На базе в Кубекове в мое отсутствие произошли значительные события. Во-первых, сторож Саша вместе с моим Петькой наловили бреднем рыбы (щук, лещей, карасей и, как ни странно, довольно больших карпов). Во-вторых, оказалось, что завтра у этого Саши день рождения, и он решил начать праздновать это событие с разгону, то есть с сегодняшнего дня. Для этого он пригласил к себе на базу жену, брата и друга Олега. Сперва они довольно здорово надрызгались все тем же «Агдамом», а потом втроем (Саша, Петька и Олег) пошли рыбачить. Когда же они вернулись с добычей, то Саша обнаружил, что его жена в совершенно возмутительном виде лежит в обнимку с его братом в вагончике, где обычно ночуют сторожа. И это Саше очень не понравилось, особенно в свете наступающих именин. Он высказал жене и брату все, что думал о них, но драться не стал. В-третьих, совсем рядом с базой, прямо за забором, весело гуляет компания красноярских врачей, прибывших на пикник прямо на машине «Скорой помощи». Люди в белых халатах уже прилично поднабрались, говорят на повышенных тонах, временами затягивают песни, а трое из них, двое мужчин и одна женщина, раздевшись, полезли купаться в широкое устье речки Кубековки, несмотря на категорическое отсутствие купальных костюмов.
Вообще, судя по всему, место это является идеальным для таких вот милых пикничков. Во-первых, это совсем близко от города и сюда, в Кубеково, ведет хорошая дорога, притом дорога тупиковая. Так что местечко это и близкое, и укромное одновременно. Во-вторых, здесь можно купаться. Надо сказать, что в самом Енисее купаться никак нельзя, так как температура воды зимой и летом в нем приблизительно одна и та же: около шести градусов из-за этой чертовой Красноярской ГЭС (не к ночи она будь помянута). Гигантское это несчастье сконструировано таким образом, что вода из-за плотины в русло реки попадает снизу, из придонной части. Поэтому Енисей зимой не замерзает на огромном протяжении (едва ли не до устья Ангары), а летом вода на том же пространстве остается ледяной. Так что даже рыбы никакой, кроме мелкого хариуса (этому чем холоднее вода, тем лучше), в Енисее поймать невозможно. Отсюда и третье притяжение Кубекова: здесь, в устье Кубековки, на границе теплой и холодной воды можно неплохо рыбачить. А ежели сюда добавить, что Кубековка при впадении в Енисей образует очень милое озерцо, окруженное плакучими ивами, что на стрелке этих рек лежит чистенький миленький пляжик с золотым песочком, а позади его раскинулся огромный заливной луг (тут Кубековка разливается во всю ширь в половодье), полный крупных и ярких цветов, то легко понять, отчего безумствовать сюда являются не только местные, деревенские жители, но и любители из огромного индустриального Красноярска (те, разумеется, у кого есть машины, свои или служебные).
Пока Саша с братом и женой выясняли родственные отношения, мы с Петькой и Олегом отправились купаться. Олег разделся, и я ахнул: это был не человек, нет, но ходячая Третьяковская галерея. Конечно, немало на своем веку повидал я всяческих татуировок: восходящих солнц с пояснением — «Сибирь», якорей, сердец, пронзенных стрелами, крестов, но более всего мудрых и трогательных изречений («Нет в жизни счастья», «Не забуду мать родную»), но такого!.. Олег весь от шеи до пят был густо заполнен произведениями искусства: на бедрах у него красовалось по разбитной голой девице в ковбойских сапогах и шляпах, с кольтами и хлыстами; на спине была многофигурная жанровая композиция, где гордый красавец одной рукой убивал соперника, а другой тискал грудастую одалиску в шароварах; на груди синела картина религиозного содержания с ангелами, крестами и поверженными чертями. На это пиршество вкуса вскоре явились и врачи, которые стали рассматривать Олега с нескрываемым восторгом.
— Идите сюда! — зазывно кричал грузин в длинных белых трусах. — Поглядите, тут такая красота! Где вы еще такое увидите?! Мы-то хоть иногда, в бане.
— Видали мы всякую красоту, — лениво отозвалась врачиха в белом халате, надетом на голое тело (ее трусики и лифчик розового шелку сохли на ветках ивы), — к нам, бывает, такие красавцы на прием приходят, глаз не оторвешь. Помню, был один, так у него на ягодицах были вытатуированы кошка и мышка — на одной половинке кошка, на другой — мышка. Он идет, задницей вертит, и кошка вроде как мышку ловит... — Однако к нам подошла и Олега, как и все прочие, стала рассматривать с большим интересом.
Олег, которому поначалу всеобщее внимание было очень лестно, вскоре стал тяготиться своей популярностью. Он зевнул, потянулся и, лениво протянув:
— А-а, идите вы все к такой матери! — прыгнул в теплую воду Кубековки.
Проплыв саженками несколько метров, выскочил он на берег и дунул в сторону базы, откуда через непродолжительное время вернулся с початой бутылкой «Агдама». Как человек широкой души, он эту бутылку протянул нам с Петькой, но мы от напитка отказались. Тогда он гигантскими глотками опорожнил ее, забросил опустевшую тару в кусты и, перевернувшись на спину, стал блаженствовать.
— Вон, видишь излучину? — показал он вдаль, ниже по течению Енисея. — Там у нас прежде деревенский толчок был. Место кра-а-а-сивое: черемухи полно, цветов всяких и, главное, года три кряду соловей свистел. Ох, и здорово же свистел, стервец. Сроду я не слыхал, чтобы в Сибирь соловьи залетали, один этот, сумасшедший. Представляешь: полная луна, Енисей катится рядом, гроздья черемухи везде смутно белеют, крупные — они в темноте еще крупней кажутся, — запахи такие, что голова крутом идет, и тут еще этот стервец со своими трелями... Как засвищет, засвищет, как распустит рулады — с ума сойти охота!..
— А где же тот соловей сейчас? — спросил Петька.
— Убили...
— Кто убил-то?!
— Да я и убил... Из ружья... — Олег перевернулся на живот. — Все мне этот соловей покою не давал: уж больно хотелось увидеть его... Что же это, думал я, за птаха такая, как выглядит?.. Года два все его подкараулить хотел — никак не получалось. Ну и в позапрошлом году вот тоже так выпил, взял ружье, пошел туда, к излучине. Ка-ак вмазал в эту черемуху пятеркой... Это дробь такая, — пояснил он Петьке, — черемуховый цвет дождем полетел, и в нем птаха... Вот этакая, — он согнул в щепоть свою гигантскую ладонь, — смотреть не на что... А ведь как пел, и чем?.. Сильно тогда парни осерчали на меня. Всем миром бить хотели...
— Ну и что, били? — поинтересовался Петька.
— Не-а. Я им ящик «Агдаму» поставил, и все мне простили.
Тем временем опустились сумерки, и люди в белых халатах стали собираться домой, да не тут-то было. Выяснилось, что у того самого грузина (он оказался шофером «скорой помощи») пропали джинсы и двенадцать рублей из кармана пиджака. Тогда врачи, предводительствуемые грузином в белых трусах, пошли на базу выяснять отношения.
Теперь уже сторож Саша находился со своей женой в вагончике, а его брат сидел на деревянной колоде и преувеличенно отсутствующим взглядом смотрел на загорающиеся звезды.
— Это ты! Ты — вахлак! — кинулся к нему грузин. — Отдавай штаны, скотина! Что же мне, в трусах в город ехать?! Ты думаешь, я пьяный, да?! Я все видел: как ты по кустам шарашился, в траве ползал... Что это, думаю, мужик на брюхе ползает?.. — пояснил он своим товарищам.
На шум из вагончика показались сторож Саша с женой.
— Да на кой они мне, твои штаны? — горячо возражал Сашин брат. — У меня вон свои лучше. Хочешь, я тебе их за так отдам, чтобы не выступал?.. На, бери. — Он начал расстегивать свои довольно жалкие брюки, но делал это как-то неуверенно.
Грузин подошел к нему вплотную, взял за пуговицу, притянул к себе и с силой прошипел в лицо:
— Хрен с тобой, паскуда! Носи мои джинсы на своей дешевой заднице. И двенадцать рублей мне не жалко — для настоящего мужчины это не деньги, а для такого ублюдка, как ты, — капитал. Пользуйся! И помни: дешевкой ты родился, дешевкой и подохнешь! — Резко оттолкнув обидчика, грузин в трусах, сверкающих в лунном свете, пошел к своей машине.
— Нет! — кинулся ему вслед Саша. — Нет! Ты и думать так не моги! Конечно, брат мой — последняя скотина, но брать чужого не станет! Нет! Нет! Вернись! Давай разберемся!
Растрепанная Сашина жена стояла рядом, и глаза ее горели огнем: чувствовалось, что она просто обожает всяческие скандалы (в особенности, я думаю, те, которые связаны лично с нею).
Мы с Петькой тщательно обшарили все близлежащие кусты (я по своей наивности думал, что грузин где-то снял свои джинсы и попросту забыл их), но конечно же ничего не нашли.
Врачи уехали на своей «скорой помощи» в Красноярск, а мы с Петькой вернулись на базу. База была совершенно пуста: сторож Саша с женой, братом и другом Олегом бросили свой пост (даже не предупредив нас об этом) и отправились праздновать день рождения в деревню. Мы с Петькой расстелили брезент среди ящиков, мешков и баулов, устроили нечто вроде навеса на случай дождя (правда, небо полно звезд, ну да береженого Бог бережет) и, утомленные обильными впечатлениями, уснули в своих спальных мешках.
12 июля
Рано утром я отправился в деревенский магазин за покупками. У нас с Петькой, кроме рыбы, наловленной вчера бреднем, сливочного масла, а также соли и сухарей, оставленных сторожем Сашей, нет никакой еды.
К сожалению, хлеба мне в магазине не досталось (тут это, оказывается, дефицит), купил я лишь чая, сахара и кофейного напитка. Ни один покупатель — будь то ветхая старуха либо бойкая молодка — без одной-двух бутылок водки или вина не уходил. Кроме того, запомнилась еще одна характеристическая особенность: в очереди стояли только женщины (да я с ними), мужчины же очередью категорически пренебрегали (они брали только выпивку и курево), и это, как ни странно, ни у кого не вызывало (то, что мужчины не стояли в очереди) никаких протестов.
Сторожа Сашу сегодня сменила пожилая тетка в теплом платке и толстых чулках. Целый день, не шелохнувшись, просидела она на том самом чурбаке, что стоял возле вагончика, и все грустно смотрела на пробегающую мимо воду великого Енисея.
Мы с Петькой аккуратно подготовили наше имущество к погрузке и стали ждать обещанный на сегодня «Топограф».
В полдень на собственной «Волге» приехал наш будущий попутчик, геолог Геннадий Павлович, и сказал, что Иван Филиппович уже улетел в Игарку, что катер капитан обещал подогнать нынче к вечеру, при катере будет баржа и на ней пойдет вездеход, на котором он, Геннадий Павлович, и будет работать весь этот полевой сезон. Вместе с ним будут еще двое рабочих: вездеходчик Валера и геолог Андрей (студент геологического факультета Томского политехнического института). Часам к трем они должны этот вездеход подогнать сюда, на базу, загрузить его и подготовить к полевым работам. «Топограф» довезет их до Подкаменной Тунгуски, а оттуда по горному правому берегу реки они будут двигаться самостоятельно. Мы с Петькой стали варить уху и жарить рыбу, а Геннадия Павловича послали на его «Волге» за хлебом.
Только-только он уехал, как случилось событие, совершенно поразившее наше воображение. Из деревни пришел хромой мужик с малюсеньким (метров семь-восемь, не больше) бредешком, попросту с большой авоськой. С этой своей смехотворной снастью он переплыл Кубековку, воткнул одну палку бредня возле камышей, а другую взял наперевес, обошел камыши и в одиночку (!) вытащил на песок полную авоську (килограммов тридцать—сорок, не меньше) рыбы, да какой: были там лапти (в основном карпы и лещи) килограмма по три-четыре каждый! Просто сходил за рыбой, как к себе в погреб: подошел, выгреб, сложил рыбу в здоровенный рюкзак (да вся она туда не вошла, часть ее пришлось замотать в бредень) и, хромая, ушел домой, не проронив ни слова. Петька даже позеленел от зависти и тут же заставил меня лезть с бреднем в воду. Но кроме полуведра окуньков в палец длиной ничего нам поймать не удалось.
Часов около трех притарахтел на базу вездеход с ребятами Геннадия Павловича, а следом за ним пришла машина с двумя начальниками: начальником отдела снабжения КО СНИИГГиМСа и начальником Борской базы СНИИГГиМСа. Начальники распорядились погрузить на вездеход кое-какое имущество для Борской базы и, кроме того, принесли нам грустное известие: Иван Филиппович выдал команде катера аванс, и вся команда дружно ударилась в загул, так что сегодня их, скорее всего, не будет. Это известие обрадовало только Геннадия Павловича — он решил уехать ночевать домой.
— Эх, рискну! — тряхнул он чубом. — Конечно, по закону бутерброда они объявятся, пьяные, сегодня вечером, ну да будь что будет! В крайнем случае пусть они переночуют здесь, а завтра спозаранку я буду на месте.
Рисковый Геннадий Павлович с начальниками укатил в Красноярск, а мы с Валерой и Андреем стали загружать вездеход. При этом тетка-сторожиха по-прежнему сидела на своем чурбаке и все так же, не отрываясь, смотрела на воду.
Поздно ночью вчетвером рыбачили мы бреднем, причем не только в Кубековке, но и в самом Енисее (вглубь, в ледяную воду ходил я и так замерз, что согрелся в своем мешке только под утро). Рыбы поймали прилично, хотя и не так много, как одинокий хромой мужик днем. А ночью на том самом месте, где вчера гуляли врачи, нынче была какая-то ужасная вакханалия: в темноте пылали гигантские костры, в колеблющемся свете пламени мелькали какие-то полуобнаженные (а может, и вовсе обнаженные, кто их там разберет) фигуры, визжала гармошка, слышался истерический женский смех, и женские пьяные голоса орали такие жуткие похабные частушки, что даже у меня, человека вроде бы все видавшего и слыхавшего, вяли уши.
13 июля
Как и положено, этот день был днем сплошных несчастий (вот и не верь после этого в приметы!). Сперва у Петьки открылся сильный понос (где и чего он умудрился сожрать неподходящего?). Потом вдруг меня скрутил сильнейший приступ лихорадки: моментально, в течение получаса резко подскочила температура, меня всего начал колотить озноб, голова была словно в огне, все вокруг плыло перед глазами, однако, как ни странно, ничего не болело. Я выпил таблетку аспирина, огромную кружку крепчайшего огненного чаю, залез в спальный мешок и заставил себя заснуть, приказав не просыпаться до тех пор, пока не вылечусь (это многократно проверенный мною и совершенно безотказный способ лечения, никакие другие мне не помогают). Однако долго мне спать не пришлось, потому что на базу вместе с Геннадием Павловичем прибыл и хозяин — начальник Попов, тот самый, о котором говорил нам сторож Саша. Сторожиха (уже не вчерашняя, а другая — испуганная рябая тетка средних лет) разбудила меня и представила пред грозные очи начальства.
— Кто вас пустил сюда?! — загремел начальник. — Какое право имели вы здесь располагаться?!
— Сторож Саша пустил, — влез в разговор Петька, — он так и сказал: располагайтесь, дескать, пожалуйста, мне места не жалко.
— Сашка?! — пуще прежнего взвился начальник. — Ну, я ему сейчас врежу. Сашку сюда! — скомандовал он онемевшей от ужаса сторожихе, и та кинулась в деревню.
Замечу, что местом сторожа на этой базе кубековские жители весьма дорожили и претендентов на него было предостаточно: все село, в сущности. Во-первых, это не работа, а сплошная синекура; во-вторых, работать-то (если по кубековским понятиям это вообще можно назвать работой) приходилось через двое суток на третьи; в-третьих, я полагаю, изредка сторожам с этой базы кое-что перепадало из списанного имущества, чтобы они держали язык за зубами.
— А ну! — продолжал между тем строжиться начальник Попов. — Сей же час сгребайте ваши манатки — и катитесь вон, за ворота! Чтобы через час и духу тут вашего не было!
— Ну куда, куда мы отсюда покатимся? — устало сказал я (все-таки был я довольно болен, а мне это в новинку). — Куда, скажите на милость, денем мы вот эти три тонны груза, что нам в Игарку везти? Вездеход с вещичками, ладно, мы за ограду выставить можем...
— А если у нас тут после вашего отъезда вещи пропадут, тогда что?! — кричал начальник. — Вы сели на катер — фью-и-ть! — только вас и видели! А у меня тут мешки спальные пуховые, полярные куртки на волчьем меху, унты собачьи!..