного из наших соседей есть большая кобыла. Она уминает пятнадцать фунтов овса в день. Когда она проходит мимо нашего домика, у нас в окнах только стекла звенят, а моя мандолина тихонько дребезжит.
— Вот идет великан Тимпету, — говорим мы тогда.
Малыш Педро получает зимой два фунта овса, а летом и вовсе питается одной травой. Он и соседская лошадь — не пара друг другу, спору нет, и все же Педро был влюблен в кобылу-великаншу. Когда эта дородная дама, тяжело топая, проходила мимо, он начинал трубить свою любовную песнь. Итак, в тот день Педро поскакал галопом во двор соседа. Во дворе в это время сидела бабушка и ощипывала гуся, как вдруг в ворота ворвался черт.
— Господи Иисусе, с нами крестная сила!
Бабушка трижды сплюнула. Педро стал перед запертой конюшней и затрубил, затем сморщил нос, понюхал воздух и сделал несколько диких козлиных прыжков. Бабушка заковыляла в дровяник и достала грабли.
— Эй, кто там, тут чертяка с цепи сорвался! — крикнула она домашним.
Педро обнюхал кучу навоза и повалился в нее. Тут прибежала молодая крестьянка со шваброй.
— Где он?
Из навозной кучи доносилось блаженное сопение Педро и виднелись четыре дрыгающих лошадиных ноги.
Мы легко разыскали Педро — пошли прямо туда, где слышалась возня. Он пулей выскочил из ворот соседского двора и встряхнулся. Коровий навоз полетел нам в лицо. У ворот стояла бабушка и размахивала граблями. Молодка орудовала шваброй так, будто хотела очистить от паутины все небо. А виноват во всем был скворец, который напел Педро о весне.
В ЛОВУШКЕ
Любовь Педро к соседской кобыле не прошла, несмотря на грозные бабушкины грабли. Несколько дней спустя паренек, родич соседа, стал вывозить на этой дородной даме компост на луга. Подвода загромыхала мимо выгона, где находился Педро. Увидев свою обожаемую, он заиграл ушами, раздул ноздри и мечтательно посмотрел вдаль. Ну точь-в-точь как те гордые скакуны, что придают старинным статуям курфюрстов такой героический вид!
«Ии-го-го! Здесь стоит влюбленный!»
Кобыла равнодушно протопала мимо. Педро отступил назад, словно примериваясь к ограде, затем снова подошел к забору и громко заржал. Его последний рекорд по прыжкам в высоту был один метр. Высота ограды — полтора метра. Педро разбежался и прыгнул. Верхняя перекладина разлетелась в щепы. Не беда! Зато пони вырвался на волю и погнался вслед за кобылой. Изящной рысью он обежал подводу и стал поперек пути. Пришлось остановиться и кобыле. Педро ворча приблизился, обнюхал ее и заржал:
«Эй, ты, неужели ты меня не видишь?»
Однако глаза кобылы замечали только стрелки молодой травы на лугу. Она подалась вперед. Педро взвился на дыбы. Опускаясь, он по самые бабки увяз своими стройными ногами в широкой шлее кобылы. Педро оказался в плену, в оковах. С испугу паренек-кучер растерялся и пустил в ход кнут. Педро силился высвободиться и при каждом ударе встряхивал головой:
«Я не могу выпутаться, не видишь, что ли?»
Неподалеку наш друг, старый лесоруб, уничтожал пырей на своем поле. Он услыхал ржание своего любимца Педро. Лошадиный язык ему понятен, и он сразу подметил в голосе Педро тревожную нотку.
Со всей быстротой, на какую он был способен при своей искалеченной ноге, он поспешил на помощь.
— Не бей его, не стегай Педро!
Молодой кучер опустил кнут. Славный древоруб и его сын вызволили стонавшего Педро из ловушки.
Педро встряхнулся и недовольно заворчал, жалуясь своему другу:
«Неужели любовь и кнут так неразлучны?»
ПЕДРО ПРОХОДИТ ОТБОР
Я написал в инспекцию по охране племенного скота и попросил зоотехника приехать и «отобрать» Педро; иначе говоря, наш жеребец должен был пройти отбор как животное породистое и племенное. Я не сомневался, что Педро именно таков.
И вот, как-то под вечер, когда гуси на холме перед домом набивали себе зобы на ночь, а тени уже удлинялись, к крыльцу подъехала машина. Из нее вышли два человека — отборочная комиссия. Один из них опирался на металлическую палку. Это был складной метр. Им точно измеряют рост племенного животного.
Для начала я распил с этими любезными людьми бутылочку. Мы рассказывали всякие лошадиные истории. Я узнал, у кого еще в нашем округе есть пони.
В эту пору Педро обычно резвится на выгоне в саду. Теперь же он стоял в конюшне нарядный, как именинник, и ждал, когда его выведут. Гриву и хвост мы любовно ему расчесали и пригладили щеткой. Уздечка с набором была до блеска начищена сапожным кремом.
После второй стопки зоотехник сказал:
— Что ж, пожалуй, начнем, пока еще светло.
Между тем Педро от скуки успел вываляться в соломе. Никто не приходил за ним, и он, разбросав соломенную подстилку копытами, остудил свою горячую кровь о земляной пол стойла. Попробуй-ка теперь счистить мокрую грязь с лошадиной шерсти! А снаружи ждали работники отборочной комиссии. Пришлось выводить Педро таким, как есть. Вместо образцового коня я представил образцового поросенка.
Гости сморщили носы. Теперь они на все смотрели своими должностными глазами. А глаза эти очень острые. Определили рост Педро: один метр двадцать пять сантиметров. Затем смерили объем груди и толщину ног.
Я опять стал мальчишкой, который когда-то на конских ярмарках выводил лошадь на показ. Педро, шагом, Педро, рысью! На указанном нам месте мы делали поворот. Все было совсем как на больших публичных отборах. Всякий раз, проходя мимо членов комиссии, я слышал, как они шепчут друг другу баллы и различные термины.
— За уход и чистоту мы получим плохую отметку, — сказал я Педро, когда мы бежали рысью. — А виноват один ты!
Педро пропустил мои слова мимо ушей. На уме у него, наверное, было одно: когда же, наконец, ты отведешь меня на выгон?
Члены комиссии свернули свою рулетку, щелкнули складным метром и записали в блокнот баллы. Отбор был закончен.
— Что вы нам поставили?
— Отборочный балл: III б.
Это весьма посредственная отметка, вроде как три с минусом за школьное сочинение.
Гости словно вывинтили свои должностные глаза и, приветливо кивая, уехали. Педро прошел отбор.
Когда машина отборочной комиссии свернула в долину, я потянул жену за рукав.
— Не огорчайся из-за плохого балла. Что они понимают в лошадях!
Но я-то знал, в чем дело. Члены комиссии увидели то, что заметил и я, впервые взглянув на Педро: круп немного узковат, спина мягковата. Это было до того, как я влюбился в Педро. Любовь заставляет человека смотреть на недостатки сквозь пальцы. Так что иногда она — добрая сила, а иногда — опасная.
ПО ЛЕСУ ИДЕТ КЕНТАВР
Повеяло теплым весенним ветром. Надо мной, в кронах сосен, что-то шумело и гудело, словно работали большие лесные жернова. Пели дрозды. Иволга бесстрашно уселась на сучок и пропела мне свою песню прямо в лицо. Дикие утки на озере заплывали далеко от спасительного прибрежного камыша. По берегу, хлюпая в топкой трясине, бродила лиса. Она охотилась за выводками водяных птиц. Почему животные в лесу и на озере полны такого доверия ко мне? Потому что я брожу по узким тропинкам, среди лесов, болот и озер, на четырех конских ногах. Мои собственные ноги болтаются без дела. Я еду верхом на Педро. Я управляю им. Он несет меня туда, куда я захочу. Мы слились в одно существо. Я одолжил этому двойному существу свою голову, а Педро — свои четыре ноги. Таким образом, мы представляем с ним кентавра, одно из тех сказочных существ, о которых повествуют древние сказания.