— Пятеро.
— Они дома?
— Да, все кроме одного.
— Кроме кого?
— Кроме бухгалтера Стирена.
— Где живет бухгалтер Стирен?
— В соседней комнате.
— Откройте ее!
— У меня нет ключа.
— Тогда мы взломаем.
— Ломайте.
Дверь комнаты бухгалтера Стирена легко поддалась отмычке.
Сыщики внимательно оглядели аккуратную обстановку, пошарили в шкафу и письменном столе.
В ящиках последнего они наткнулись на странные вещи.
— Похоже, что это отмычки.
— Да, как будто.
— И целый склад патронов.
— Патроны кольтовские.
— Мы останемся здесь и будем ждать бухгалтера. Если вы предупредите его...
Хозяйка запротестовала против этого предложения. Она никого не будет предупреждать. Она...
Ее тирада была прервана шумом входной двери и звуком чьих-то шагов в коридоре.
Бухгалтер Стирен пожилой, франтовато одетый человек, показался на пороге своей комнаты.
Он удивленно взглянул на хозяйку, на сыщиков, на приоткрытые ящики стола и, поняв в чем дело, разразился руганью.
— Вы оба ослы и самые последние идиоты!— крыл он остолбеневших шпиков. — Кто вас просил? Кто вас просил?
— Но позвольте...
— Пойдите вы к дьяволу! Испортить все! Так испортить! Я бы взял его голыми руками. А вы...
— Но мистер Стирен...
— Какой я к черту Стирен. Пусть из вас кто хочет будет Стиреном, а с меня довольно. Довольно с меня работать рядом с официальной полицией. Довольно.
Сыщики начинали кое-что понимать.
— Вы не Генри от Пинкертона?
— Да, я Генри от Пинкертона, жалкие идиоты.
III
Генри от Пинкертона всю свою жизнь мечтал о хорошем деле. Его поистине собачья служба до сих пор сводилась к тому, чтобы организовывать отряды штрейкбрехеров и с их помощью срывать стачки.
Конечно, это было выгодное дело, но у Генри натура была широкая, как клёш английского матроса, и он ждал того дня, когда ему подвернется дельце на несколько десятков, а может быть, и сот тысяч долларов. И день этот настал.
В этот прекрасный день глава предприятия, сам Пинкертон-сын, вызвал его в свой кабинет.
— Есть дело, Генри.
— Да, сэр.
— И посерьезнее, чем ваши штрейкбрехеры.
— Отлично, сэр.
— Думаю поручить его вам. Вы способный парень...
— Очень рад, сэр.
— Дают сто тысяч.
— О, сэр.
— Ваши пятьдесят процентов.
— Спасибо, сэр.
— За инструкциями немедленно отправитесь к мистеру Ллойд.
— К мистеру Ллойд?
— Да, чего вы таращите глаза?
— Я, ничего, сэр... Я...
И Генри с дрожащим сердцем переступил порог роскошного дворца мистера Ллойд, миллиардера, владельца копей на Западе, дорог на Севере, пароходов на Востоке и еще чего-то во всех частях света.
Безобразный, как обезьяна, худощавый, маленький Ллойд быстро и кратко изложил ему суть дела.
— Том Тимбери. Член коммунистического союза молодежи. В прошлом году организовал стачку на моих копях. Едет на конгресс КИМ-а. Это увеличит его популярность. Вернется — масса неприятностей. Убрать.
— Да, сэр.
Генри встал.
— Постойте. Сто тысяч, если просто уберете. Двести — если достанете документы, разоблачающие организацию, работающую в моих копях. Имена, явки и так далее...
— Да, сэр.
— Расходы отдельно. Получите.
Ллойд протянул Генри чек, и Генри едва не упал в обморок, увидя на нем цифру в десять тысяч долларов.
Он работал, как каторжник. Скоро, очень скоро напал он на след Тимбери. Возможность «убрать» представлялась несколько раз, но Генри мечтал о двухстах тысячах и поклялся добыть документы.
Он принял облик бухгалтера, поселился рядом с Томом, следил, ночами не спал и, наконец, узнал, что в ночь перед своим отъездом Том будет иметь у себя в комнате все нужные документы, чтобы привести их в порядок для передачи.
Двести тысяч были в кармане Генри.
И вдруг...
Официальная полиция никогда не поумнеет.
Том был приговорен к месячному аресту за какой-то митинг. Приговор был вынесен с единственной целью помешать его поездке на конгресс. И эти олухи, эти кустари, называющие себя сыщиками, не могли подождать и решили арестовать Тома за три дня до отъезда — тогда, когда никаких важных документов у него быть не могло.
Генри рвал на себе волосы.
— Вы арестовали его?—спросил он сыщиков.
— Нет, он бежал.
— Слава богу.
— Как?
— Слава богу, говорю я. Еще не все потеряно. Он должен уехать через три дня.
— Но он бежал, и мы не можем найти его.
— Вы не можете. Вы не можете. Я найду его. Сто тысяч дьяволов! Я найду!
И, оставив сыщиков переваривать случившееся, Генри от Пинкертона выбежал из квартиры.
IV
В одну короткую секунду, ту секунду, которая нужна была для того, чтобы женщина успела поставить ногу на перекладину лестницы, Том Тимбери успел передумать тысячу вещей.
Билет на пароход, отходящий через три дня у него в кармане. Документы тоже. Все сводится к тому, чтобы успеть взять другой билет на завтрашний пароход другой линии, или, еще лучше, сесть совершенно в другом порту.
Скрип перекладины, на которую ступила нога женщины, вернул его к ощущению действительности. Да. Прежде всего надо сойти с этой проклятой лестницы. Черт возьми. Сейчас она полезет вниз, заденет его, испугается, сорвется и... все пошло прахом.
Ему не удастся убежать. Надо предупредить ее. Но это значит выдать себя. Несомненно его примут за вора.
Нога женщины задержалась, не решаясь ступить ниже.
— Дик,—позвал женский голос.
— Что, дорогая?
— Подожди одну минутку, Дик. Я сниму туфли. У них слишком высокие каблуки.
— Хорошо.
Женщина снова вернулась на подоконник и, наклонившись, стала развязывать шнуровку.
Том Тимбери напряг свои мысли, чтобы использовать новую передышку.
V
Генри от Пинкертона излазил все крыши, все дворы и все заборы соседних домов. Никаких следов. Проклятый парень как будто в воду канул.
Генри от Пинкертона сел на ступеньки какого-то подъезда и принялся составлять план.
У парня билет на пароход, отходящий через три дня из городского порта. Ясно, что за этим пароходом необходимо установить слежку. Но также ясно, что с этим пароходом он не поедет и поэтому нужно начать слежку завтра же. Парень постарается уехать раньше. Возможно еще, что он изберет другой порт. Удобных для него портов, кроме городского, есть еще три. Надо следить за всеми поездами, идущими в эти порты. Один Генри этого сделать не сможет. Придется занять целый штат. Расходы, расходы, расходы.
Нет. Десять тысяч долларов, которые ассигновал ему Ллойд, не так уж много.
Генри встал и отшвырнул в сторону недокуренную папиросу. Так или иначе парень вместе с документами должен быть в его руках.
Документы. Ах, черт возьми. Ведь теперь все дело меняется. Эти олухи полицейские спугнули Тома, и совершенно ясно, что тот не станет возиться с бумагами. Придется отказаться от двухсот тысяч. Но зато сто будут в его руках. Тома Тимбери, он, Генри, уберет и уберет чисто.
Действовать, действовать.
Через пять минут он был в конторе Пинкертона, а еще через пять минут перед ним стояла дюжина отборных агентов с лицами дегенератов, убийц и карманщиков. Он быстро разогнал их во все стороны, пообещав каждому солидную сумму. Пинкертон-сын, слыша его разговоры, спросил:
— Откуда вы наберете столько денег?
— Я полагаю, сэр, что контора...
— Контора поручила дело вам. Придется вам платить из вашей половины.
— Но, сэр...
— Никаких но. Расходы сыщиков нас не касаются.
Генри подумал о чеке на десять тысяч долларов и проворчал про себя:
— Эксплуататоры проклятые. Выжиматели соков.
Если бы он предвидел раньше такой оборот дела, то вместо дюжины шпиков, взял бы шестерых.
За хлопотами, распоряжениями и составлением плана слежки он пробыл в конторе до утра.
На улицу он вышел, когда рассвет уже золотил высокий шпиль собора. Было слегка прохладно, и ночная тишина лежала еще не вспугнутая шумом движения.
Генри всей грудью вдохнул свежий воздух, снял шляпу, поскреб в затылке и подумал:
— Ллойд зарабатывает сто тысяч в минуту. Меня заставляет работать за эти деньги две недели. Черт возьми, — поймал он себя, —кажется, я начинаю бунтовать.
Высоко над городом, треском пропеллера, приветствуя утро, пролетел аэроплан.
Генри поднял голову.
— Высоко. Тысячи полторы метров.
VI
Наконец, туфли были сняты, и женщина снова опустила ногу, нащупывая перекладину.
— Ева, —позвал мужчина.
— Ну?
— Я боюсь за тебя. Право лучше я поднимусь.
— Чего ты боишься?
— У тебя может закружиться голова.
— Скорей у тебя закружится.
— У меня!
— Ну да.
— Дерзкая девчонка. Слыханное ли дело, чтобы у авиатора кружилась голова. Ты...
Мужчина на балконе не успел докончить начатой фразы. Голос, идущий откуда-то из стены дома, перебил его:
— Вы авиатор?
Женщина вскрикнула и крепко ухватилась руками за раму окна.
Мужчина удивленно поднял голову кверху.
— Вы авиатор? — настаивал голос. — Хотите заработать десять тысяч долларов?
— Какой негодяй позволяет себе такие шутки, — вспылил мужчина.
— Никаких шуток, — уверял голос. — Я предлагаю вам десять тысяч долларов.
Мужчина на балконе выхватил револьвер.
— Спускайтесь сюда или я подстрелю вас.
— Вы потеряете десять тысяч.
— Ну?
— Вам не нужны деньги?
— Раз.
— Десять тысяч солидным чеком.
— Два.
— На предъявителя.
Мужчина не успел сказать три, так как заговорила женщина:
— Дик, — сказала она, — имея десять тысяч, ты сможешь жениться на мне.
Мужчина на балконе опустил револьвер.
— Спускайтесь. Я согласен поговорить с вами.
Том Тимбери в два прыжка очутился внизу.
— Мистер Дик, — сказал он. — Вот посмотрите этот чек.
Дик взял чек, покрутил его, посмотрел на свет и, убежденный в подлинности, протянул обратно.
— Что я должен сделать, чтобы получить его?
— Доставить меня на аэроплане в Восточный порт. При этом ни о чем не расспрашивать и ничем не интересоваться.
— Чек хорош?—спросил голос сверху.
— Вполне.
— Я думаю, что тебе следует согласиться, Дик.
— Ваша невеста крайне разумна, — вставил свое слово Том.
Дик протянул руку.
— Чек.
— По прибытии на место.
— Сейчас.
— Нет.
— В таком случае я вас передам властям.
— Потеряете десять тысяч.
— Отниму чек и выгоню.
— Я сделаю заявление об утере чека.
— Убью вас.
— Не советую, — сказал Том и вытянул вперед руку с браунингом, — это вроде лотереи. Кто первый?
— Я уверена, что ты полетишь, Дик,—настаивала женщина из четвертого этажа.
— Я тоже приобретаю некоторую уверенность в этом.
— Согласен.
VII
Генри провел четыре шальных дня. Он метался как угорелый, тормошил своих помощников и только на пятый день, когда радио с парохода «Мария», посланное агентом Пинкертона, сообщило, что Том Тимбери на борту и что убрать его невозможно — Генри успокоился.
Успокоился, если только можно назвать спокойствием то чувство досады, гнева и разочарования, которое охватило его.
Сто тысяч шмыгнули мимо носа.
Мало того. Из десяти тысяч пять уйдет на оплату помощников. Остается пять чистой прибыли. Это конечно не плохо, но пять не сто. Пять в двадцать раз меньше.
Со вздохом полез он в карман и вынул бумажник, чтобы извлечь из него подлежащий реализации чек.
Что за черт. Чека нет в бумажнике.
Генри обшарил все карманы. В карманах ничего, кроме двух стальных наручников.
— Куда он мог деваться. А, стоп! Я, вероятно, оставил его в письменном столе комнаты, из которой я следил за Томом.
Он бросился туда. Комната на имя бухгалтера Стирена оставалась за ним. Он нетерпеливо взбежал по лестнице, не захотев ждать лифта.
Хозяйка приветствовала его и сказала:
— Вам письмо.
Генри сунул конверт в карман и бросился в комнату.
Он перерыл все ящики, все углы и закоулки. Он искал даже под кроватью. Чека не было.
Обескураженный бросился он в кресло и снова стал шарить по карманам. Попавшееся под руку письмо напомнило о себе.
— От кого это может быть? — подумал Генри, вскрывая конверт.
«Уважаемый мистер Стирен!
Оброненный вами чек на десять тысяч за подписью Ллойд нашел я. Я намеревался вернуть его вам, но обстоятельства вынудили меня использовать эту сумму для найма аэроплана. В настоящее время я вне Америки. По моем возвращении убыток будет вам возмещен.
Джо Джое»
Москва. Августа 7-го года.
Борьба за газ
(2-я премия на конкурсе «Смены»)
I
Было это в те дни, когда войска белой армии железным кольцом сжимали молодую Республику Советов.
Трудно приходилось красноармейским отрядам; в жестокой, неравной борьбе пядь за пядью отстаивали они, борясь с противником, за спиной которого стояла финансовая и техническая мощь Запада.
Все мы знаем, что конечной победой красные войска, в значительной степени, помимо своей собственной храбрости, доходившей до героизма, обязаны той помощи, которую оказывали нам западные рабочие. Все мы знаем, что во многих случаях оружие, предназначенное для деникинских и красновских банд, застревало на железных дорогах Германии, а снаряды, направлявшиеся к батареям Колчака, пропускали все сроки в портах Англии и Америки.
Когда-нибудь историк с тщательным вниманием соберет отдельные факты и эпизоды, в которых проявлялась в те дни великая солидарность мирового пролетариата, а пока позвольте мне, не историку, а беллетристу, рассказать один случай.
Профессор Сидней Эшби уже второй месяц напряженно работал в своей лаборатории. Профессор Сидней Эшби пользовался крупной известностью. Профессор Сидней Эшби заслужил кличку, которую дали ему во время войны четырнадцатого года — кличку «Сиднея Душителя».
Химик по специальности, профессор Сидней Эшби все свои познания в избранной им области посвятил изготовлению газов, применявшихся на войне под названием удушливых газов. Название не вполне верное, так как среди этих газов попадались и такие, которые действовали не на дыхательные, а на другие жизненные центры человеческого организма. Я не стану перечислять всех разновидностей этого «культурного» способа борьбы и ограничусь исключительно напоминанием о так называемом горчичном газе, примененном союзниками при ликвидации германского фронта. Этот газ, за короткое время действия, покрывал тело человека сплошными нарывами и, если не убивал, то, во всяком случае, надолго выводил из строя, причиняя страшные мучения.
Мы не смеем утверждать, что «Сидней Душитель» был причастен к этому последнему газу, но десятки других наверняка вышли из его лаборатории. В военных кругах профессор Эшби был своим человеком, и видные военные специалисты возлагали на его работы огромные надежды.
Сам профессор занимался свои делом с увлечением. В противоположность другим ученым, скрывавшим истинную цель своих лабораторных работ и старавшихся представить дело так, как будто их убийственные смеси предназначены в первую голову для саранчи и других вредителей, он прямо и открыто заявлял, что его цель — укрепление силы и мощи Англии. Выдержанный империалист, он научными путями обосновывал необходимость мирового торжества культурной английской нации и гордился тем, что все свои знания отдавал ее завоевательным целям. Совершенно поэтому понятно, что в отношении к большевикам его ненависть не знала границ и что все свои работы он посвятил отысканию средства, которое могло бы сделать непобедимыми армии интервенции и свело бы на нет военную мощь Советской Республики.
Над этим-то средством он и работал уже две недели.
В его обширную, по последнему слову техники оборудованную лабораторию, в течение этих двух недель наведывались руководители внешней политики страны и представители военных кругов, проявляя живейший интерес к ходу профессорских работ, и уезжали оттуда с сияющими лицами. Виденное они хранили в секрете, но по отрывочным сведениям, неведомыми путями проникшими в печать, известна было, что «Сидней Душитель» готовит нечто из ряда вон выходящее.