Когда он узнал от Егора, что случилось с Тусей, он чуть с ума не сошел. Места себе не находил от тревоги за нее. И, как это ни странно, во всем обвинял себя.
Незадолго до ее попытки самоубийства Толя решил порвать с ней. Конечно, Туся сильно бы удивилась, если бы услышала, что он собирается «порвать» их отношения. На ее взгляд, их никогда и не было. Просто Сюсюка волочился за ней, часто надоедал, иногда был необходим. Да и то лишь для того, чтобы выполнить какое-нибудь поручение.
Иногда Тусе становилось стыдно оттого, что она использует человека, к которому совершенно равнодушна, но потом утешала себя тем, что ему, наверное, приятно быть ей полезным.
Тем не менее за несколько дней до попытки самоубийства Толя вообще перестал звонить Тусе, не ходил за ней и даже попытался перестать о ней думать. Конечно, от мыслей своих еще никому не удавалось убежать, и Толины размышления неизбежно приводили к Тусе, но он, насколько мог, гнал от себя ее образ.
Поэтому когда он узнал, что случилось, то во всем стал винить себя. Ему казалось, что, если бы он не оставил Тусю без своего участия, ничего бы не произошло. Толя не мог себе простить, что это Егор, а не он позвонил ей в ту роковую минуту. Даже в этом Егор опередил его.
Толе было бы нестерпимо больно узнать, что в тот роковой день Туся даже ни разу о нем не подумала. Она вспомнила родителей, Лизу, Егора, но только не Сюсюку. Но он этого не знал и продолжал винить в случившемся только себя.
Толя вытер слезы рукавом и решительно направился в больницу. Он собрался рассказать Тусе обо всем: о том, что Егор ее не любит, о том, как он любезничал с Лизой, и о том, что по-настоящему она нужна только ему, Толе.
Туся встретила его около лифта. Лицо ее распухло и покраснело. Было заметно, что она долго плакала. Однако теперь слез не было. Она казалась совершенно спокойной, но Толе это спокойствие совсем не понравилось.
Бывает так, что когда у человека беда, он громко плачет, и тогда его можно утешить. Но случается, что горе лишает слез, и это гораздо хуже, потому что непонятно, что делать.
– Ты не успел? – спросила она Толю глухим голосом. – Он получил письмо?
– Нет, – ласково улыбнулся он. – Я перехватил записку в самый последний момент.
Туся облегченно вздохнула и опустилась на банкетку.
– Слава Богу! Я бы сошла с ума, если бы он ее прочитал. Дай мне ее. – Туся требовательно протянула руку.
– Я ее сжег, – признался Толя.
– Зачем? – подозрительно спросила она.
– Думал, тебе будет неприятно увидеть ее снова.
– Толя в нерешительности стоял рядом с Тусей и не знал, что он должен теперь сказать или сделать, но она посмотрела на него снизу вверх и взяла за руку:
– Спасибо тебе. Ты меня спас. – Она попыталась улыбнуться, но из этого ничего не получилось.
– На моем месте так бы поступил каждый! – пошутил Толя.
Он хотел сказать о своей любви, о том, какой Егор негодяй, но Туся заговорила первой.
– Не хочу больше жить, – твердо сказала она.
– Не надо этого говорить. Это неправильно.
– А поступать со мной так – правильно?
В ее голосе зазвенели слезы.
– Как я жалею, что у меня ничего не получилось! Ненавижу себя, больше всего на свете ненавижу! – И Туся заплакала.
Внезапно Толя понял, что теперь он не может, не имеет права признаваться в любви и чернить Егора. Он твердо знал, что это совсем не те слова, которые хочет услышать Туся. Ведь когда человек переживает неудачу в любви, меньше всего ему нужно навязчивое поклонение. Такой человек нуждается просто в друге, который скажет, что он – лучше всех на свете, что все плохое – только недоразумение, которое легко исправить.
И Толя произнес все нужные слова.
Туся слушала его недоверчиво, склонив голову набок. Но постепенно слезы высохли, и она заулыбалась.
– Что бы я без тебя делала! – сказала она, прощаясь (ей нужно было спешить на дневной прием лекарств). – Ты – мой верный паж.
Она поцеловал а Толю в щеку и пошла в свою палату. А он смотрел ей вслед, любовался ее тонкой шеей, и его сердце разрывалось от мучительной нежности.
– Я люблю тебя, – сказал он одними губами.
11
Василий Васильевич Кронин был прирожденным врачом. Каким-то мистическим образом он всегда чувствовал, кто из его подопечных переживает кризис, и спешил прийти на помощь.
Вот и сейчас, когда Туся, запрокинув голову, запивала таблетки, он вошел к ней в палату и задал свой обычный вопрос:
– Ну, Наталья, рассказывай, как ты дошла до жизни такой?
Туся уже хотела сказать, что с ней все в порядке, но Вас Вас опередил ее:
– Только не говори мне, что ничего не случилось. Ложь не красит девиц. Тем более тетя Поля мне рассказала, что вокруг тебя разыгрываются шекспировские страсти. Может, расскажешь?
Сначала Туся хотела ответить, что все это не имеет никакого отношения к лечению, но потом тяжело вздохнула и все рассказала. Вас Вас обладал такой гипнотической силой, что в разговоре с ним Туся никогда не врала и не хитрила, а говорила все до конца. Она просто не находила причин для сокрытия правды.
– Да, досталось же тебе сегодня, – покачал головой Вас Вас, когда дослушал историю до конца. – И что, снова не хотелось жить?
– Не хотелось, – кивнула Туся.
– А теперь?
– Теперь не знаю.
– Хорошо еще, что это случилось в больнице, – сказал доктор Кронин. – Совсем недавно, когда тебе было трудно, ты решила лишить себя жизни, но из этого не вышло ничего хорошего, так?
– Так, – обиженно подтвердила Туся.
Она не понимала, зачем Вас Вас напоминает ей о неудачной попытке.
– Может быть, теперь мы попробуем иначе?
– Как иначе? –,– не поняла Туся.
– Попробуем жить, – просто сказал доктор. – Ты и представить себе не можешь, сколько на свете есть всего интересного. Кроме твоих страданий, есть еще и Аргентина.
– Арге… что?
– Аргентина. И, поверь, она гораздо более реальна, чем твоя боль. Есть еще и солнце, вечерами утопающее в море, и не слышанная тобой музыка.
– Я знаю, что все это есть, – задумчиво проговорила Туся. – Но иногда совсем забываю об этом.
Когда Вас Вас ушел, Туся, как была в одежде, легла на кровать и заснула. Ей приснилось, что она ходит по берегу моря и волны Нежно лижут ей ступни. Она наклоняется, зачерпывает в пригоршню морской воды, а она сладкая и пенящаяся, как кока-кола, и никого вокруг, кроме нескольких кричащих чаек.
«Как хорошо, – подумала Туся во сне – жалко, что со мной нет Егора».
Лиза пришла навестить Тусю, застала подругу спящей и не стала ее будить, а села рядом и начала читать. Когда Туся проснулась, она обрадовалась Лизе так, как будто не видела ее целую вечность.
– Что же ты меня не разбудишь! – сказала она с упреком.
– Жалко было. Ты спала, как ангел.
– Что ты читаешь? – потягиваясь, спросила Туся.
– Вильям Шекспир. «Ромео и Джульетта», – торжественно произнесла Лиза.
– Ты что, хочешь играть в спектакле?
– Ага, – кивнула Лиза.
Тихая ревность кольнула Тусю.
«Лиза легко могла бы сыграть Джульетту, подумала она. – И кажется, она не сомневается, что так и будет».
– Вот, присматриваю себе роль, – как ни в чем не бывало продолжала Лиза. – Может быть, сыграю кормилицу или мать Джульетты …
– Как? А разве ты не хочешь сыграть саму Джульетту?
– Нет, – искренне ответила Лиза. – Ну, может быть, и хотела бы, если бы думала, что у меня получится. А так я знаю, что любовные сцены это немой конек. К тому же … – Лиза замялась, смущенно взглянула на Тусю, не зная, как сообщить ей новость.
– Что «к тому же»? – настороженно спросила Туся. – Говори, не бойся. Мне кажется, теперь меня уже ничто не сможет расстроить.
– Знаешь, кто будет играть Ромео?
– Егор, – догадалась Туся.
– Именно он. То, что он будет играть Ромео, постановили единогласно. Он, видите ли, фактурой подходит. – Лиза явно не разделяла общего мнения. – Так что, даже если бы мне и предложили, я просто не смогла бы играть с ним в паре. Вдруг не сдержусь и отхлещу его по щекам?
Подруги посмотрели друг на друга и прыснули со смеху, одновременно представив, как это будет забавно, если посреди любовной сцены Лиза начнет лупцевать Егора.
– А кто будет играть Джульетту? – как можно бесстрастнее спросила Туся.
Внутренне она готовила себя к любому ответу. У них в классе так много красивых девочек, и любая из них могла бы справиться с этой ролью.
– Пока никто. Но, честно говоря, желающих много.
– Кто, например? – озабоченно спросила Туся, и эта озабоченность не ускользнула от Лизы. – Да каждая вторая! – ответила Лиза. – А ты что, тоже хочешь соревноваться?
– Не знаю, – грустно ответила Туся. – Наверное, у меня не получится.
– Получится, – убежденно сказала Лиза. – Когда чего-то очень хочешь, обязательно получается.
– Но Ромео будет играть Егор. Как я могу …
Лиза не дала подруге договорить.
– Еще как можешь! Это будет здорово. – И в глазах Лизы разгорелся азарт. – Этой ролью ты утрешь ему нос. Представляешь, как будет здорово, если он в тебя влюбится, а ты будешь над ним издеваться!
– Лиза, неужели это говоришь ты?
– А что? Мне кажется, как над ним не издевайся – все будет мало.
Подруги проговорили до сумерек, и дежурная сестра сказала, что посетителям пора дать больным поболеть.
– А насчет Джульетты ты все-таки подумай, сказала Лиза, прощаясь. – Если решишься, то знай, что один голос уже на твоей стороне.
Не заходя в палату, Туся прямиком пошла в кабинет доктора Кронина.
– Можно?
Вас Вас оторвал взгляд от чтения бумаг и жестом пригласил Тусю войти. В отличие от других врачей, Кронин никогда не стремился уйти домой раньше времени. Может, у него не было семьи, или его домашние ему надоели, но только он засиживался допоздна, заполняя истории болезней. А местные сплетницы поговаривали, что Вас Вас пишет рассказы, которые даже публикуются в модных журналах.
– Ушла подруга? – спросил он Тусю.
– Ушла. Но я с вами о другом хотела поговорить.
– Слушаю.
Туся молитвенно сложила руки на груди и умоляюще посмотрела на врача.
– Пожалуйста, выпишите меня отсюда!
– Выписать? А к чему такая спешка?
Туся поняла, что и на этот раз ей не отвертеться и придется все рассказать о спектакле и о Шекспире.
– Так -так, – сказал Вас Вас, потирая бороду. Театр – это хорошо. Это я приветствую. Только вот выписывать рановато…
– Прошу вас, – настаивала Туся. – Десять минут на сцене помогут мне гораздо больше, чем десять дней в этой больнице!
Кронин усмехнулся и недоверчиво мотнул головой.
– А ты умеешь убеждать. Может быть, из тебя действительно получится актриса. Только давай договоримся так: как только у тебя появятся дурные мысли, тут же придешь ко мне. Договорились?
– Договорились! – охотно согласилась Туся. Что-то подсказывало ей, что в больницу она больше никогда не вернется.
– И еще одно… – нерешительно произнесла она.
– Наташа, имей совесть, – сказал Кронин и погрозил пальцем. – Что еще?
Тусе было неловко начинать этот разговор. Но она заметила, что Германа больше нет в отделении. После их последнего разговора Герман исчез. «Наверное, его выписали, – с грустью подумала Туся. – А он со мной даже не попрощался».
И ей стало больно оттого, что она больше никогда не увидит этого полузнакомого человека, что Туся не на шутку опечалилась.
– Нельзя мне узнать у вас телефон одного человека? – робко спросила она доктора.
– Какого еще человека? – нахмурился Вас Вас.
– Герман. Его зовут Герман, он там лежал. И Туся махнула рукой в сторону другого крыла. Нельзя ли узнать телефон, ведь в карте все написано.
– А зачем тебе? – строго спросил Кронин.
– Кажется, мы подружились, – призналась Туся. – По-моему, он неплохой человек и у нас много общего. Можно?
– Нет, – резко ответил доктор. – Ни к чему это.
– Ну, пожалуйста, – когда Туся просила о чем-то, она складывала брови домиком. – Прошу вас!
– Телефона я не дам, и не потому, что вредный. Просто больница, и особенно такая больница, – это не то место, где нужно заводить новые знакомства. Ты меня поняла?
– Поняла, – вздохнула Туся.
– Поэтому беги отсюда, пока я не передумал, – заключил Вас Вас.
И Туся пулей вылетела из кабинета.
С завтрашнего дня у нее должна была начаться новая, правильная жизнь.
12
В школе все было по-прежнему: звонки, уроки, беготня.
«Даже если бы меня уже не было на свете, здесь бы все осталось как раньше, – думала Туся, оглядываясь по сторонам. – Никто бы не заметил моего исчезновения, кроме самых близких, и жизнь бы шла своим чередом».
Одноклассники встретили ее так, как будто ничего не случилось. Многие просто не знали, что произошло на самом деле, а те, кто знал, – держали язык за зубами.
Полным ходом шла подготовка к юбилейному вечеру, и споры вокруг того, кто будет играть Джульетту, не утихали.
Оказалось, что хотя вначале желающих и было много, но теперь осталось только трое: подруги Марина и Юля да востроносая Света, которая приехала в их школу только в этом году. Остальные или решили выступать в концерте отдельным номером, или просто побоялись соперничества.
Скучая на математике, Туся снова и снова перебирала в уме достоинства и недостатки своих конкуренток, подсчитывая, много ли у нее шансов на победу.
«Марина? Она симпатичная, у нее темные густые волосы и кофейная кожа – настоящая итальянка, как Джульетта. У нее карие глаза и четко очерченные, как будто подведенные губы. А еще у нее высокий, почти детский голос, который звенит как колокольчик, и она умеет петь русские романсы. Правда, она немного угловата и лишена той плавности движений, которая есть у меня. И потом, Марина очень стеснительная и легко может заплакать от самого безобидного замечания. С таким характером нельзя быть актрисой, – говорила сама себе Туся. – У Марины много достоинств, но то, что она такая ранимая, перечеркивает их.
Юля, – продолжала размышлять Туся. у Юли характер покрепче, она часто заступается за Марину. Юля всегда знает, что ответить. Как говорится, за словом в карман не лезет. Она очень обаятельная и остроумная, даже самая незатейливая история в ее пересказе становится смешной. Но внешность… Юля похожа на Белоснежку: у нее молочная кожа и голубые глаза, белокурые волосы до плеч. Разве такой должна быть Джульетта?
А вот Света Красовская может стать серьезной соперницей. Она шатенка и волосы укладывает в аккуратное каре. У нее острые, мелкие; но правильные черты лица, к тому же она очень высокая, как модель. Правда, в школе за ней почему-то никто не ухаживает, хотя это очень странно, она такая эффектная. Может быть, это и отпугивает? Может быть, из-за своей красоты она кажется холодной и неприступной?»
Перебирая в голове достоинства Светы, Туся опечалилась.
«Наверняка она сыграет мою роль. Хотя это неправильно. Потому что… – Туся не сразу нашла, чем опровергнуть кандидатуру Светы. Потому что в ней нет страсти, ходит, как вяленая вобла, говорит медленно себе под нос. Нет, – решила для себя Туся. – Может быть, Света и хороша, но не для этой роли».
От такого самовнушения Туся немного успокоилась. Она убедила себя, что Джульетта – это ее, и только ее роль. Осталось только убедить в этом всех остальных.
Ее раздумья прервала Лиза которая ткнула Тусю в бок и прошептала:
– Если хочешь принять участие в конкурсе на роль Джульетты, ты должна выучить любой монолог, – и она протянула Тусе книгу, где карандашом были отмечены разные отрывки. – Расскажешь – и роль у тебя в кармане. Только нужно как следует порепетировать.
– А кто будет оценивать конкурс? – встревоженно спросила Туся.
– Кахобер и все остальные наши, кто придет.
– Я боюсь, – призналась Туся.
– Волков бояться – в лес не ходить, – повторила Лиза любимую поговорку папы. – Нельзя стать актрисой, если сидеть запершись в ванной в полной темноте. Актер, который боится публики, все равно что врач, который боится своих пациентов.