Рэнделл слушал, чувствуя, что у него вот-вот расколется голова. Он вдруг с ужасом понял, что все объяснения, которые выдумал по дороге сюда, — всего лишь слабый отблеск луны в сравнении с ярким солнечным светом. Сыны Птицы реальны, и не просто реальны — их существование оправданно. Рэнделл чувствовал, что ему знакома эта раса, о которой говорит Хоуг. Он взглянул на Синти и понял по лицу, что и ей все ясно.
Отныне все, чем они жили до этого, навсегда превратится в прошлое.
— Вначале была Птица, — сорвалось с его языка.
Хоуг равнодушно посмотрел на Рэнделла.
— Нет, — возразил он. — Птицы никогда не было. Но те, к го называет себя ее сынами, есть. Однако они тупы и спесивы. Их священная история — обыкновенное суеверие, но они в определенной степени сильны. То, что, как вы считаете, было всего лишь галлюцинацией, существует на самом деле, Эдвард.
— Вы говорите…
— Позвольте мне закончить. Вы видели все, как есть на самом деле, за исключением одного. До сегодняшнего дня вы видели меня только в своей квартире или в моей. Существа, за которыми вы следили, а также существо, напугавшее Синти, — сыны Птицы. Стоулз и его дружки.
Но вернемся к истории. Учитель не одобрил творения сынов Птицы и предложил кое-какие поправки, но художник либо поторопился, либо оказался просто невнимателен. Вместо того чтобы кое-что убрать, он, напротив, дописал то, чего не следовало.
Все это не имело бы никакого значения, если бы его работа не была отобрана на конкурс. Конечно же, ее заметили критики. Эти существа уродовали картину. Кое-кто высказал мнение, что ни к чему выставлять напоказ такое творение. Вот поэтому я и очутился здесь.
Хоуг поднялся, давая понять этим, что его рассказ окончен. Синти испуганно смотрела на него.
— Вы… вы…
Он улыбнулся.
— Нет, Синти. Не я создатель вашего мира. Вы как-то спрашивали меня о моей профессии. Так вот, я — критик.
Рэнделлу не хотелось верить во все это, но правда кричала о себе, и от нее трудно было отмахнуться.
— Я сказал вам, — продолжал Хоуг, — что буду изъясняться с вами теми терминами, которые вы используете. Вы должны знать, что оценивать такое произведение искусства, каким является ваш Мир, это совсем не то, что подойти к полотну и взглянуть на него. Этот мир заселен людьми, и он должен рассматриваться глазами этих людей. Я — человек.
Похоже, Синти это встревожило еще больше.
— Не понимаю. Вы что, вселились в человеческое тело?
— Я — человек. Среди человеческой расы существуют люди-критики. Каждый из них является воплощением критика, но в то же время он человек во всех отношениях, не ведающий о том, что он к тому же еще и критик.
— Вы сами себе противоречите.
Хоуг кивнул.
— До сегодняшнего дня этот самый человек, — он постучал себя по груди, — представления не имел, во что влез. Просто после некоторых вопросов Синти ему стало неловко оставаться прежним. Но он всего лишь человек, не более того. А существуют вопросы, на которые я, как Джонатан Хоуг, ответить не могу.
Джонатан Хоуг родился в обличье человека, чтобы наблюдать за некоторыми художественными аспектами этого мира и наслаждаться ими. А потом его стали использовать в разоблачении кое-какой деятельности этих дорисованных существ, которые называют себя сынами Птицы. Вы оба оказались втянуты в это расследование совершенно случайно. Но так уж получилось, что, общаясь с вами, я получил возможность наслаждаться истинным искусством. Вот потому-то я и решил взять на себя хлопоты и объяснить вам ситуацию.
— Что вы имеете в виду?
— Позвольте мне сперва рассказать о том, что мне пришлось наблюдать как критику. Ваш мир состоит из нескольких удовольствий. Это еда. — Он отщипнул от грозди винограда сладкую ягодку, положил ее в рот, раздавил языком и проглотил, смакуя целый букет ощущений. — Восхитительно и достойно удивления. Никому не приходило в голову превращать обыкновенную энергию в искусство. У вашего художника истинный талант.
Помимо этого, существует сон. Совершенно удивительное состояние, в котором самим художником дозволено создавать собственные миры. Теперь вы понимаете, надеюсь, — продолжал он с улыбкой, — почему критик должен быть именно человеком. Иначе он бы не смог спать, как все остальные люди.
Еще существуют алкогольные напитки — сочетание еды и сна. Есть удивительное наслаждение общения, подтверждение чему наш с вами пример. Конечно, здесь художник не изобрел ничего нового, но тем не менее это еще один плюс в его пользу.
Не стоит забывать и про секс. Как критик, я бы никогда не обратил внимания на нечто подобное. Но вы, друзья мои, заставили меня, Джонатана Хоуга, посмотреть на это иными глазами и найти в сексе нечто такое, до чего я бы никогда не додумался в своих собственных творениях. Да, ваш художник воистину талантлив. — И он посмотрел на них почти с нежностью. — Скажите, Синти, что в этом мире вы больше всего любите и больше всего ненавидите?
Она даже не попыталась ему ответить, а лишь поплотнее прижалась к мужу. Рэнделл обнял ее. Хоуг обратился к нему:
— А вы, Эдвард? Есть в этом мире нечто такое, ради чего вы отдали бы свою душу? Впрочем, не надо отвечать. Я все понял по вашему лицу и прочел в вашем сердце прошлой ночью, когда вы склонялись над постелью своей жены. Замечательное искусство, просто чудесное… вы оба. В этом мире мне удалось найти несколько образцов истинного искусства, что вполне достаточно для того, чтобы дать художнику возможность попытаться создать повое произведение. Но слишком уж много в вашем мире плохого, созданного небрежно, по-дилетантски. Я не могу проникнуться любовью к произведению искусства, если в нем не заложено трагедии истинной любви.
Синти бросила на Хоуга испуганный взгляд.
Хоуг поднял на нее глаза. В них было не сочувствие, а сдержанная благодарность.
— А как же может быть иначе, моя дорогая?
Она внимательно посмотрела на него, потом отвернулась и спрятала лицо на груди мужа. Рэнделл нежно погладил Синти по голове.
— Прекратите, Хоуг! — гневно сказал он. — Вы опять ее напугали.
— Простите, я этого не хотел.
— Не хотели, а сделали! А теперь послушайте-ка, что я вам скажу. Не слишком ли много в вашей истории несоответствий? Даже не потрудились гладко сочинить.
— Я таки знал, что вы мне до конца не поверите.
Но Рэнделл не верил ни одному слову Хоуга, поэтому, набравшись храбрости, он начал свою речь, не выпуская из объятий жену:
— А как насчет вещества под вашими ногтями? Что, про это вы забыли? А по поводу отпечатков пальцев?
— Вещество под моими ногтями никакого отношения к моему рассказу не имеет. Это служило одной цели — напугать сынов Птицы. Уж они-то хорошо знают, что это за вещество.
— Ну и что же это за вещество?
— Кровь сынов. Она попала под ногти по вине другой моей личности. Ну а что касается отпечатков пальцев, то Джонатан Хоуг — человек на самом деле боялся их оставить. Вы же помните, Эдвард.
Рэнделл это подтвердил, и Хоуг кивнул.
— Я все понимаю, но, честно говоря, даже сейчас не помню такого факта, хотя моя целостная личность все знает. У Джонатана Хоуга была нервная привычка вытирать предметы носовым платком. Возможно, он вытер им и подлокотники вашего кресла.
— Я этого не помню.
— Я тоже.
Но Рэнделл и не собирался сдаваться.
— Это далеко не все и даже не половина. Как насчет санатория, в котором вы якобы лечились? И кто вам платит? Где вы получаете деньги? Почему Синти всегда панически боялась вас?
Хоуг посмотрел на город, от озера начинал подниматься туман.
— Слишком мало времени, чтобы объяснить все до конца, — сказал он. — К тому же это неважно, поверьте мне. Хотя вы, конечно же, мне верите, хотите того или нет. Но вы затронули другой вопрос. Вот, — Хоуг вытащил из кармана целую пачку купюр и вручил их Рэнделлу. — Можете взять их себе, мне они уже не понадобятся. Через несколько минут я вас покину.
— Куда вы собираетесь?
— Обратно, к себе. Когда я уйду, вы должны сделать следующее: сесть в свою машину и немедленно уехать на юг через город. И ни в коем случае не открывайте окна, пока не отъедете от города на милю.
— Почему? Мне все это очень не нравится.
— Неважно. Делайте, как я вам сказал. И запомните, грядут перемены.
— Что за перемены?
— Я уже говорил вам, что сынами Птицы занимаются. Ими и всеми их делами.
— Кто и как?
Хоуг не ответил. Он пристально смотрел на туман, который полз на город.
— Думаю, мне пора. Делайте, как я вам сказал.
Он встал.
Синти подняла голову.
— Не уходите! Только не сейчас!
— Что вы сказали, моя дорогая?
— Мы должны знать одну вещь: мы с Тедди будем вместе?
Он посмотрел ей в глаза.
— Я все понимаю, только я этого не знаю.
— Но вы должны знать!
— Нет, я не знаю. Если вы оба — существа этого мира, то ваши жизненные пути могут и соприкоснуться. Но, кроме меня, есть и другие критики, и вы это знаете.
— Критики? Что они должны сделать с нами?
— Ничего. Просто кто-то из вас двоих может оказаться критиком. Помните, критики — люди из этого мира. До сегодняшнего дня я и про себя ничего толком не знал. — Он посмотрел на Рэнделла. — Вот он вполне может оказаться критиком. Однажды я заподозрил его в этом.
— А я?
— Я слишком плохо вас знаю. Но думаю, это маловероятно. Понимаете, мы не имеем право знать друг друга, поскольку это исказило бы наше артистическое восприятие.
— Но если мы не одинаковы, тогда…
— Все, — неожиданно произнес Хоуг, не то чтобы решительно, но таким категоричным тоном, что Рэнделлы испугались. Он наклонился над скатертью с яствами, отщипнул еще одну виноградину, съел ее и закрыл глаза.
Рэнделл наконец не выдержал.
— Мистер Хоуг!
Никакого ответа.
— Мистер Хоуг!
И снова молчание. Рэнделл отодвинулся от Синти, встал, подошел к Хоугу и тронул его за плечо.
— Мистер Хоуг!
Они подождали еще несколько минут.
— Черт побери, но не можем же мы бросить его здесь! — воскликнул Рэнделл.
— Тедди, он знал, что делает. Нам надо в точности следовать его инструкциям.
— Ну хорошо, в конце концов, мы можем остановиться в Вокегане и заявить в полицию.
— Сообщить им, что мы оставили мертвого человека здесь, на склоне холма? Ты что, думаешь, они скажут «о’кей» и запросто отпустят нас? Нет, Тедди, надо сделать то, что он нам сказал.
— Милая моя, как ты можешь верить всей этой ерунде, которую он тут наплел?
Она внимательно посмотрела на него, и на ее глаза навернулись слезы.
— А ты сам веришь? Только честно, Тедди.
Он отвел глаза и сказал:
— Ладно, неважно! Мы сделаем так, как он сказал. Идем.
Туман, поглотивший город, рассеялся, когда они съехали с холма и направились к Вокегану. Установилась яркая солнечная погода. Воздух был свеж и прохладен, поэтому предупреждение Хоуга по поводу окон, казалось, было вполне оправданным.
Они держали путь на юг через пригород Чикаго. Движение стало оживленней, поэтому Рэнделл внимательно следил за дорогой. Никто из них не испытывал особого желания разговаривать.
Они уже оставили позади кольцевую дорогу, когда Рэнделл наконец сказал:
— Синти…
— Да?
— Мы все-таки должны сообщить кому-нибудь о Хоуге. Как только встретим полицейского, я попрошу его связаться с участком в Вокегане.
— Тедди!
— Не беспокойся. Уж предлог-то я придумать сумею, чтобы нас не заподозрили. Как ты знаешь, этот трюк у меня отработан.
Она знала, что его изобретательность не имеет границ, особенно в делах подобного рода, а поэтому не стала возражать. Проехав несколько кварталов, Рэнделл наконец увидел постового, который стоял на тротуаре, греясь на солнышке и наблюдая за детьми в песочнице. Рэнделл остановился у кромки тротуара рядом с ним.
— Открой окно, Синти.
Она, не задумываясь, выполнила его просьбу, но тут же вскрикнула от ужаса.
За открытым окном не было солнечного света, не было полицейского, не было детей — ничего не было. Кроме серого, бесформенного тумана, пульсирующего медленно и плавно, словно зарождающаяся Вселенная. Сквозь него нельзя было разглядеть город, но не потому, что его застилал туман, а потому, что вокруг была одна… пустота. Ни звука, ни движения.
— Закрой окно! — заорал Рэнделл.
Она попыталась это сделать, но руки не слушались от страха. Рэнделл перегнулся через нее и быстро закрыл окно сам.
И снова засияло солнце, освещая идиллическую картину жизни. Сквозь стекло они видели полицейского, мальчишек в песочнице, тротуар и здания. Синти положила ладонь на руку мужа.
— Поехали, Тедди!
— Подожди-ка. — Он повернулся к своему окну и очень осторожно приоткрыл его — всего лишь на десятую долю дюйма.
Этого оказалось достаточно. Бесформенный серый туман поглотил все вокруг. Сквозь стекло хорошо просматривался город, дорога, машины и ясный день, а в открытом окне была пустота.
— Едем, Тедди, пожалуйста!
Но торопить его уже не было необходимости. Рэнделл рывком с места набрал скорость.
Их дом стоит почти рядом с заливом. Если выйти на вершину холма, оттуда открывается прелестный вид на море. В деревушке, куда они ходят за покупками, живет всего восемьсот человек, но для них достаточно и этого. Они не стремятся завести друзей и всегда держатся вместе. Если Рэнделл идет в поле или на огород, Синти берет с собой какое-нибудь рукоделие. Если они отправляются в город, то всегда шагают рука об руку.
Он носит бороду, и это не странность, а необходимость, поскольку в их доме нет ни одного зеркала. Что касается странностей, то одна вполне может шокировать любого нормального человека, узнай он об этом. Когда они ложатся спать, то прежде, чем выключить свет, соединяют себя наручниками.
Брайен Гарфилд
ПОЕДИНОК СО ЗЛОМ
Позднее он вспомнил, где был во время нападения на Эстер и Кэрол.
Это, вероятно, произошло через несколько минут после того, как закончился обед. Обедал он с клиентами и выпил довольно много спиртного. Слегка пошатываясь, Пол вышел на улицу с Сэмом Крейцером, и они поймали такси. Следуя по Седьмой авеню, такси попало в пробку на Таймс-сквер. Пол вспомнил, что чуть было не задохнулся от выхлопных газов стоявшего рядом с такси автобуса. Это, должно быть, произошло именно тогда… Полиция установила время нападения, два сорок пополудни…
Середина бездеятельного дня. По тротуарам слонялись туристы и проститутки — ленивые, неопрятные. На углах мужчины в испачканных сажей теннисках продавали игрушки и поясные ремни. Обычно не видно, как загрязненная атмосфера действует на легкие, поэтому на нее не обращают внимания, но выхлопные газы автобуса вызвали у Пола кашель, а из-за кашля разболелась голова. Он потер глаза.
Сэм Крейцер закурил сигарету.
— Дело дошло до абсурда: безопаснее дышать через фильтр сигареты. — Он потушил спичку, выдохнул дым. — Боже, посмотрите на это чудовище.
— Какое чудовище? — спросил Пол.
— Новое здание «Астора». Бетон и пластик на месте старого отеля. «Встретимся в баре «Астора», — задумчиво произнес Сэм Крейцер, и это вызвало у Пола волну воспоминаний.
— Какой стыд! Политики вопят о вандализме, а сами сносят исторические монументы и освобождают место для этих инкубаторов.
Такси тронулось рывком и проехало с полквартала. Пол спросил:
— Как идут поиски дома?
— Никакого успеха. Весь уик-энд мы искали в Уэстчестере…
— Наверное, нужно поискать где-нибудь в другом месте.
— Я вряд ли выдержу долгую ежедневную езду на работу из пригорода и обратно. Но мы подумываем о том, чтобы снять дом в аренду — возможно, в Леонии или в Форт-Ли. Где угодно, только бы выбраться из Манхэттена. Надо было сделать это уже давно. — Сэм похлопал себя по колену. — Да и вам с Эстер тоже.