— Не забудьте и про меня, дорогие друзья, когда я вдруг заболею. Разве можно так пугать старого друга?
Пришли они домой к Суслику. А тот на охапке сена лежит и тяжело дышит.
— Ещё жив, — промолвил старина Ёж.
— Ну, как мы себя чувствуем? — по-врачебному бодро и вежливо спросил Хома больного. Он это у доктора Дятла перенял.
— Спасибо. Помираю, — слабо ответил Суслик.
— Типун тебе на язык! — испугался старина Ёж.
— Я и так больной, — обиделся Суслик.
— Помолчите, больной, вам разговаривать вредно, — приказал Хома и обернулся к Ежу. — Надо бы его дыхание послушать. Ты будешь проверять или я?
— Только не он, — пропищал Суслик, скосив глаза на Ежа. — Он колючий!
— Не дышите, — наклонился Хома и приложил ухо к его груди. — Замрите.
Суслик послушно замер.
— Теперь отомрите и дышите.
Суслик вновь задышал, как паровоз.
— Так, — удовлетворённо заметил Хома. — Жить будет.
— Как ты определил? — восхитился старина Ёж.
— Врачебная тайна, — важно сказал Хома.
— А всё-таки? — еле слышно спросил сам Суслик. Больной-больной, а интересуется.
— Много будете знать, скоро состаритесь, — пообещал ему Хома.
— Как я, — поддакнул старина Ёж. — Я быстро состарился. Много знаю.
— Есть хотите? — заботливо присел Хома на постель рядом с больным. Надоело стоять.
— Да, — поспешно ответил Ёж.
— Нет, — буркнул Суслик.
Хома недовольно посмотрел на Ежа и снова повернулся к больному:
— А если подумать?
Суслик подумал. И тихо сказал:
— Вообще-то поел бы… Что-нибудь лёгкое…
— Хорошо. Второй капустный кочан съели бы? Лёгкий кочан, — уточнил Хома.
Суслик опять задумался. И сказал:
— Могу.
— Очень хорошо! — воскликнул Хома.
— А лёгкий кочан где? — повернул голову Суслик.
— Нет и не было, — довольно рассмеялся Хома. — Зато аппетит возвращается, на поправку идём.
— Издеваешься? — рассердился Суслик. Даже голос прорезался.
— Положено так. Доктор Дятел всегда у больных про еду спрашивает. Итак, — подытожил Хома, — придётся вам, больной, бросить все вредные привычки.
— Нет их у меня!
— Шутим? А кто большущий кочан капусты в одиночку съел?
— Кто? — опять поддакнул старина Ёж.
— Ну, я… — нехотя признался Суслик.
— Вот вам и первая вредная привычка, — указал на него Хома. — Вредная для друзей — близких и дальних!
— И старых, — подтвердил старина Ёж. — Мог бы и нас угостить.
— Тогда бы и вы заболели… — простонал Суслик.
— Запомните, от чужого угощения никто не болеет, — усмехнулся Хома.
— Болеют — от своего! — снова подтвердил Ёж.
— Так что вашу вредную привычку обязательно бросьте, — повторил Хома.
— Ну и как я её брошу? И куда?
Нет, вправду больной он, Суслик. И надолго.
— Когда у тебя новый кочан будет, выбросишь нам его из норы, — посоветовал старина Ёж.
— Чего? — зашевелился Суслик. — Да я скорее вас обоих из норы выброшу!
— Гляди, действует! — засиял Хома. — А раньше плашмя лежал. Вредную привычку не успел бросить, а уже заметно ожил.
— Отлично! С первой вредной привычкой мы разобрались. — Понравилось Ежу больного лечить. — А вторая у него какая?
— Вторая? Без спросу хватает всё, что плохо лежит!
— Но хорошо растёт, — поддержал Хому догадливый Ёж, — если ты на чужой огород намекаешь.
— Вот именно. Зачем вы, больной, кочан капусты уволокли с чужого огорода? — по-прежнему вежливо пристал Хома к Суслику.
— У него своего нет, — внезапно вступился за больного Ёж.
— А вредная привычка есть? — настаивал Хома.
— А огорода нет, — упрямо повторил Ёж.
— Спасибо, старина, — тихо поблагодарил Суслик.
— Я потому тебя защищаю, что ты, возможно, и мне чего-нибудь с того огорода принесёшь, — честно сказал Ёж, — или прикатишь.
Суслик даже привстал от возмущения:
— Держи карман шире!
— Выздоравливает прямо на глазах! — приподнято сказал Хома. — Вон как его раззадорило!
Но Суслика раззадорило ещё больше, когда он неожиданно увидел Ежа у кладовочки с припасами. Тот уже и заветную дверцу открывал.
— А что, время обеда наступило, — невинно заметил он запасливому хозяину.
— Пора нам всем перекусить, — кивнул Хома.
До третьей вредной привычки Суслика они не дошли. Он сам дошёл. До точки.
Что тут началось!..
Суслик за ними с метлой допоздна гонялся! По лугу, по роще, по полю! Вмиг выздоровел.
Потом оправдывался, когда его наконец-то связали:
— Я просто хотел вам большое спасибо сказать… Больше всего не повезло Зайцу. Он случайно Суслику под горячую руку попал и метлой по загривку получил. Нечего было бодренько спрашивать: «Уже выздоровел?» Сам убедился!
Старина Ёж и Хома с трудом доставили Суслика обратно в нору. И бережно опустили на постель. Всё-таки недавно больным был.
— Хорошо, что мы к нему вдвоём зашли, — говорил Хома Ежу. — Я бы один не справился!
А связанный Суслик лежал и молча глядел — кричи не кричи, — как они уминают его запасы: горох, грибки, орехи…
Зайцу ничего не досталось. А впрочем, и ему досталось на орехи, да только не на эти.
Напрасно он заглядывал к ним в нору и униженно просил:
— Угостите друга…
Чего захотел! Угощение — только для близких и старых друзей. А дальнему другу — дальняя дорога!
Так считали Хома и старина Ёж. И сам Суслик с ними согласился, когда его всё же развязали. Ну, погорячился недавно. Бывает. Было и сплыло.
В конце концов кто его вылечил? За такое ничего не жаль! Пировать — так вместе. С настоящими друзьями!
Как Хома и Суслик Сове не поверили
— Слмешной ты, Суслик, как я погляжу! — сказал однажды Хома. Просто так, по привычке. Что-то они там не поделили.
Они часто спорили. По любому пустяку. Полезное занятие. В споре и лёгкие развиваются, и голос крепнет. Особенно, когда кричишь, из себя выходишь. Конечно, охрипнуть можно. Но это пустяки. Пройдёт.
Суслик ведь и правда смешной. Забывать стал, что на целых полгода младше Хомы. У Хомы опыта больше. Больше жил, больше видел.
И в этот раз, нет бы, промолчать Суслику. А он, напротив, завёлся.
— А ты ещё смешнее! — вскричал он.
— Я? — поразился Хома. — Смешнее? Смешнее тебя?!
— Смешнее!
— Да ты, если хочешь знать, смешнее всех на свете!
— А в темноте? — нахмурился Суслик. — Ночью?
— И в темноте тоже!
— Да меня в темноте и не видно!
— Не видно, — согласился Хома. — Но видно, что ты смешной.
— Не смешнее тебя! — разошёлся Суслик. — Все над тобой смеются!
— Не смеются, а улыбаются, — оскорблённо поправил Хома. — Все рады меня видеть. А так я вовсе не смешной.
— Нет, смешной. Пошли спросим, кто из нас смешнее!
Пришлось Хоме с ним пойти. А иначе как его убедить, что это он, Суслик, самый смешной?
Сначала они у Ежа спросили. Он старый, всё знает, всё понимает.
— Оба вы смешные! — рассердился он. — Пристаёте со всякими глупостями!
Ничего Ёж не знает и не понимает. Старый очень. Там болит, тут болит. Старым не до смеха.
Пошли затем они к Зайцу-толстуну.
Выслушал он их и задумался. Он полагал, что ему очень идёт задумчивый вид. Глубоко задумчивый. Он нередко задумывался глубоко в своей барсучьей норе. В ней когда-то барсуки жили.
— Ну, и кто из нас смешнее? — нетерпеливо сказал Хома.
— А что мне за это будет? — внезапно спросил Заяц.
— Морковка, — подмигнул ему Суслик. Хитрый, задобрить хотел.
— Я не о том. Но от морковки не откажусь. От большой. Или от двух маленьких, — добавил Заяц. — Я о другом. Мне от вас не попадёт? — беспокоился он. — Ну, скажу, что Хома смешнее, он же мне потом проходу не даст! А скажу, что Суслик ещё смешнее, он тоже обиду на меня затаит! Верно?
Ничего не ответили Хома и Суслик. Похоже, что Заяц по-своему прав.
— Вы лучше у кого-нибудь чужого спросите, — подсказал он. — У того, кому всё равно. А от меня ничего не дождётесь. Знаю я вас!
Серьёзное дело…
У Лисы не спросишь. У Волка — тоже. А у Медведя — и подавно.
Жаль, трусоват Заяц-толстун. Обижаться на него нельзя. Таким он родился.
— К Сове пойдём, — вдруг решил Хома. — Недаром её самой мудрой считают. Её и спросим.
— Но только не ночью, — испугался Суслик. — Ночью она видит хорошо!
— Смешной ты, Суслик, — привычно повторил Хома. — Мы днём спросим, когда она не опасная.
Пришли они к Сове в рощу.
Она в сосновом дупле жила. Невысоко над землёй. Удобно для них — орать не надо.
— Совушка! — учтиво постучал Хома палкой по стволу дерева.
— Чего? — глухо и сонно послышалось из тёмного дупла.
— Это мы, Хома-хомяк и Суслик. Ты ведь самая мудрая! Скажи, кто из нас смешнее, я или он?
— Залезайте ко мне, — хрипло предложила Сова, — а то мне вас плохо слышно.
— Плохо слышно или плохо видно? — осмотрительно спросил Хома.
— И не слышно, и не видно, — поспешно сказала Сова. — Как же я разгляжу, кто из вас смешнее?
Хома и Суслик переглянулись. Вон чего захотела! Захотела, чтоб они сами прямо в когти ей угодили!
— Слышит хорошо, — захихикал Суслик.
— Хорошо слышит, — засмеялся Хома.
А она знай бубнит:
— Заходите, гости дорогие. Я с вами живо разберусь!
— Мы лучше ночью зайдём, — усмехнулся Хома.
— Когда будешь видеть хорошо, — развеселился Суслик.
— Правда? — обрадованно откликнулась она. — Я вас с нетерпением ждать буду!
И даже из дупла высунулась, чуть не выпала. Вся растрёпанная, круглыми глазищами хлопает, клювом клацает. Загляденье!
— Жди-жди. Дожидайся! — И они, громко хохоча, домой побежали.
— Умная какая… — потешался Суслик.
— Заходите, гости дорогие, — передразнивал её Хома. — До чего же смешная! Смешнее всех на свете!
— А ночью — страшная, — поёжился Суслик.
— Всё равно смешная!
— Смешнее меня? — с надеждой спросил Суслик.
— Куда тебе до неё! — Тут Хома остановился и в упор посмотрел на него. — А я?.. Она смешнее меня?
— Ещё как! — воскликнул Суслик. — Животики над ней надорвёшь!
И опять расхохотался.
Встретился им Заяц-толстун:
— Были у Совы?
— Были-были, — ответили Хома и Суслик.
— И кто же смешнее?
— Сова, — дружно сказали они. — Сова смешнее!
Ах, как приятно узнать, что есть кто-то на свете смешнее тебя.
Хотя кое в чём Суслик прав: ночью она всё-таки страшная. И, конечно, лучше уж быть смешным, чем страшным. И днём и ночью!
Как Хома собаку себе выбирал
Надоело Хоме бегать от Лисы и от Волка. Они ему даже по ночам неотвязно снились.
— Я себе собаку заведу! — решительно сказал он Суслику.
— Зачем? — удивился лучший друг. Он вечно удивлялся. Всему.
— Охранять меня станет, — гордо ответил Хома.
— Большую собаку возьмёшь?
— Волкодава!
— Скажи, а Лисодавы бывают? — заинтересовался Суслик.
— По-моему, нет.
— Жаль, — огорчился Суслик. — Лису я больше боюсь. Она быстрее Волка!
— А какая тебе разница? Волкодав с Лисою одной лапой сладит!
— Тогда берём, — одобрил Суслик.
— Наконец-то спокойно спать смогу. Мою собаку все бояться будут!
— И я? — заранее струсил Суслик.
— Моя собака тебя никогда не тронет, — расщедрился Хома. — Ты свой.
— А где она жить будет? В нору к тебе она не пролезет.
— Я ей дом рядом с моей норой построю!
— Дом — не сможешь, — уверенно сказал Суслик.
— Тогда шалаш!
Если Хома что-то надумал — не остановишь.
— Идём в деревню, — заспешил он, — собаку выбирать. Там их полным-полно. И почти все здоровенные. Быстренько найдём подходящую!
— А можно, она и меня охранять будет? — попросил Суслик.
— Можно. Только покрупнее для меня отыщи.
— Самую огромную! — заверил Суслик.
Хома шёл резво, будто на праздник. Суслик еле поспевал за ним.
— Ох, и жизнь у нас начнётся! — вслух размечтался Хома. — Хочешь — гуляй, хочешь — спи!
— И никто нас не тронет! — горячо подхватил Суслик. — Пусть только попробуют?!
А самому стало грустно, потому что Хома шёл искать себе нового друга. Верного, смелого и сильного. Где ему, Суслику, тягаться с Волкодавом?!
И все же… При такой собаке и впрямь никто не страшен. Дружба дружбой, а жизнь жизнью. Без собаки нынче не проживёшь. Даже люди, уж на что умные и могучие, и то не могут без собак обойтись!
Идут Хома и Суслик, размышляют… Луг прошли, рощу, Ближнее поле и Дальнее. Ни Лису не встретили, ни Волка. Словно те уже знали, что они за огромной собакой идут!
Деревня показалась. Густой собачий перелай донёсся. Судя по всему, здоровенных собак в деревне и правда было великое множество. Есть из кого выбирать! Да вот страшно стало Суслику. С чего бы это?..
— Погоди, — остановился Суслик, — а чем твою огромную собаку кормить? — Нашёл-таки вескую причину пойти на попятный.
Но Хома беззаботно ответил:
— Сама прокормится. Не маленькая. Волка съест, Лисой закусит. И вообще, нас тоже никто не кормит, а живём!
— А если собака на это не согласится?
— На что — на это?
— На то, что её кормить не будут. Давай всё-таки не огромную выберем, а просто большую. С ней хлопот меньше.
— Давай, — подумав, кивнул Хома. — Большую так большую. И большую все бояться будут.
Пошли они дальше. Но уже не так резво.
Собачий лай в деревне становился всё громче. Чем ближе подходили Хома и Суслик к деревне, тем медленнее они шли.
— А зачем нам большая собака? — вдруг сказал Хома, близкий собачий лай наконец пронял и его. — Возьмём среднюю. Средние — они тоже большие.
— Конечно, среднюю, — мигом поддержал Суслик. — Средние ещё злее!
Теперь Хома остановился. Суслик поглядел на него, затем — на деревню. И поёжился.
— Знаешь, лучше маленькую возьмём, а? — застенчиво предложил он.
— А какой от неё толк? Кто её испугается? — замялся Хома.
— Она сторожить будет, — убеждал Суслик, — лаять.
— Ладно, — проворчал Хома. — Значит, маленькую. Только учти, — сурово заметил он, — из всех маленьких нашу по голосу выбирай. У какой голос громче, заливистей, та и наша!
— Не волнуйся, — обрадовался Суслик, — выберу.
У заборов, где начинались огороды, они вновь остановились. Боязно было дальше идти.
— А ты это хорошо придумал, — храбрясь, сказал Хома. — Маленькую собаку и одним горохом прокормим.
— А давай-ка среди всех маленьких самую махонькую себе выберем, — неожиданно произнёс Суслик. Как бы невзначай.
— Что? — оторопел Хома и немедленно согласился: — А что? Верно! Ей и шалаш ни к чему. Сама в нору пролезет.
— Ага. Карликовую отыщем, — уточнил Суслик. — Она вместе с нами жить будет: то у тебя, то у меня.
— Карликовую, но громкую, — придирчиво добавил Хома.
— С громким голосом, — поддакнул Суслик. — Самым пронзительным!
— Чтоб в ушах от неё звенело! — повеселел Хома.
— У меня и сейчас звенит, — тревожно прислушивался Суслик к свирепой собачьей перекличке.
Потоптались они у забора, потоптались… Вероятно, каждый подумал: вдруг не они собаку выберут, а какая-нибудь собака их выберет. И не карликовая, не средняя, не просто большая, а самая огромная. Волкодав!
— Слушай! — внезапно засиял Хома.
— Давно слушаю, — беспокойно оглядывался Суслик.
— Да не собак, а меня слушай. Мы с тобой карликовую взять решили? Махонькую?
— Обязательно махонькую!
— А вообще-то зачем нам такая? Ну её! Мы и сами такие. Давай вот как, — оживился Хома, — когда ты ко мне заявишься, сам лаять будешь, сторожить. А когда я у тебя буду, так и быть, тоже полаю, посторожу.