Мейзи и Соня провели пару часов в салоне красоты, где им соорудили красивые прически. Рыжие кудри Мейзи блестели, тушь делала выразительными ее глаза, на губах блестела темная рыжевато-коричневая помада.
— Пожалуй, и не скажешь, — сказала она, покрутившись перед зеркалом, чтобы взглянуть на себя сбоку, — что я беременная.
— Нет, не скажешь, — сказал Раф, входя в комнату. — Ты выглядишь… вы обе выглядите замечательно.
Соня засмеялась.
— Насколько я могу судить, твоя жена всех затмит, Раф. Ну, хорошо, — она взглянула на свои часы. — Господи, уже без четверти четыре, осталось всего пятнадцать минут! Вы уж извините меня.
И она поспешно ушла.
Мейзи нерешительно произнесла:
— Ты и сам неплохо выглядишь.
Про себя она подумала, что он выглядит просто потрясающе в светло-сером костюме и синей рубашке с галстуком.
Раф пожал плечами.
— Спасибо. Я хочу кое-что добавить к твоему наряду.
Он вынул из кармана кожаную коробочку и открыл ее. В коробочке оказалось серебряное ожерелье с бриллиантовой подвеской.
Мейзи ахнула, когда он положил подвеску себе на ладонь, и та засверкала всеми гранями.
— Чье… это? — заикаясь, спросила она.
— Это принадлежало моей матери, но…
— Я не могу надеть такое… если ты собирался предложить это.
— Ожерелье станет реальным свидетельством нашего брака, — сказал он немного иронично.
— Но оно должно стоить целое состояние и… нет, нет, я не могу принять драгоценность твоей матери!
— А это не совсем подарок, — сказал он. — Украшение действительно стоит целое состояние. Ты права. Поэтому после показа, оно отправится обратно в банк.
— Слава богу! — выдохнула Мейзи.
— Повернись, — сказал он.
Она медленно повернулась. Раф надел ожерелье ей на шею и защелкнул замочек. Почувствовав тепло его пальцев, Мейзи на миг закрыла глаза, а открыв, посмотрела в зеркало, в котором отражались они оба. Она вдруг подумала, что они… — как бы подобрать правильное слово? — подходят друг другу, она, в своем красивом наряде и с прекрасной прической и он, такой высокий и сильный!
Мейзи на миг затаила дыхание, когда Раф, взглянув на нее, сделал какое-то движение руками. Ей показалось, что он хотел ее обнять…
Но этого не произошло, а когда он взглянул в ее глаза, его собственные были такими же непроницаемыми, как тогда, в лагере овцеводов.
Она тяжело вздохнула, и он отвернулся.
У Сони была оранжерея с видом на залив. Человек двадцать гостей собрались там, среди тропических цветов в кадках и плетеной мебели. Это был элегантный и очаровательный уголок, в котором оказалось и фортепиано.
Официант в белом костюме обносил всех шампанским, а миловидная девушка предлагала бутерброды.
Соня развлекала гостей, и вскоре оранжерея ожила, наполнившись веселыми голосами и смехом. Мейзи разлучили с Рафом, но она справилась с этим, став похожей на… — ну, конечно же, подумал Раф… — на Мейрид Уоллис.
— А что объединило вас двоих? — услышал он голос одной из своих тетушек, которую молодое поколение их клана считало очень строгой.
— Думаю, можно сказать, что мореходство, — ответила Мейзи и очаровательно улыбнулась. — Это немного напоминает историю датского кронпринца Фредерика и его возлюбленной, только нашей морской гостиницей была «Мэри-Лу».
Строгая тетушка Нэнси, похоже, была удовлетворена, а Раф, мысленно, дал Мейзи десять очков из десяти за находчивый ответ.
— А чем вы занимаетесь? — поинтересовалась его кузина Амелия, до мозга костей Диксон, сероглазая, ухоженная. — У вас есть какая-то специальность?
— Да, — услышал Раф ответ Мейзи. — Музыка. Я преподавала ее, а теперь готовлюсь получить диплом магистра.
— Вы выступаете?
— Да, играю.
— В камерном оркестре, в квартете?
— Нет, все гораздо приятнее. — Мейзи взглянула сверкающими зелеными глазами на Амелию. — Это джаз, блюз, диско — музыка такого рода.
Амелия подняла брови, и Раф бросился вперед, чтобы предотвратить то, что должно было неминуемо произойти, но было уже поздно.
— Тогда, может быть, вы нам сыграете? — предложила Амелия, несколько скептически.
Раф увидел, как Соня поспешно направилась к ним из другого конца оранжереи. Но Мейзи снова очаровательно улыбнулась его кузине и сказала:
— С удовольствием! Но недолго.
— Это совсем не обязательно, — пробормотал Раф, подойдя к Мейзи.
— О, я не возражаю. Это моя единственная визитная карточка, — добавила она так, чтобы слышал только он, и взяла его под руку. — Проводи меня к инструменту.
Через десять минут, Мейзи привела в восторг всех присутствующих, и утерла нос его кузине Амелии, исполнив попурри из хорошо знакомых мелодий, начиная с неподражаемой «Голубой рапсодии» Гершвина, и кончая самыми модными эстрадными песенками. Все умоляли ее не останавливаться.
— Нет, нет, хватит! — Мейзи встала и закрыла крышку фортепиано. — Спасибо за то, что вы были такими милыми слушателями, — тепло добавила она.
И когда она снова встала рядом с ним, Раф понял, что Мейзи Уоллис завоевала расположение его семьи.
— Все было не так уж плохо, правда? — сказал Раф.
Мейзи сидела на диване и, сбросив туфли, растирала ноги.
— Кажется, — спокойно ответила она.
— Ты сказала это так, словно чего-то недоговариваешь.
Она взглянула на него.
— Это было нечестно, — она вздохнула. — Я не слишком довольна собой.
— Ты блестяще выступила.
Мейзи поморщилась.
— Все это — только вершина айсберга.
Она расстегнула бриллиантовое ожерелье.
— Спасибо. — Мейзи протянула Рафу украшение. И вдруг неожиданно взглянула ему прямо в глаза. — Ты сам сказал это так, словно чего-то недоговариваешь…
Он пожал плечами.
— Возможно, имел в виду, что сегодня ты была Мейрид, а не Мейзи.
— А Мейрид тебе не нравится, правда?
— Я так не говорил, — возразил он, — не знаю… возможно, это как-то связано с тем, что первой я встретил именно Мейзи.
Или с тем, что Мейрид напоминает о Тиме Диксоне? — невольно подумала она и вздрогнула.
— Что случилось?
— Ничего, — пробормотала она. — В действительности, я один и тот же человек. Люди должны либо принимать меня такой, какая я есть, либо забыть обо мне.
— И я? — резко спросил он.
Она встала и подняла свои туфли.
— Нет, Раф, не ты. Ты сделал очень много, буквально собрал все по кусочкам…
— Мейзи, — сказал он севшим голосом и остановился, зная, что единственный способ снять напряжение между ними — обнять ее, поцеловать, прижать к себе и сказать… что?
Что Мейрид привлекала его и волновала? Потому что была более загадочной, чем Мейзи? Но что было у нее на уме? Не был ли он, до сих пор, опутан шелковыми сетями?
Не продолжает ли она все еще любить Тима?
Он стиснул зубы.
— Мейзи, давай подождем до окончания срока твоей беременности. Пусть будет все по порядку. Мы сделали то, что должны были сделать, и оба нуждаемся в передышке.
Она посмотрела на туфли, которые держала в руке.
— Конечно. Спокойной ночи, Раф.
Он смотрел ей вслед, и ему нестерпимо хотелось остановить ее, отбросив все условности. Но вместо этого Раф пересек комнату, плеснул бренди в бокал и уставился в его янтарную глубину.
Спустя два месяца они уже жили в доме, где, только что, закончился ремонт.
Мейзи, сидевшая за фортепиано, вдруг закрыла лицо руками, и слезы хлынули из ее глаз. Пес, свернувшийся на полу рядом с ней, поднялся и положил морду ей на колени. Это был шестимесячный щенок колли, которого она назвала Весли, а коротко Вес.
Это был живой пример того, что сделал ее муж, чтобы доставить ей удовольствие. Было и многое другое.
Раф поселил в доме помощницу по хозяйству, чтобы Мейзи никогда не была одна. У сорокалетней, незамужней Грейс Харди был опыт по уходу за детьми. Мейзи вскоре подружилась с ней, обнаружив, что у них два общих увлечения: Грейс обожала готовить и любила музыку, пела в хоре.
Мейзи подружилась и с садовником и часто работала под его руководством в саду.
«Мэри-Лу» стояла теперь у пристани возле дома, и они иногда устраивали роскошные выходы в море, всегда в обществе Сони и ее детей.
Соня — и Мейзи верила, что это было не только в угоду брату, а из искренней привязанности, — стала ее близкой подругой. Они вместе ходили по магазинам, в кино и на концерты, вместе обедали в уличных кафе. Иногда приглашали друг друга в гости. Мейзи давала Сесилии уроки фортепианной игры и часто оставалась с детьми.
Она познакомилась с Лаэмом, мужем Сони, который ей тоже очень понравился. Мейзи лишь недоумевала по поводу того, что заставило Соню расстаться с ним.
Мейзи не сомневалась, что новость о ее беременности была встречена хорошо. Ей только очень хотелось спросить Рафа, знают ли его родственники о том, кто отец ее будущего ребенка. Но поскольку никто и никогда не упоминал при ней имя Тима Диксона, Мейзи подумала, что Раф закрыл для себя эту тему, и решила сделать то же самое.
История с островом Тонга никогда не всплывала. Как и предсказывал Раф, как только было объявлено об их женитьбе, эта история сразу стала малоинтересной для газетчиков.
Мейзи не оставляла и занятий музыкой. Она наняла преподавателя и с энтузиазмом принялась готовиться к диплому магистра.
Вроде все было в порядке. Но сейчас, на восьмом месяце беременности, она сидела за фортепиано, и ничто ее не радовало.
Причина была одна — Раф.
Да, он был добр, интересовался ее жизнью, но Мейзи чувствовала, что между ними — каменная стена, и это доставляло ей почти нестерпимую боль.
Он редко бывал дома, но, даже находясь в Брисбене, не всегда ночевал в доме, а пользовался своей квартирой, доставляя Мейзи новое мучение. Может быть, у него была любовница, а если и так, разве она могла осуждать его?
Конечно, она не нужна ему вот такая — грузная, расплывшаяся и неповоротливая. Да и кому бы она была нужна?
Ни детская комната, которую они с Соней декорировали, ни покупка детских вещей, даже мысли о малышке — ничто не помогало ей. И Мейзи начала задумываться о том, годится ли она, вообще, для роли матери.
Она все больше осознавала, что как мать-одиночка испытывает страшное духовное одиночество, даже при той беззаботной жизни, которой жила. Никто не мог восполнить отсутствующее звено — необходимую духовную связь с отцом ее малыша, — и это делало ее такой одинокой.
— Эй, кто-нибудь есть дома?
Мейзи поспешно вытерла лицо, а Вес встал, тявкнул и завилял хвостом.
В кабинет, превращенный в музыкальный салон, вошла Соня, которая, несмотря на бодрый голос, выглядела осунувшейся.
— Что случилось? — спросила Мейзи.
— Ничего. Я в полном порядке. — Соня потрепала Веса и добавила: — Что мне сейчас нужно, так это выпить чего-то крепкого.
— Садись. Сейчас налью. — Мейзи встала, взяла хрустальный стакан, плеснула в него бренди и протянула Соне. — Что произошло?
Соня отпила глоток и хмыкнула.
— Лаэм попросил дать ему развод, — сказала она, и слезы потекли по ее щекам. — Я сама во всем виновата!
— Почему? — мягко спросила Мейзи.
— Потому что я дура, — сказала Соня с надрывом. — Только теперь я поняла, что оттолкнула его тем, что никого, даже его, не подпускала к себе слишком близко. Я считала, что могу быть с ним, но держать его на расстоянии. Была убеждена, что он вернется после того, как решил пожить отдельно, надо только немного подождать.
Она судорожно вздохнула.
Мейзи опустилась на скамеечку перед Соней.
— О, Соня, я так сочувствую. Но… почему? Отчего ты стала такой?
Соня грустно сказала:
— Когда растешь в зоне боевых действий, то невольно пытаешься не принимать все близко к сердцу.
Глаза Мейзи округлились.
— Как это? Я не понимаю.
— У моих родителей были бурные отношения, это травмирует, а иногда и страшно пугает ребенка. По-видимому, я, инстинктивно, принимала сторону матери и, подсознательно, решила никогда не попадать в такое положение, как она. — Она пожала плечами. — Став взрослой, думаешь, что все уже осталось позади, но однажды, проснувшись, понимаешь, что ты окружила себя высокой стеной, через которую невозможно пробиться. — Она заплакала. — А теперь все слишком поздно…
Мейзи обняла ее и начала утешать, а когда Соня ушла, села и глубоко задумалась.
Может быть, дочери более чувствительны к такой ситуации в семье? Как взрывные отношения родителей повлияли на Рафа? Не стал ли он таким, как Соня? И не потому ли он, способный так много предложить людям, не находит времени для жены и семьи?
Ведь сказал же он ей однажды, что они с ней, каждый по своей причине, не смотрят на любовь сквозь розовые очки…
— А это значит, — пробормотала она, — что он никогда не полюбит тебя, Мейзи, если ты втайне надеешься на это! Но почему так тяжело?
На этот вопрос у Мейзи не было ответа.
Этому дню суждено было стать днем плохих новостей.
Раф вернулся домой раньше, чем обычно, и застал Мейзи на кухне за приготовлением ужина.
— Что ты делаешь? — спросил он, снимая галстук и резко расстегивая верхнюю пуговицу рубашки.
— Готовлю, — как всегда бодро ответила она. — Делаю куриную запеканку с грибами, пряностями, соусами и с беконом.
— А где Грейс?
— Ушла на репетицию хора. А я с удовольствием занимаюсь ужином.
Раф налил себе пива, а ей яблочный сок.
— Пойдем во дворик, мне надо поговорить с тобой.
— А нельзя поговорить здесь, ведь я готовлю?
Раф покачал головой, и Мейзи, сняв передник, отставила в сторону сковородку и вышла следом за ним.
Он повернулся к ней.
— Тим… умер, Мейзи.
Он зорко следил за ее реакцией.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Мейзи побелела и села.
— Умер? — севшим голосом повторила она. — Как?
— Несчастный случай во время подводного плавания на Вавау. Он спас чью-то жизнь ценой своей. Я… привезу его тело домой. Уеду сегодня, через час, и вернусь домой завтра утром.
Она в шоке уставилась на него. Потом прижала руки к животу, словно пытаясь защитить своего малыша от этой новости, а Раф Сандерсон сделал собственные выводы.
— Сожалею, — сказал он очень спокойно.
— Я- я не знаю, что и сказать…
— А тебе и не надо ничего говорить. Я сам сожалею о Тиме. Ты была права: ему было нелегко расти в моей тени, да еще с озлобленной матерью. Мне следовало понять это гораздо раньше. Поэтому я и не хочу, чтобы он был один во время своего последнего пути домой.
Мейзи не заметила, что по ее щекам текут слезы. И снова Вес, который неотступно следовал за ней, положил морду ей на колени.
— А когда, — продолжал Раф, — Грейс вернется домой? Я не хочу оставлять тебя одну… А, знаю. Я попрошу Соню…
— Не надо, — с трудом произнесла Мейзи. — У нее свои проблемы. А Грейс скоро вернется.
— Какие проблемы? — Раф нахмурился.
— Лаэм попросил развода.
Он тихо выругался.
— Я позвоню ей. Мейзи… а ты справишься?
— Разумеется! У меня все хорошо, так что обо мне не беспокойся. — Она отвела взгляд. — Это был… просто шок.
— Понимаю. — Он помолчал. — Пойдем, поможешь мне собраться.
— Я… Ты не возражаешь, если я побуду здесь немного одна, Раф?
Он почему-то нахмурился, а потом пожал плечами.
— Нет, конечно. Но помни, Мейзи, что он умер героем, и это было его сутью. Временами он бывал ужасным, но было в нем и хорошее.
Раф отвернулся и ушел.
— Не делай никаких глупостей, — сказал Раф.
Его сумка стояла в центре гостиной. На нем были защитного цвета брюки, клетчатая рубашка и вельветовый пиджак.
— Не буду, — обещала Мейзи.
— Тебе получше? — спросил он. — Да, кстати, Соня придет после ужина.
— Ой, ну зачем же? Между прочим, — Мейзи помолчала, услышав, что подъехала машина, — Грейс уже вернулась.
— Соня сама захотела. Тим был и ее кузеном.