«Дорогой Федя, через день после того, как ты с ребятами был у меня, — писала Елизавета Павловна, — я виделась с Николаем Ивановичем, тем самым моим учеником, который в десятом классе дружил с Надей. Я выяснила, где они сидели, и хотела написать вам об этом на адрес школы, но получила письмо от тебя, в котором ты просишь, чтобы я не забыла твою просьбу. Вот я и отвечаю тебе: Надя сидела на четвёртой парте крайнего к окнам ряда. Но не у окон, а к проходу…»
— На Борькином месте сидела, — отбирая у нас письмо, сердито сказал Федька, — а он с этого места чуть ли не каждый день пересаживается. Болван!
— Глупец! Осёл! — принялись мы с Павликом ругать Борьку, хотя он был ни в чём не виноват. Ведь он ещё не знал об этом.
Но Принц не дал нам как следует обсудить это удивительное известие и призвал к порядку. Мы сели заниматься. И тут Павлик, посмотрев на Федьку, совсем неожиданно для меня сказал:
— Вчера Григорий Михайлович спрашивал нас, в каком виде ты занимаешься.
— Что значит «в каком виде»? — удивился Федька.
— А то, что «скоростную умнетику» очень трудно воспринимать неумытым и растрёпанным. Посмотри, какой у тебя вид! Ужас!
— Теперь понятно, почему ты в прошлый раз в делении путался, — подхватил я, — у тебя даже руки грязные.
— И уши, — заметил Павлик. — Григорий Михайлович велел, перед тем как садиться изучать его систему, приводить себя в полный порядок.
— Для чего это? — засомневался Федька.
Я не знал, что ответить, но Павлик ответил замечательно, по-научному. Бессменному санитару помогли его знания.
— Когда хорошо умоешься, на лице и руках открываются невидимые для глаз поры. Организм начинает лучше поглощать кислород, а он, действуя на мозг, способствует лучшему усвоению знаний. — И, подумав, добавил: — Кроме того, необходимо делать массаж головы, то есть причёсываться. Прилив крови к головной коре очень важен.
— Да, — подтвердил я, — Григорий Михайлович сказал, что такие упражнения перед занятиями по его системе нужны так же, как производственная гимнастика рабочим.
— Григорий Михайлович очень извинялся, что забыл предупредить тебя сразу, — сказал Павлик, — он думал, что говорить об этом незачем. Ведь быть чистым и опрятным надо всегда.
«Молодец Павлик, здорово Принца пристыдил! — обрадовался я. — Насядем на него со всех сторон…»
Федька взял полотенце и заковылял в кухню. Мылся он долго. Мы даже подумали, уж не случилось ли с ним чего, и пошли за ним. Принц мыл голову. Он тёр её так ожесточённо, что хлопья мыла, точно белые птицы, разлетались по всей кухне.
— Вот это хорошо! — сказал довольный Павлик. — Сегодня мы позанимаемся по всем правилам.
С радости он даже помог Федьке вытереть голову.
На занятиях Принц сидел необыкновенно чистый и приглаженный. Видеть его таким было непривычно. Глядя на него, мы отвлекались то и дело. Но Федька соображал как никогда. То ли он в самом деле поверил Павлику, то ли был сегодня внимательнее, чем всегда. Когда мы собрались уходить, Федька сказал:
— Жалко, я в те дни перед занятиями не умывался. Ну да ничего. Завтра я до пояса вымоюсь.
От этих слов Федьки бессменный санитар Павлик так и засиял улыбкой.
На другой день Федька встретил нас в полной учебной готовности. Волосы его блестели, словно в них отражалось солнце. А лицо было белее капустной кочерыжки. Но, как только мы передали Федьке записку от Григория Михайловича, в которой он писал, что теперь Федя может смело решить любую задачку третьего года обучения, Принц помрачнел.
— Попробуй реши, — предложил я Федьке.
— А вдруг не смогу? — заволновался он. — Нет, я лучше ещё немного позанимаюсь, а потом попробую.
— Зачем откладывать? Если не получится, Григорий Михайлович меры примет, — убеждали мы Федьку.
— Реши хоть эту, — сказал я и, небрежно открыв задачник третьего класса, продиктовал Федьке условие одной из задач.
— На нас не обращай внимания, считай, что ты один, — сказал Павлик.
Мы вышли из-за стола.
Федька решал задачку с переживаниями. Следить за ним было очень интересно. Брови у него нахмурились и сползли друг к другу так, точно собрались бодаться. Лицо вытянулось и стало похоже на огурец с пупырышками. С таким видом он читал условие задачи. Потом глаза его заблестели, как у дикаря, одолевшего в неравном поединке хищного зверя. Он схватил авторучку и стал торопливо писать. Но вдруг остановился и сказал нам, улыбаясь:
— Эту задачку и решать нечего. Я всё в уме знаю. Сначала надо сосчитать, сколько тракторов вышло в поле, а потом помножить тракторы на часы.
— Вот и помножь, — сказал я. — Григорий Михайлович велел нам принести решённую тобой задачу.
Федька не спорил.
— Пожалуйста! Решил! — сказал он минут через пять.
— А ответ сходится?
Мы все трое схватили задачник.
— Не тот ответ, — упавшим голосом произнёс Федька.
— Как — не тот? — накинулся на него Павлик. — Ты что, соображать разучился?!
Федька вытаращил на нас непонимающие глаза. Мне стало жалко его, и я подсказал:
— Сорок восемь часов — это то же самое, что двое суток.
— Верно! — воскликнул Федька и вдруг опять испугался: — Как я не сообразил? Почему не догадался?
— От волнения, — успокоил я Принца и потряс его тетрадью. — Знания у тебя есть. Даже в уме мог решить.
Федька согласно закивал головой:
— Волновался я здорово. Это верно.
Мы перешли к упражнениям по русскому языку. В этот вечер позанимались как следует.
А на другой день, едва мы снова пришли к Федьке, он нетерпеливо спросил:
— Ну, что Григорий Михайлович сказал, когда вы ему мою тетрадь показали?
— Сказал, что теперь тебе нужно решать и те задачки, которые задаёт на дом Ираида Кондратьевна, — нашёлся я с ответом.
— Как же так? — сразу помрачнел Федька. — Он говорил, что надо заниматься только его системой.
— Теперь эти задачки входят в твою программу, — объяснил Павлик, — порешаем их несколько дней и уйдём вперёд.
— Если несколько дней, тогда другое дело, — согласился Федька.
Мы решили три примера из курса «скоростной умнетики» и все вместе стали делать заданные на дом уроки.
Принц раскрывает наш секрет
Дела у Федьки шли на лад. В его тетрадях, которые мы стали приносить Ираиде Кондратьевне, уже стояли две четвёрки и одна пятёрочка. Ребята, особенно председатель Генька, были довольны нами. Генька уже несколько раз громко, на весь класс, хвалил меня с Павликом и даже поставил в пример девчонкам, которые никак не могли найти подход к Федькиной свите. А когда мы принесли Геньке сделанные Принцем подписи к фотографиям Нади Матвеевой, он так обрадовался, что приказал Женьке Рогову отметить нас в новом номере стенгазеты, которую тот готовил ко Дню Советской Армии. А Принцу-Федьке отправил вместе с нами срочную телеграмму: «Работа принята с оценкой отлично. Поздравляю. Желаю скорей поправиться. Директор музея-уголка Нади Матвеевой Геннадий Шубин».
Федька прочитал телеграмму, улыбнулся и прислонил её к вазочке, которая стояла на верху этажерки так, что телеграмма бросалась в глаза каждому, кто войдёт в комнату. После этого Принц-Федька тоже принялся хвалить нас. Сначала как ассистентов Григория Михайловича, а после просто как своих одноклассников и хороших ребят. Вот до чего расчувствовался!
В школе на следующее утро нас похвалил Игорь Ираиде Кондратьевне.
— Упорные ребята! Своего добьются! — сказал он про нас.
— Что они все, сговорились, что ли? — как бы между прочим произнёс довольный Павлик и скромно добавил: — Ведь ничего особенного мы не делаем. Просто подтягиваем товарища.
— Конечно, — согласился я, — не будь нас, это сделали бы другие.
— Ну, знаешь, ещё не каждый стал бы возиться с Федькой, — заспорил Павлик. — Но всё равно никакого подвига мы, конечно, не совершили.
Ему, наверное, очень хотелось, чтобы я сказал: «Нет, подтягивать Принца — это тоже подвиг», но я промолчал, потому что думал о другом. Я думал о том, что, уж если всё идёт так чудесно, все нас хвалят, можно один раз и не позаниматься с Принцем. Я сказал об этом Павлику, и после уроков мы пошли не к Принцу, как ежедневно, а в Дом культуры на кинофильм «Полосатый рейс». Эта картина шла сегодня в последний раз, и не посмотреть её, как говорит в таких случаях моя мама, «было бы просто преступлением».
В кино мы так и покатывались с хохоту. От смеха у меня даже заныли скулы, а у Павлика не высыхали в глазах слёзы. Но если бы мы знали, что нам придётся пережить завтра, то моментально бросили бы смотреть кино и сломя голову помчались заниматься с Федькой.
А назавтра произошло вот что.
Когда мы пришли к Принцу-Федьке, его не оказалось дома. Но в этом ещё не было ничего ужасного. Федька уже два дня ходил по комнате на костылях и сегодня мог выйти на улицу и подышать свежим воздухом. И я почти оказался прав. Потому что Федькина соседка, та самая, которая работает контролёром в Доме Культуры, вышла к нам и сказала:
— Вы подождите, Федя ушёл в больницу и почему-то задержался.
Мы прошли в его комнату и сразу увидели на Федькиной кровати задачник третьего класса. Откуда он появился у Принца? Ведь задачник, из которого он решал прошлый раз задачку, мы предусмотрительно унесли с собой. Его ни в коем случае нельзя было показывать Федьке. В нём одна за другой идут задачки, которые мы решали с ним по приказу Ираиды Кондратьевны, переписывая их в специальную тетрадь. На обложке этой тетради стояли четыре большие буквы СНСУ — что означало «Система научной скоростной умнетики». Перелистав задачник, всякий дурак сразу поймёт, что никакой системы нет, просто мы замаскировали под неё повторение прошлогоднего материала.
Только мы раскрыли задачник, как тут же убедились, что Федька не дурак и всё понял. Номера всех решённых нами задачек по системе «скоростной умнетики» были обведены кружками. А под самой последней задачкой рукой Федьки было написано вот такое ужасное для нас четверостишие:
Мне показалось, что я провалился в ледяной колодец. А Павлик, который был самым честным человеком из всех ребят, которых я только знал, почувствовал себя не лучше оплёванного верблюдом мужчины в шляпе.
— Давай уйдём, — предложил он после нашего многозначительного молчания.
Мы пошли к двери. Но раньше нас её открыл с противоположной стороны Федька. Размахивая костылями, он тут же закричал:
— Вот вы какие! И зачем только я связывался с вами!
Мы так и обмерли! Ну и заварится сейчас каша…
Федька подошёл ко мне и, глядя в упор, строго спросил:
— Почему вчера не пришли заниматься?
Услышать это от Федьки мы не ожидали и потому растерялись ещё больше.
— Мы… э… плохо себя чувствовали, — соврал с перепугу Павлик.
— А я из-за вас страдать должен?! — оборвал его Федька. — Вы знаете, что пропущенный день в «системе умнетики» равен месячному прогулу. Я высчитал!
Тут Принц увидел раскрытый задачник и мгновенно побледнел.
— Читали, какие я после вашей «умнетики» стихи стал сочинять? Читали? — грубо спросил он и захохотал совсем не смешным, деланным смехом. А потом стал противно кривляться и кричать, как на базаре: — Доверенные лица, не хотите ли вы удалиться?
Я понял, что сейчас всё погибнет, и сам закричал во всё горло:
— Ничего мы не читали, а ты не воображай! Стихи сочинять не все могут! Ну, покажи, покажи, что ты сочинил?
Федька ужасно обрадовался. Он тотчас перестал кричать и сказал своим обычным голосом:
— Не читали, ну и хорошо, что не читали!
Мы с Павликом так и уставились друг на друга. Выходит, Федька хоть и раскусил наш секрет, а всё равно хочет продолжать игру. Что ж, мы с удовольствием поддержим его.
— Видишь, какая сила в «скоростной умнетике», — сказал я Федьке, — тебя даже стихи писать потянуло.
Обстановка разрядилась, и мы принялись выкладывать на стол учебники и тетради.
Федька тоже успокоился. Садясь заниматься, он сказал нам:
— Вчера у меня вместо вас Антон с Гришкой были. Пришли и спрашивают: «Хочешь задачки, которые на дом задали, списать?» — «Спасибо, — говорю я, — я их ещё третьего дня с Мошкиным и Хохолковым решил». — «Очень хорошо, что решил, — отвечают они, — тогда дай нам списать. А то мы в кино идём, и думать некогда».
Мы с Павликом снова переглянулись. Зря, выходит, девчонки нашего звена утром радовались. Они думали, что свита сама задачки решила. А Гришка с Антоном вон что выкинули. Ну и ловкачи!
Я сказал Принцу-Федьке:
— Если они опять придут, ты им так просто списывать не давай. Сначала объясни решение, чтоб поняли. А то что же получается. Все стараются свои недостатки побороть, а они уроки списывают.
— Для них списать уроки — тоже шаг вперёд, — заступился за своих дружков Федька, — раньше они совсем об уроках не думали.
Услышать такие слова от Федьки я не ожидал. Раньше он так умно не говорил.
— Ладно, кончайте базар, — потребовал от нас Павлик, — давайте заниматься.
— Что ты шумишь, — добродушно заметил Принц-Федька, — сейчас будем.
«Будем»! Слышите? «Будем заниматься!» — и это Федька сказал после того, как догадался, что «скоростной умнетики» нет, и мы просто занимались с ним повторением, чтобы лучше разобраться в математике! Понимаете, что это значит? В Федькиной голове произошла революция! Мне вдруг захотелось подбежать к окну, распахнуть его, несмотря на мороз, и крикнуть на всю улицу: «Ребята, мы начинаем заниматься!»
Но делать этого было нельзя. И потому я взял толстый задачник и с удовольствием хлопнул им Принца-Федьку. Но хлопнул уже совсем не так, как я хотел это сделать дней десять назад. Помните?
Можете нас поздравить!
Прошла ещё неделя, и Принц-Федька явился в класс. Ираида Кондратьевна спросила его:
— Можешь урок ответить?
Принц поднялся из-за парты, взял дневник и молча вышел к доске. Ираида Кондратьевна спросила его, какая дробь называется десятичной, и продиктовала два примера. Я ужасно переживал за Принца. Хуже, чем когда сам отвечаю. Наверное, и Ираида Кондратьевна вот так же за всех нас волнуется. А мы даже не думаем об этом. Наконец Принц осилил примеры, и Ираида Кондратьевна сказала:
— Поставлю тебе четвёрку. Но старайся и дальше. Пока эта четвёрка условная.
Принц даже вида не показал, что доволен. Как спокойно двойки получал, так и эту четвёрку. Ничего на лице не отразилось. Только когда Ираида Кондратьевна повернулась к нам, вдруг прошёлся перед классной доской на руках.
— Батов, у нас не манеж цирка, а класс, — укорила его Ираида Кондратьевна.
— У Феди ещё нога не совсем прошла, плясать-то не может, вот и радуется на руках, — выручил его Борька-Кочевник и засмеялся, но уже не по привычке, а потому что был очень доволен отметкой, которую получил Батов. Он даже сказал ему: — Хочешь, садись на моё место. Не жалко!
— Хочу, — признался Федька и предупредил: — Только ты с моего каждый день не скачи, как воробей.
— Какой же Я буду Кочевник, если приземлюсь? — засмеялся Борька.
— А ты перестань быть кочевником! — приказал Генька.
— Настоящие кочевники и те уже оседлыми стали, — сказала Борьке Ираида Кондратьевна и вышла из класса.
Председатель Генька понёс за ней в учительскую наши тетради с домашними работами. На ходу он стал рассказывать Ираиде Кондратьевне, как упорно занимался Федька во время своей болезни дома. Как будто Геньке это было известно лучше нас.
А Принц-Федька всё ещё стоял у доски с дневником в руках. Он был дежурный, но ему, видно, очень не хотелось стирать с доски правильно решённые им примеры.
Вместе с Павликом я подошёл к Борьке-Кочевнику и, кивнув на Батова, показал руками, будто подбрасываю его. Борька понял меня и подмигнул.
Втроём мы подскочили к Федьке и схватили его, стараясь приподнять.
— Качать четвёрочника!
— Качать! — закричали мы.
— Что вы! Какой я четвёрочник, отстаньте! — стал отбиваться Федька. — Первая ведь, чудаки! — И вдруг сам схватил меня за руку. — Мошкина надо качать. Это он меня донимал.