Снизу доносились разъяренные вопли Истериков, их перекрывал бешеный рев Нор-берта Сумасброда:
- МОЙ ОВОЩ! ОНИ ПОХИТИЛИ МОЙ ОВОЩ!
Истерики ринулись к дверям, в погоню за
Сани остановились, и Злокоготь остановился тоже. Неподвижные сани оказались как раз над зрачком его громадного зеленого глаза, словно в центре мишени.
Хотя они и были мишенью — для Норберта Сумасброда, громадного, грозного и СОВЕРШЕННО ОЗВЕРЕВШЕГО.
— АГА! — заорал Норберт. От радости его пораженный тиком левый глаз заплясал еще безумнее. — ПОПАЛАСЬ, ГНУСНАЯ МАЛЕНЬКАЯ БЛОНДИНИСТАЯ УБИЙЦА! Я ТЕБЕ ПОКАЖУ, КАК ШВЫРЯТЬСЯ ЛЮДЯМ В ГОЛОВУ ИХ ЖЕ СОБСТВЕННОЙ КАРТОШКОЙ!
Норберт Сумасброд занес свой ужасный топор над головой Камикадзы и был уже готов опустить его, как вдруг Иккинг громко и четко произнес:
— На твоем месте, Норберт Сумасброд, я бы этого не делал.
Иккинг вытащил из-за пазухи Картошку с торчащей из нее стрелой. Этим утром было не так холодно, как накануне, и Картошка, припрятанная за пазухой теплой шубы, успела немножко оттаять.
Норберт поглядел на Иккинга и изумленно ахнул, поскольку прямо на его Сумасбродных глазах...
ИККИНГ ВЫТАЩИЛ ИЗ КАРТОФЕЛИНЫ СТРЕЛУ.
Потому что, как и предупреждал Иккинг Норберта, едва Картошка оттаяла, стрела вышла очень легко.
Для пущей убедительности Иккинг несколько раз воткнул стрелу в Картошку и вытащил ее обратно.
Норберт Сумасброд выронил топор.
— Папино Пророчество! — возопил он, хватаясь за голову. — Глазам не верю... Не может быть!
Мир раскололся, как большое белое яйцо.
— А-а-а-а-а! — закричал Иккинг. — Скорее! Пересаживаемся на «Решительного пингвина»!
Норберт Сумасброд, Камикадза и Иккинг пулей выскочили из саней и забрались в утлую лодчонку. Лед у них под ногами пре-дательски трещал и прогибался.
— ПОДНЯТЬ ПАРУСА! — крикнул Иккинг и перерезал веревку, крепящую лодку к саням.
Парус, захлопав, расправился и, поймав ветер, выгнулся под его напором, будто пух-лая подушка. Опять раздался оглушительный ТРЕСК, и лед по всему Угрюмому Морю распался на тысячи осколков. Сани медленно соскользнули в серовато-зеленую пучину и скрылись из виду. <<Решительный пингвин» закачался на воде.
А над похожим на мозаику, усеянным зубчатыми льдинами морем, между лодочкой и виднеющимся на горизонте спасительным берегом острова Олух появился Злокоготь. Он вздыбился из Моря, окатив «Решительного пингвина» брызгами воды и осколками льда. Его шея выдвинулась, подобно телескопу, на НЕИМОВЕРНУЮ высоту и заслонила только что взошедшее солнце.
А какой ВОПЛЬ издало это чудовище! В нём слышалась неизбывная печаль, от которой на глаза наворачивались слезы, по спине ползали мурашки, щекотные, как паучьи лапки, а волосы на голове вставали дыбом, будто иголки у ежа. Шкура дракона отливала черным блеском, словно тело гигантской мускулистой панте-ры, а когда он разинул исполинскую, как пещера, пасть, его острые щербатые зубы оказались яркозелеными, под цвет глаз, и по ним струилась, дымясь в холодном воздухе, желтая пенистая слюна.
Исполинское тело дракона казалось горячим, как натопленная печка, а от боков поднимались густые облака пара, будто от лошади, пробежавшей галопом много миль.
— Он пришел за мной... — простонал Норберт Сумасброд, дрожа от страха.
— Ничего подобного, — возразил Иккинг, — он пришел
Нет из Злокогтевой пасти вырвалось, разворачиваясь, будто длинная спиральная пружина, нечто похожее на гигантскую мускулистую змею, проворную и гибкую. Это был ЯЗЫК.
Длиной метров в сто, розовый и пульсирующий, Злокогтев ЯЗЫК устремился прямо к левой руке Иккинга, и его скользкий, мокрый и омерзительно верткий раздвоенный кончик ввинтился в ладонь мальчика и крепко обхватил Картошку.
От неожиданности Иккинг едва не выронил свою драгоценную добычу. Тут только понял,
Иккинг с размаху плюхнулся на дно "Решительного пингвина» и чуть не зарыдал от такого жгучего отчаяния, какого еще никогда не испытывал за всю свою полную приключений жизнь. Ибо змееподобный язык Злокогтя скрылся в пасти, словно язык проворной жабы, охотящейся на мух, а челюсти неумолимо захлопнулись, ставя последнюю точку на всех Иккинговых надеждах.