19
На другой день после того, как Русанов побывал в Комсомольске-на-Амуре, нежданно-негаданно старший следователь по особо важным делам вдруг объявился в Хабаровске. Нашел Анатолия в гостинице, где тот после встречи с оперативниками, сообщившими ему о странном похищении ювелира якобы работниками Федеральной службы безопасности, обдумывал ситуацию и как поделикатнее выяснить в ФСБ подоплеку такого похищения. Полковник выглядел более удрученным, чем после поездки в Москву, и хотя он слушал доклад подчиненного с вниманием, задал несколько вопросов, в глазах его не было прежнего интереса и азарта, каким он загорался при распутывании трудных дел.
- По описанию ювелира и его телохранителей на Кувалдина и Кукушкина работает кто-то из милиции, - горячо закончил доклад Анатолий, желая расшевелить старшего следователя по особо важным делам. - Я пока решил воздержаться от ареста этих преступников, выявить все их здесь связи. Да и на Иванкина они, возможно, выведут быстрее.
- На Фриднина-Осьминога работают не только в здешней милиции, - сказал Щербаков. - А вот Иванкина надо брать, пока тебя не опередили Кувалдин с Кукушкиным. У Фриднина служба расследования поставлена не хуже, чем у нас. Они тоже установили, где и когда он сел на поезд, с кем ехал. Проводница вагона сообщила и подробные приметы девушки, с которой он сошел в Хабаровске. Так что найти его особого труда не составит. Вот куда подевался прокурор Перекосов, ума не приложу. Создается такое впечатление, что он и Иванкин заранее знали о плане похищения золота, возможно, попытались арестовать Швендика и Кукушкина, но они оказали сопротивление, вследствие чего один был убит, а второму удалось скрыться. Но почему в таком случае скрывается Иванкин и где Перекосов - загадка. Не мог твой бывший сослуживец позариться на золото и прихлопнуть прокурора?
Сколько раз Анатолий думал над этим, и всегда приходил один и тот же ответ: не мог.
- Не мог, - вслух повторил он.
- А у меня складывается другое мнение. Если Иванкин понял, что разворовывают не только золото, растаскивают всю нашу страну, - видели, что творится в крае? - почему и ему не воспользоваться случаем? - Щербаков достал сигарету, нервно закурил и с грустью продолжил: - Нет, не простые люди устроили в стране бардак. Постулат: берите суверенитета столько, сколько можете, некоторые руководители поняли в буквальном смысле: можно творить все, что им захочется. Законы не только обходят стороной, их игнорируют, а нас, законников, ни в грош не ставят. Мы с тобой гоняемся за похитителями золота, а те, кто приказал им украсть, грозят нам сверху пальчиком: дальше запретной черты не лезьте, занимайтесь своим делом, Щербаков сокрушенно опустил голову, помотал ею, словно желая освободиться от наваждения. - Нет, я больше не могу и не хочу бить по хвостам. Вчера, когда я доложил главному, что творится в крае, он стал орать на меня, что я занимаюсь здесь черте чем, а заурядных воров поймать не могу. Я сказал, что отказываюсь от дела и возвращаюсь в Москву. Сегодня мне должны прислать замену.
Анатолий с недоумением смотрел на него и не верил своим ушам: как этот умный, волевой человек может отказаться от почти раскрытого дела? Да, край захлестнула преступность, и не Иванкин, не Швендик с Кукушкиным виноваты, но они - это тот самый кончик ниточки, за который можно раскрутить весь клубок: вначале схватить мелкую шушеру, потом взяться за крупную.
- Зря вы погорячились, Павел Федорович. Понимаю, главный наш - человек сложный, горячий, но на то он и начальник, чтобы подстегивать нас, требовать.
Щербаков грустно усмехнулся.
- Прости меня, Анатолий, - перешел он совсем на доверительный тон. Взрослый ты мужчина, а ещё зеленый. Ответь мне на такой вопрос: почему наша страна самая богатая, а народ - самый, можно сказать, бедный?
Анатолий смутился: ничего себе вопросик.
- Причин тут много, - сказал он первое, что пришло на ум.
- Назови главную.
- Наверное, войны.
- А какие страны миновали войны? Япония вон два атомных удара выдержала, а бедной её ныне не назовешь. - Щербаков глубоко затянулся несколько раз. - Мы, не считая войну в Афганистане, не воюем уже пятьдесят лет, собирались догнать и перегнать Америку, построить коммунизм... И могли бы, дело не в войне. А в том, дорогой Анатолий, что народ наш самый добрый и самый доверчивый. И самый терпеливый. - Снова пыхнул дымком, сосредоточенно о чем-то думая. - Вот скажи, ты стал бы баллотироваться хотя бы в депутаты, чтоб хоть как-то влиять на управление государством?
- Зачем мне? - пожал плечами Анатолий. - Политика - дело грязное и не интересует меня.
- Вот! - победно поднял палец Щербаков. - Политика - дело грязное. И я, несмотря на то что всей душой болею за свой народ, хотел бы ему помочь, не стал бы бороться ни за депутатский мандат, ни даже за президентский, если бы представилась такая возможность. Потому что, чтобы победить, надо использовать все дозволенные и недозволенные приемы. Честный человек не идет на сделку с совестью, потому проигрывает. А те, кто пробирается наверх, забывают о народе, который вознес их на своих руках. И наплевать им на то, что он голодает, теряет веру во все и во всех, теряет свое достоинство и волю. Его обворовывают, обирают как липку. Построенные им рыболовецкие суда, рыбоконсервные заводы работают сейчас на Японию. Мы сплавляем туда рыбу, лес, бумагу, а сами покупаем у них залежалые вонючие консервы, заплесневелые "сникерсы", жевательные резинки. И ты хочешь, чтобы я гонялся за Иванкиным, которого выгнали из армии только за то, что он призывал прийти на помощь расстреливаемым, остался без средств существования и вынужден пойти на услужение к ворам? Нет...
- Мы - солдаты, Павел Федорович, - не внял его доводам Анатолий. - Мы приняли присягу.
- Ничего ты не понял, - безнадежно махнул рукой Щербаков. - А я хотел забрать тебя с собой. - И пошел из номера, низко склонив голову и не оглядываясь. У двери остановился. - Кувалдина и Кукушкина надо брать немедленно - они ищут Иванкина и, если ты запоздаешь, разделаются с ним.
20
Он чувствовал - опасность витает рядом, и хотя приучил себя ещё в Афганистане относиться к смерти как к неизбежному и обыденному явлению, неприятный холодок пробегал по спине при малейшем подозрительном звонке в дверь квартиры, осторожных шагах на лестничной площадке. Когда Лена предложила ему сойти в Хабаровске, он воспринял это как дар судьбы: вряд ли у кого возникнет мысль искать его в краевом центре; теперь же, когда снова появилась необходимость в деньгах и надо было идти к Семену Яковлевичу, он вдруг понял, что вот тут-то и может случиться непредвиденное. Если изделия из "рыжевьевского" золота пошли в продажу, - а ювелиру тоже деньги нужны, вычислить похитителя будет нетрудно. Проще простого будет и найти его.
А деньги нужны как воздух. Март месяц, всюду идет подготовка к изыскательским работам, и пора ему уезжать. Да и задерживаться подолгу в его положении на одном месте нельзя. Жаль расставаться с Леной - умная и добрая женщина, хорошая хозяйка и заботливая была бы жена. Но разговор на эту тему ни Валентин, ни Лена не заводили.
Надо ей оставить хотя бы миллион - она за ним ухаживает, как за мужем: и обстирывает, и готовит еду, и все свободное время посвящает ему...
С полкилограмма золота он оставил у себя и держал его в запертом на кодовый замок кейсе, остальное запрятал на левом берегу Амура в дупле вяза. Когда будет уезжать, возьмет ещё с килограмм. А пока надо бы продать это. Интуиция подсказывала - к Семену Яковлевичу не ходить. Но если уголовный розыск нашел золото с "рыжевьевского" прииска в Хабаровске, слежку установят не только за ювелиром Глузбергом.
Где же выход? Искать какого-нибудь частного стоматолога? Тоже риск, но другого выхода нет.
Он ещё никогда не испытывал такого угнетающего, обезволивающего состояния: никуда не хотелось идти, ничего не делать и ничего не предпринимать - лежать, любить Лену и принимать её ласки и не думать ни о чем - пусть все свершится само собой. Но он знал - это бредовые мысли, так жить он никогда не согласится, не та натура, ему надо действовать, думать, искать. А чтобы избавиться от тревоги, следует перевернуть в памяти страницы лучших дней своей жизни. Их было не так много, но были!
... День авиации командование училища решило отпраздновать на берегу Волги. Курсантов, офицеров с семьями, разряженных студенток из медицинского института, артистов эстрады привезли в уютный уголок с песчаным пляжем на живописной опушке с березами и кленами. Женщины прихватили полные сумки провизии, мужчины позаботились о буфетах, чтобы в них тоже было что выпить и закусить.
Валентин и Анатолий, как и другие их сокурсники, окружили студенток, устроивших импровизированный концерт, выбирая себе самую лучшую. Было много прехорошеньких, а какая ответит взаимностью?.. Друзья водили глазами по поющим девушкам и не заметили, как около них остановились две симпатичные, в расцвете лет женщины, пошептались о чем-то и обратились к курсантам:
- Мальчики, можно вас на минутку? Валентин обернулся. Ну как было отказать таким красавицам: одна черноглазая, чернобровая, с густой копной темно-каштановых волос, вторая - светло-русая, сероглазая, милая и застенчивая.
- Слушаем вас, - поклонился Валентин в знак готовности выполнить их любую просьбу.
- Извините нас, - продолжила черноглазая, когда они отошли от "эстрадной площадки", чтобы не мешать другим, - тут один товарищ, между прочим ваш командир, немного перегрелся на солнце. Помогите нам отвести его в тень под деревья. Вон он лежит.
Валентин и Анатолий без раздумий поспешили к офицеру.
"Командиром" оказался техник звена Шутов, невысокий коренастый старший лейтенант, чемпион училища по боксу, не раз выступавший за сборную Военно-Воздушных Сил в чемпионате Вооруженных Сил. Валентин и Анатолий тренировались у него в секции.
Он лежал на легком одеяле в одних плавках и храпел. Рядом в песке стояли опорожненные бутылки из-под пива и водки. От боксера сильно несло спиртным.
- Подъем! - хлопнула по заднице Шутова блондинка. - Тревога. Пора на полеты.
Но старший лейтенант и ухом не повел. Не послушался он и брюнетку, которая довольно основательно похлопала его по щекам.
- Пошли все в жопу, - беззлобно отмахнулся Шутов. - Дайте поспать.
- Сгоришь, дядя, - пошутил Валентин и кивнул Анатолию. - Берем.
Они взяли офицера под руки и повели его, упирающегося, матерящегося, к лесу. Женщины забрали сумки, одеяло и пошли за ними.
Уложили "перегревшегося" в тени под березой, и женщины в знак благодарности пригласили курсантов выпить с ними в честь праздника.
Брюнетка, как выяснилось, тоже жена офицера, младшего лейтенанта Нечаева, подчиненного Шутова, находившегося в настоящее время в командировке.
За первой рюмкой последовали вторая, третья, а после четвертой жене Шутова вдруг захотелось пива, и она сказала подруге и Валентину:
- Вы тут присмотрите за муженьком, чтоб не украли, а мы пивка вам принесем. - И удалились.
Жена Нечаева, похоже, ждала от Валентина более решительных действий, но от одной мысли, что о нем подумают товарищи, ему становилось не по себе, и он с нетерпением ждал возвращения Анатолия, намереваясь сразу же уйти.
Внезапно Шутов проснулся, окинул их недоуменным взглядом и стал крутить головой.
- А где Натали?
- Проспал ты свою Натали, - пошутила Евгения. - Увели её.
- Ну и х.. с ней, - выругался Шутов. Достал из песка бутылку из-под пива, вылил в рот последние капли. - Что, у нас больше нету?
- Сейчас принесут. Наталья знает твои капризы. Шутов ничего не ответил, нашел бутылку с водкой и выпил прямо из горлышка, вытер тыльной стороной ладони мокрые губы.
- Фу, дрянь какая. Хочу пива. Разыщи Наталью, - приказным тоном сказал Евгении.
Женщина насмешливо похлопала его по щеке.
- Ты командуешь, как своей собственной женой. Но я - не Наталья...
- Вон они идут, - обрадовано воскликнул Валентин, увидев приближающихся Анатолия с Натальей.
Шутов, разозленный её отсутствием, начал заводиться и дело шло к скандалу. Возвращение жены с полной сумкой пива должно было бы ублажить взвинченного то ли ревностью, то ли перепоем тренера, но он, осушив подряд две бутылки, вдруг обратился к ней с поразившим всех бестактным вопросом:
- Натали, скажи честно, тебе нравится Толя? Наталья недоуменно посмотрела на мужа, на курсантов; лицо её от стыда стало пунцовым, но, оправившись от смущения, она попыталась придать вопросу невинный оборот.
- И Толя, и Валя - хорошие, воспитанные мальчики. Твои ученики. Ты сам не раз их хвалил.
- А ты дала бы им?
Из глаз Натальи потекли слезы.
У Валентина от негодования все заклокотало внутри. Он схватил старшего лейтенанта за руку и властно потребовал:
- Сейчас же извинитесь перед женой!
- Чего? - Шутов попытался вырвать руку, но это ему не удалось. - Ты кто такой, чтобы меня учить?
- Я - человек, и хотя и возрастом и званием младше вас, но поучить кое-чему могу.
- Чему же? - усмехнулся Шутов.
- К примеру, вести себя прилично в компании, уважать женщин. И я ещё раз прошу, извинитесь перед женой.
- Катись ты... Тоже нашелся мне джентльмен. - Он рванул руку, и Валентин на этот раз не стал удерживать её - Шутов мог полезть в драку. Убирайтесь отсюда. Кто вас приглашал сюда?
- Коля, - попыталась урезонить мужа Наталья. - Они же помогли тебе.
- А ты, сука, - Шутов замахнулся на нее, но Иванкин снова поймал его руку и так сжал, что на шее сенсея вздулись жилы. - Отпусти.
- Извинитесь! Иначе...
- Что, морду набьешь? Бей! - Шутов, вытянув шею, приблизил к Валентину лицо.
- Не здесь. И не сейчас. Когда будете трезвым. - Курсант оттолкнул его руку, встал и, забрав Анатолия, зашагал прочь.
На очередной тренировке по боксу Валентин напомнил Шутову.
- Вы обещали показать нам настоящий бой. С кем-то из нас. Я хотел бы, чтобы вы показали со мной.
Он прекрасно понимал, что Шутов опытнее, физически сильнее, тяжелее в весе, а это в бою тоже имеет значение. Но Валентин был моложе, подвижнее, и молниеносная реакция в сочетании с интуицией зачастую приводили его к победе. В данном же случае даже не желание победы руководило им - ему хотелось проучить своего учителя за хамское отношение к жене, за бестактность к младшим по положению и званию.
Накануне Анатолий отговаривал:
- Не надо, он измолотит тебя. Муж и жена одна сатана, разберутся.
Валентин похлопал друга по плечу:
- Знаешь, чему учит одна из заповедей христианства: не прощать предательства и подлости.
Шутов принял вызов и в первом же раунде пошел в атаку. Он гонял по рингу Валентина от одного каната к другому, стремясь нанести сокрушающие удары. Но курсант уклонялся, отбивал удары и, пританцовывая, спутывал все замыслы нападающего. Шутов злился, чаще мазал, и это утомляло его ещё больше. К концу первого раунда пот лился по всему его телу ручьями сказывалось и пристрастие его за последнее время к спиртному.
Второй раунд хотя прошел не в прежнем стремительном темпе, но преимущества Шутов не упустил. Лишь в третьем, когда силы его были на исходе, Валентин перешел в наступление, и удары его сыпались слева и справа, снизу в лицо и голову, и Шутов не успевал уходить в защиту. На последних секундах Иванкину удалось загнать его в угол и апперкотом послать в - нокаут.
В раздевалке перед уходом Валентин сказал Шутову.
- Это, дорогой сенсей, урок на джентльменство.
На улице Анатолий спросил:
- Ты видел, как он на тебя посмотрел? Он тебе этого никогда не простит. И все из-за меня.
- Знаешь, друг, ещё в детстве я прочитал, кажется, у Лермонтова: "Не трудно умереть за друга, трудно найти такого друга, за которого можно было бы умереть.."
Да, крепкая у них была дружба. Сколько раз выручали друг друга и в училище, и на Дальнем Востоке, и в Афганистане. Таких друзей, как Анатолий, у Валентина больше не было. Может, махнуть к нему в Москву? Он теперь служит в Генеральной прокуратуре. Отдать все оставшееся золото, покаяться...
Нет, раскаянием тут не отделаться, столько за ним грехов пособничество в краже золота, убийство Чукчи, смерть прокурора Перекосова... Тюрьмы не избежать. Нет, лучше смерть... Но умереть никогда не поздно, надо думать, как выжить. Завтра же забрать из дупла золото, продать здесь граммов сто и уезжать. Куда? Конечно же, на запад, а потом на юг. Обстановка там боевая, может, снова его летная профессия пригодится.