– А почему именно ему? – смеясь, спросила Туся.
Почему-то ей было трудно представить усатого, добродушного и полного Кахобера в роли строгого режиссера.
– Ты разве не знаешь? Он же учился в театральном институте, до того как стать учителем. Говорят, он так читает басни, что все ухохатываются.
– Здорово, – грустно сказала Туся. – Жалко, что я не смогу сыграть в спектакле.
– Почему не сможешь? – оживилась Лиза. Еще даже не начинали. Ты, главное, побыстрее выписывайся, и обязательно сыграешь.
Постепенно на улице темнело. Туся посмотрела в окно, и кроны деревьев показались ей приподнятыми кулисами. Лиза уже встала и засобиралась домой, когда Туся вспомнила о записке.
– Лиза, ты не можешь для меня кое-что сделать?
– Все, что угодно.
– Пожалуйста, передай это Егору. – Туся достала из кармана записку и протянула Лизе.
– Ты уверена? – спросила Лиза.
– Как никогда, – улыбнулась Туся. – Хочу, чтобы он получил это письмо еще в школе, до нашей с ним встречи вечером. Передашь?
– Конечно, – сказала Лиза. – И даже постараюсь ничего не приписать от себя лично.
Подруги рассмеялись, поцеловались, и Лиза вызвала лифт. Когда она уже стояла в кабинке, Туся спросила:
– А какой спектакль они ставят?
– Не знаю, – пожала плечами Лиза, – точно еще не решили… Хотя нет, вспомнила! Кажется, «Ромео и Джульетту». Больше ни на что фантазии не хватило.
Когда Туся вернулась в свою палату, она с разбегу кинулась на кровать и несколько раз качнулась на пружинах. У нее было очень хорошее настроение: во-первых, потому, что завтра придет Егор, а во-вторых, потому, что у нее появился план. К ней зашла медсестра и принесла вечерние лекарства.
– Спасибо, – сказала Туся, а когда та вышла, выбросила таблетки в раковину.
Ей надоело лежать в больнице. Конечно, приятно, когда тебя навещают друзья, приносят цветы, записки и апельсины, но…
Туся представила себя на сцене в средневековом платье с длинным шлейфом. Как она могла бы сыграть Джульетту! Она бы смогла заставить целый зал заплакать над судьбой несчастной влюбленной, потому что знает в этом толк. Она была бы прекрасна в этой роли, и все бы поняли, как тонко она умеет чувствовать, как глубоко страдать. Надо только вырваться из этой прокля той больницы, стены которой давили на Тусю всей своей тяжестью.
«Через несколько дней я выйду отсюда, – думала она. – Потому что я совершенно нормальна, и мне здесь делать нечего».
8
В эту ночь Тусе приснилось, что Егор целует ее на глазах у всего класса. Во сне она оглянулась по сторонам и поняла, что просто идет репетиция. Она играет Джульетту, а Егор – Ромео. А Кахобер Иванович недоволен и просит еще и еще повторить сцену с поцелуем.
Туся вздрогнула и проснулась оттого, что кто-то на самом деле прикоснулся к ее щеке.
– Ой! – тихо взвизгнула Туся, садясь и натягивая одеяло до ушей. – Как ты сюда попал?
– Обыкновенно. Через дверь, – ответил Сюсюка, а это был именно он. – Уговорить вашу тетю Полю оказалось совсем несложно. Она добрая.
Он замолчал, глядя на Тусю с обожанием.
У Сюсюки было широкое веснушчатое лицо и курносый нос. Он был блондином и зачесывал волосы на прямой пробор. И еще он всегда дергал заусенцы, когда нервничал. А нервничал он тогда, когда видел Тусю.
Всегда приятно, когда кто-то тебя так сильно любит. Особенно радовало то, что Сюсюка был на два года старше и учился в одном классе с Егором. Туся надеялась, что когда Егор поймет, как ее любит его друг, чувства шевельнутся и в его душе. Она знала, что так часто бывает у мальчиков: они влюбляются вслед за кем-то, думая так: «Раз он что-то в ней находит, значит, в ней действительно, что-то есть».
Однако любовь Сюсюки часто тяготила Тусю.
Вот и сейчас в его взгляде было столько нежности, что она невольно отвела глаза.
– Ты не рада? – тихо спросил он.
Ей стало стыдно своих мыслей, и она стала разуверять несчастного поклонника.
– Ну что ты! Конечно, рада. Просто я не ожидала.
– Понимаю, – кивнул Сюсюка. – Ты ждала меня вечером.
«Надо же, какой самоуверенный! – подумала Туся. – С чего это я вообще должна его ждать?»
– Нравятся? – спросил Сюсюка, указывая на гвоздики, которые стояли у Туси на тумбочке.
– Еще бы, – улыбнулась она. – Удивительные цветы. Это так трогательно.
– Да ладно, чего там, – смущенно заулыбался Сюсюка и пренебрежительно махнул рукой.
«Что это с ним? – подумала Туся. – То ли ревнует к Егору, то ли совсем от любви с ума сошел?»
– А тебе? – спросила она только для того, чтобы что-нибудь сказать.
– Что мне? – не понял Сюсюка.
– Тебе они нравятся? – спросила Туся, касаясь пальцами нежных лепестков.
– Ага, – кивнул Сюсюка. – Очень. По всему городу мотался, выбирал.
– Что выбирал?
– Да гвоздики эти. Чтобы были именно такими, с прожилками…
Туся покраснела, подступившие к горлу слезы не позволяли вымолвить ни слова. Смысл сказанного постепенно доходил до нее.
Это он, Сюсюка, ее бессменный поклонник, принес цветы. Дрожащей рукой она полезла под подушку и достала записку, написанную на неровно вырванном тетрадном листе.
– А это? – спрашивала она, заранее зная ответ. – Это ты написал?
– Конечно, я. Кто же еще?
– Боже! Какая я дура! – воскликнула Туся и схватилась за голову. – Как я могла так ошибиться!
Она еще раз взглянула на записку. Теперь было трудно понять, как эти жалкие каракули она могла принять за почерк Егора.
– А подпись? Почему ты подписался «твой Т»? Сюсюка широко улыбнулся. Он видел перед собой ту, которую любил, и был по-своему счастлив. Он еще не вполне понимал боль разочарования Туси.
– Почему «Т», Сюсюка? – продолжала она допрос.
– Толик, – мягко сказал он. – Дома меня всегда так зовут. Или Толя.
Туся глухо застонала. Сейчас ей больше всего на свете хотелось надеть на голову Сюсюке банку из-под цветов. Какая глупость! «Твой Т», «Твоя Т» – противно вспомнить. Если бы не его дурацкая записка, если бы не эти чертовы гвоздики, ей бы и в голову не пришло, что это Егор приходил ее навестить.
Но в глубине души она понимала, что Сюсюка ни в чем не виноват, как не может быть виноват человек, который действительно любит. Ведь он и не думал ее обманывать, просто она сама хотела обмануться.
Внезапно Туся вспомнила о своей позорной записке, и ее прошиб холодный пот.
«Может быть, именно сейчас, пока я болтаю с Сюсюкой, Лиза передает записку Егору! – в отчаянии подумала она. – Страшно представить, что случится, если он получит эту записку. Как он будет смеяться и злорадствовать! Скажет:
«Правильно, что ее держат в больнице. Действительно, какая-то ненормальная».
– Толя, – сказала Туся срывающимся от слез голосом. – Пожалуйста, помоги мне.
– Все, что хочешь, – обрадовался Сюсюка. Впервые она обратилась за помощью к нему лично. Значит, он ей все-таки нужен?
– Беги в школу, – заговорила Туся, не глядя на него, – найди Лизу и забери у нее записку, которую я написала Егору. Пожалуйста, скорее, пока Лиза не успела ее передать.
– Считай, что я уже там, – проговорил Сюсюка, вставая. – Кстати, а что мне делать с этой запиской? – спросил он, когда был уже в дверях.
– Принеси ее мне сегодня же, – крикнула Туся, и дверь за Толей захлопнулась. – Если успеешь, – произнесла она в пустоту.
Туся не находила себе места. Она сняла байковую пижаму, в которой спала, надела спортивный костюм и снова легла в кровать. Но бездействовать в то время, когда решается ее судьба, было невыносимо. Туся вздохнула и пошла слоняться по коридору взад и вперед, нарочно шаркая ногами и бормоча себе под нос.
– Именно в этом заведении лучше так себя не вести, – услышала она голос Германа.
Он нагнал ее и теперь шел рядом.
– Почему? – спросила Туся.
Она обрадовалась возможности с кем-нибудь поговорить, чтобы хоть на время прогнать черные мысли.
– Еще подумают, что ты ненормальная, и посадят тебя в аквариум.
«Аквариумом» больные между собой называли непробиваемое, застекленное отделение для буйных.
– А мне все равно, – отозвал ась Туся. – Пускай сажают.
– А мне – нет, – твердо сказал Герман. – Мне не все равно.
У Туси опять возникло ощущение, как будто огромный красный цветок распускается у нее в животе.
– А тебе что за дело? – с притворным задором спросила она.
Герман откинул опустившиеся на лицо волосы и внимательно посмотрел на Тусю.
– Я сразу понял, что ты – особенная.
– И что во мне такого особенного? – иронично спросила Туся, хотя ей были до ужаса приятны слова Германа.
– Сияние. В тебе есть какое-то внутреннее свечение. Например, твоя подруга Лиза…
– А что Лиза? – напряженно спросила Туся. Она очень боялась, что он скажет что-то неприязненное, и с ним придется поссориться.
– Видно, что она очень хорошая, но в ней этого нет.
Туся даже устыдилась того, до какой степени ей была приятна похвала Германа. Она любила Лизу и руку бы за нее сожгла, но никуда не могла деться от тайного соперничества с ней. Лиза казалась ей удачливее, красивее и умнее. Поэтому, когда Герман сказал про сияние, Туся почувствовала, что краснеет от удовольствия.
– Жалко, что это понимаешь только ты, вздохнула она и представила себе Егора.
Вот бы он смеялся, если бы слышал слова Германа! «Внутреннее свечение – ха-ха-ха!»
– Этого достаточно, – самоуверенно сказал Герман. – Возьми, – и он протянул Тусе наливное, размером с кулак, яблоко.
– Спасибо, – сказала Туся и тут же вонзилась зубами в нежную мякоть. – Очень вкусно.
– Думаю, мы еще встретимся, – значительно произнес Герман и пошел прочь.
– Угу, – жуя яблоко, согласилась Туся.
9
Лиза опаздывала на урок и торопливо шла по школьному коридору, когда увидела Егора, идущего ей навстречу. Обычно Лиза старалась его избегать, потому что слишком хорошо помнила, каким жестоким он может быть. Но сегодня у нее было поручение от Туси, и Лиза не хотела ее подвести.
«Ей виднее, – думала Лиза. – И потом, что плохо для одного – хорошо для другого. Может, мы с Егором просто не подходили друг другу, а Туся будет с ним счастлива».
Так убеждала себя Лиза, хотя, по правде говоря, сама себе не верила.
Она решительно направилась к Егору.
– Можно с тобой поговорить? – спросила Лиза.
– Со мной? – удивленно вскинул брови Егор. – Интересно, что может быть общего у такого совершенства, как ты, и такого ничтожества, как я?
– Туся, – просто ответила Лиза. – Вот что у нас общее.
Она открыла рюкзак, чтобы достать записку, но Егор схватил ее за руку.
– Ты что? – испуганно воскликнула Лиза.
– Говорят, ты расплевалась с этим… как его…
Егор нахмурил лоб, делая вид, что никак не припомнит имени Максима.
– С Елкиным. Его зовут Максим Елкин.
– Ах, да! Говорят, ты рассталась с этим Палкиным. Это правда?
У Лизы появилось сильное желание дать Егору пощечину, но она сдержалась. Она помнила, как весной уже ударила Егора по лицу, и это воспоминание не приносило ничего, кроме чувства стыда.
«Прежде чем сказать грубое слово – сосчитай до десяти, а прежде чем ударить – сосчитай до ста», – часто говорит Лизин:– папа. Он вообще любит повторять древние китайские афоризмы.
– Тебе, как всегда, соврали, – ответила Лиза, стараясь сохранять спокойствие, хотя губы ее побелели от гнева. – Мы с Максимом не расставались. Мы с ним дружили и будем дружить всегда, хотя таким, как ты, этого, конечно, не понять.
– Дружили? Это теперь так называется? И Егор театрально расхохотался, хотя его глаза при этом оставались невеселыми и злыми.
Лизе стало неприятно, и если бы не поручение Туси, она бы сейчас же развернулась и ушла. Внезапно Егор перестал смеяться и немигающими глазами уставился на Лизу.
– Так, значит, ты сейчас свободна?
На секунду ей показалось, что в его глазах мелькнула неподдельная боль и самая настоящая надежда. Но только на секунду. Потом его рука сильнее сжала ее запястье, и он заговорил, злобно щуря глаза:
– Совсем меня забыла? А?
Лиза попыталась вырваться, но не смогла. Она оглянулась по сторонам, но звонок давно уже прозвенел, и все разошлись по классам.
– Не могу в это поверить. Ведь ты все еще любишь меня? Любишь?
– С чего ты взял! – возмутилась Лиза. Разговор затягивался и начинал не на шутку ее пугать.
– Да с того, что еще вчера ты о Тусе и знать не хотела, а сегодня подходишь ко мне, чтобы поговорить о ней. Ах, какая трогательная забота! А на самом деле тебе на Тусю чихать. Она для тебя только повод, чтобы ко мне подъехать. Так?
«И как я могла его любить? – подумала Лиза. – Какая гадость все, что он говорит! Бедная Туся, как она ошибается. Может, не отдавать ему записку?»
Но через несколько секунд Лиза решила, что каждый имеет право на свою жизнь и на свои заблуждения. Тем более теперь, после примирения, ей не хотелось перечить Тусе.
– На, это тебе, – сказала она, протягивая Егору записку и глядя в сторону.
– Что это? – удивился он. – Любовная записка? От тебя?
– Нет, – нехотя ответила Лиза. – Сам прочитай.
Егор с интересом взял в руки маленький конверт, приложил его к носу, вдохнул аромат цветочной туалетной воды и начал медленно разворачивать.
Внезапно из-за колонны школьного коридора выскочил Сюсюка и вырвал записку из рук Егора.
– Э-э-э, – запротестовал Егор. – Дай сюда! Это мое.
Но Сюсюка не послушал его. Он вложил записку во внутренний карман пиджака и с ненавистью посмотрел на Егора.
– Не отдам.
Раньше Сюсюка никогда бы не посмел так разговаривать с Егором. В их компании Егор был негласным авторитетом, его все побаивались: Но теперь Сюсюка как будто забыл об этом, он вел себя свободно и•вызывающе.
– Что ты делаешь? – в свою очередь спросила Лиза, подходя к Толе.
Она ничего не понимала, но почувствовала облегчение от того, что Егор не сможет прочесть любовную записку от Туси. А в том, что Туся писала именно о любви, Лиза не сомневалась ни секунды.
– Она попросила меня, – тихо объяснил ей Сюсюка. Так тихо, чтобы этого не услышал Егор. – Она передумала.
– О чем это вы шепчетесь? – подозрительно спросил Егор.
Его кулаки сжались, и он стал медленно наступать на Лизу и Толю.
– Беги к ней, – шепнула Лиза. – Скажи, что все хорошо.
– А этот? – Толя явно боялся оставлять ее наедине с Егором.
– А, с ним я разберусь.
Когда Сюсюка скрылся из виду, Егор пристально посмотрел на Лизу и проговорил:
– Что ж, если записки нет, так расскажи мне на словах, что в ней было.
– Конечно, расскажу, – сказала Лиза, пятясь от него. – Но только попозже.
– Когда это – попозже?
– После осадков в середине недели, – на одном дыхании проговорила Лиза и ворвалась в класс, где Кахобер Иванович уже провел половину урока.
– Можно? – робко спросила она, хотя знала, что классный руководитель, во-первых, добрый, а во-вторых, ее любит.
– Лучше поздно, чем никогда, – проговорил он, с притворным недовольством качая головой. – Стыдно, Кукушкина, садись.
А за дверью стоял одураченный Егор. Он все не мог понять, как так получилось, что он остался без записки, без подобострастного послушания Сюсюки и без Лизы. Ему потребовались добрые две минуты, чтобы сообразить, что ее странные слова об осадках в середине недели означают «после дождичка в четверг».
10
Как только Толя выбежал из школы, он сразу достал из кармана записку Туси. «Может быть, не читать?» – подумал он. Но потом твердо решил, что все-таки прочитает.
«Я же имею на это право, – оправдывал он сам себя. – Если бы не я, эту записку сейчас читал бы Егор. А я люблю ее, поэтому мне можно. Тем более что я никому не скажу».
Он развернул записку и начал читать. «Егор», «дорогой», «целую»… Эти слова жгли Толе глаза, и он не заметил, как из них потекли слезы.
Он разорвал записку на мелкие кусочки, но этого ему показалось Мало. Тогда Толя положил обрывки розовой бумаги в кучу листвы и поднес к ним зажигалку. Бумага воспламенилась и скукожилась. Горящие листки розового цвета походили на лепестки розы. Дым ел глаза, и, может быть, потому слезы никак не унимались.