Глава 11
«Вы арестованы, гражданин Вампиров!»
По дороге ребята забежали к Дуракову захватить видеокамеру и моток лески… Они уже подходили к дому маньяка, когда увидели, что навстречу им идет сам маньяк. У калитки они поравнялись. Мальчишки, естественно, прошли дальше. А маньяк, открыв калитку, пошел во двор.
— Вот гадство! — с досадой произнес Федька, — Не успели. Придется ночи ждать.
У Димки в голове родилась смелая идея.
— А давай прямо сейчас к нему завалим.
— Сейчас?.. А как же ловушка?
— Фиг с ней, с ловушкой. Что-то мы больно намудрили: погреб, леска… А надо просто зайти к нему, «пушку» наставить — и все дела.
— Вот так прямо без всякого плана? — обалдел Федька.
— Ну да, — подтвердил Молодцов. — Знаешь, как мой папаша говорит? «Лучший план — это отсутствие всякого плана». Федька почесал затылок.
— Больно просто всё получается.
— Чем проще — тем лучше! — выдал Димка.
— Это тоже твой батя сказал?
— Нет, это такая поговорка есть.
Ребята повернули назад.
Когда они подошли к дому маньяка, Молодцов пинком распахнул входную дверь. Одновременно с этим он выхватил «пушку», и держа её обеими руками, ворвался в сени. В общем, сделал так, как показывают в крутых боевиках.
Федька, естественно, ворвался следом за Димкой. Проскочив сени, мальчишки влетели кухню.
Маньяк то ли продолжал завтракать, то ли уже обедал. Ел макароны с сосиской.
Увидев направленный ему прямо в лоб пистолет, убийца замер от неожиданности.
— В чём дело? — Маньяк попытался встать.
— Сидеть! — грозно приказал Молодцов, тряхнув пистолетом.
У маньяка слегка отвисла челюсть.
— Ребята, вы кто такие? — ошарашенно спросил он. — И что вам нужно?
— Вопросы задаю я! — рявкнул Димка и добавил, не спуская глаз с маньяка: — Федька, снимай.
— Снимаю, — откликнулся Дураков, включив видеокамеру.
— Вы арестованы, гражданин Вампиров, — официальным тоном объявил Молодцов. — Советую вам говорить правду, и только правду. Суд учтет ваше чистосердечное признание.
Челюсть у маньяка отвисла еще сильнее. Он очумело смотрел то на Димку с пистолетом, то на Федьку с видеокамерой.
— Вы что, пацаны, больные?
— Сам ты больной! — огрызнулся Дураков.
Маньяк потянулся через стол.
— Сидеть! — опять гаркнул Молодцов.
— Да я хочу сигаретку достать.
Маньяк взял со стола пачку «Мальборо», выбил сигарету, закурил.
— Заба-а-вно, — выпустил он изо рта сизую струйку дыма.
— Дальше будет еще забавнее, — пообещал ему Молодцов и снова тряхнул пистолетом. — Ну, рассказывайте.
— Чего рассказывать?
— Не прикидывайся дураком, — сказал Федька. — Нам всё известно.
— Что — «всё»?
— А то, что ты по ночам на кладбище ходишь. А также…
Маньяк перебил:
— А-а, кажется, я начинаю понимать. Вы за мной следили, пацаны? Да?
— Не отвечайте вопросом на вопрос, гражданин Вампиров! — прикрикнул Молодцов. — Знаем мы эту тактику.
Маньяк усмехнулся:
— А еще что вы знаете?
— То, что ты серийный убийца! — выкрикнул Федька. — И то, что у тебя на столе лежит список тех, кого ты убить собираешься. Что, скажешь — не так?!
— Так, — покладисто ответил маньяк.
— Ага-а! — торжествующе завопили мальчишки. — Раскололся, раскололся!..
— Так-то оно так, — продолжал маньяк. — Но я не убийца…
— А кто же вы? — спросил Молодцов.
— Писатель.
— Кто?! — переспросил Дураков.
— Писатель.
— Ты нам тут лапшу на уши не вешай! — пуще прежнего раскричался Федька. — «Писатель»! Видали мы таких писателей!
А Димку вдруг охватили сомнения. Он вспомнил, что Пончикова говорила матери о своем муже-писателе. Как его там?.. Кукурузникове.
— У вас паспорт есть? — спросил Молодцов.
— Разумеется. Принести?
— Не надо. Где он лежит?
— В пиджаке. Во внутреннем кармане.
— А пиджак где?
— В комнате. На спинке стула.
— Федька, сгоняй, — приказал Димка. Федька сгонял. Молодцов посмотрел.
В паспорте стояло: «Кукурузников Александр Яковлевич».
— А почему в письме вас колдунья Вампировым называет?
— Вампиров — мой литературный псевдоним, — объяснил Кукурузников.
— Странный, однако, псевдоним, — саркастически заметил Дураков.
— Так я же романы «ужасов» пишу. Кто ж станет покупать «ужастики», написанные Кукурузниковым. А мистические романы Вампирова расходятся, как горячие пирожки.
Димка уже и пистолет опустил. А Федьке всё еще не верилось. Хотя он перешел на «вы».
— Никакой вы не писатель! — разорялся Дураков.
— Я могу свои книжки показать, — предложил Кукурузников.
— Покажите! — потребовали ребята.
— Они в комнате. В нижнем ящике стола.
— Федька, сгоняй.
Федька сгонял. И на сей раз притащил целую кипу книг с такими вот названиями: «Пожирающая трупы», «Мертвец оживает», «Дай мне напиться твоей крови»… На каждой книге стояло имя автора — Александр Вампиров.
— Ну что, сыщики, убедились? — дымил сигаретой Кукурузников.
— Нет, не убедились, — упрямо сказал Дураков. — Как вы докажете, что вы и есть этот самый Вампиров?
— А ты посмотри на оборотной стороне обложек. Там моя фотография.
Мальчишки посмотрели. И вправду, со всех обложек им широко улыбался Вампиров-Кукурузников.
— А зачем вы тогда на кладбище по ночам ходите? — уныло поинтересовался Федька, уже понимая, что его стройная версия трещит по швам.
— За вдохновением, — ответил писатель. — Я сейчас пишу роман ужасов «Тайна старого склепа». Вот и хожу ночью на кладбище, чтобы погрузиться в атмосферу романа.
— И что — погрузились? — спросил Молодцов.
— Ещё как. В одну из ночей даже привидение увидел. Оно танцевало между могил.
— А зачем вы у колдуньи узнавали, как оживлять мертвецов? — не унимался Дураков.
— Тоже для романа. Дарье все эти магические штучки хорошо известны. Она же потомственная колдунья. И при этом — добрейшей души человек. Мухи не обидит.
— Ну а жёлтый платок вам для чего?
— Это мой талисман. Я когда начинаю писать новую книгу, кладу его в ящик стола. На счастье.
— А черепушка у вас на столе чья?
— Ничья. Просто сувенир-шутка. Дураков не поленился третий раз сгонять и комнату и, перевернув череп, увидел наклейку: «Череп-чернильница. Сделано в Одессе».
Итак, невыясненной оставалась лишь одна второстепенная деталь. Федька решил выяснить и её.
Вернувшись на кухню, он сказал:
— Вы не могли бы снять свои очки?
— Пожалуйста.
Кукурузников снял. Глаза у него были не голубые, а карие.
— Извините, — пробурчал Дураков. — Ошибочка вышла.
Молодцов тоже извинился. И спросил:
— Значит, вы муж Галины Пончиковой?
— А ты, значит, сын Григория Молодцова? — вопросом на вопрос ответил писатель.
— Откуда вы знаете?
— Я же с Гришей в одной школе учился. Ты на него очень похож, Дима.
— А как вы узнали моё имя?
— Мне твоя мама сказала.
Молодцов встрепенулся:
— А где она?!
— Да вон идёт, — показал в окно Кукурузников.
Димка бросился к окну. Во двор входила его мать.
Через минуту она была уже на кухне.
— О, Димуля, — удивилась мать. — А бабушка говорила, что ты на рыбалке. — Мать перевела взгляд на Кукурузникова. — Я смотрю, Сашка, ты уже с моим сыном успел познакомиться.
— Успел, — улыбнулся Кукурузников. — Шустрый у тебя парень, Марина.
— Весь в отца, — тоже улыбнулась мать. «Да уж, в отца, — недовольно подумал Димка. — Папаша никогда бы так не прокололся».
Глава 12
Снова в Старокозельске
— Вот так прокололись! — это уже сказал Федька. Ребята сидели на берегу реки. Вечерело. По воде стелился туман. Целый день мальчишки говорили только об одном. О том, как они прокололись, промахнулись, лоханулись и обломались… А проще говоря — ошиблись, приняв писателя за маньяка-убийцу.
Ну надо же, как все просто объяснилось! И ночные посещения кладбища, и желтый платок, и череп… И даже то, что мать не приехала. Оказывается, у нее заболел зуб и она его лечила.
— Итак, круг подозреваемых сужается, — подвел итог Молодцов.
— Ага, — откликнулся Дураков. — Всего один и остался.
Да, у них остался один-единственный подозреваемый. Отец Афанасий, который по четвергам ездил в Старокозельск, снимал там рясу, отклеивал бороду и шел в бильярдную. Зачем он это делал, и предстояло выяснить Димке с Федькой.
И вот наступил четверг.
И отец Афанасий поехал в Старокозельск. В городе священник зашёл в маленький домик на окраине. А через пять минут вышел оттуда уже без бороды и без рясы.
— Видал? — шепнул Федька Димке.
— Видал, — шепнул Димка Федьке. Если с бородой отцу Афанасию было никак не меньше полтинника, то без бороды ему было никак не больше тридцатника.
Засняв на видеокамеру это чудесное «омоложение», ребята двинулись следом за очередным подозреваемым.
И тот привел их в бильярдную, которая называлась почему-то «Седьмое небо», хотя располагалась в полуподвальном помещении.
В бильярдной висело густое облако табачного дыма. Слышались удары кия о шар, разговоры, смех… Отца Афанасия тут, по-видимому, хорошо знали. Когда он вошел, раздались приветственные возгласы.
Священник, взяв в руки кий, начал гонять шары по зеленому сукну бильярдного стола, точными ударами посылая их в лузы.
Прошло два часа.
Отец Афанасий все так же увлеченно играл. Щеки его раскраснелись. Глаза блестели. Если он и был маньяком, то скорее уж маньяком бильярда.
Мальчишек с непривычки стало мутить от сигаретного дыма. Они уже хотели выйти на улицу глотнуть свежего воздуха, но тут Димка заметил типа с реденькой бородкой и красными, часто моргающими глазками. Того самого, что следил за ним в Курском аэропорту, а потом в Старокозельске разговаривал с шофером автофургона.
— Федька, — промычал сквозь зубы Молодцов, — справа от нас тип, что пас меня в Курске.
Дураков чуть заметно кивнул и, по всем правилам конспирации, посмотрел не направо, а налево. В зеркальную стену. Где и увидел отражение типа.
— Гляди, гляди, Димыч, — тоже промычал сквозь зубы Федька. — Он к отцу Афанасию идёт.
И действительно, тип подошел к священнику и хлопнул того по плечу:
— Здорово, Афоня.
Отец Афанасий обернулся:
— Мухомор?!
— Он самый.
— Давно откинулся?
— Месяц как с кичи.
— Димыч, о чем это они? — прошептал Дураков.
Молодцов без труда перевел с «фени» на русский:
— Поп спросил: «Давно освободился?» А тип ответил: «Месяц как из колонии».
— Пошли, Афоня, бухнем, — предложил Мухомор.
Они направились к стойке бара в углу зала. Сели на высокие табуреты.
— Эй, кореш, — щелкнул пальцами Мухомор, подзывая бармена. — Водяра есть?
— А как же! — подскочил к нему бармен. — «Пшеничная», «Столичная», «Батька Махно», «Кремлевская де люкс»… Чего желаете?
— «Батьку Махно», — выбрал Мухомор. — Точно, Афоня?
— Я теперь не пью, — сказал отец Афанасий.
— Ха-ха-ха! — громко захохотал Мухомор, словно услышал удачную шутку. — Ну ты, Афоня, комик!
— Я правда не пью.
Мухомор, перестав смеяться, недоверчиво уставился на священника:
— Без балды?
— Без балды. — Отец Афанасий обратился к бармену: — А молока у вас нет?
— Молока? — повторил бармен. — Нет, молоко не держим. Из безалкогольных напитков — только кока-кола.
— Ну дайте кока-колы.
Бармен протянул священнику банку колы, а Мухомору бутылку водки. Мухомор налил себе стопку до краев и выпил ее одним махом.
— У-ух! Хорошо пошла. — Он закурил и протянул пачку священнику: — На, отравись, Афоня.
— Спасибо. Я бросил курить. Мухомор снова посмотрел недоверчиво:
— Горбатого лепишь, братан.
— Вот тебе крест, — перекрестился отец Афанасий.
— Ну ты, Афоня, отмочил. — Мухомор опрокинул в себя еще одну стопку. — Кирять и смолить бросил. А помнишь, как мы с тобой киряли по-черному?
— Помню, — ответил священник, попивая кока-колу. — Но теперь это в прошлом. Я стал другим человеком.
— Как это — другим? — не понял Мухомор.
— Мне открылась истинная суть вещей. Мухомор опять не понял. Но на сей раз уточнять не стал.
— Ладно, братан, замнем для ясности. Ты мне лучше вот что скажи: бабок хочешь огрести? Тут дельце одно намечается…
Димка с Федькой придвинулись ближе к стойке, делая вид, что с интересом наблюдают за игрой в зале.
— Слушай сюда, Афоня. — Мухомор понизил голос (а ребята навострили уши). — Я недавно Таракана встретил. Ты ведь его заешь?..
— Знаю, — кивнул священник.
— Так вот, Таракан базарил, что Игрок приличные бабки обещал отстегнуть за одно дельце… Ты ведь Игрока знаешь?
— Знаю, — вторично кивнул отец Афанасий.
Мухомор воровато огляделся. И продолжил:
— Игроку самому западло на дело идти. Вот он Таракану и предложил. А тот мне. Мы бы с ним это дельце по-шустрому обтяпали, да оба сейчас под ментовским надзором, как недавно освободившиеся. А ты, я так понимаю, — чистый. И дельце почти по твоей части — картинку стырить. Ты ведь «клюквенник»…
— Церковный вор, — тихонько перевел Молодцов.
— Только давай, Афоня, сразу договоримся, — продолжал Мухомор. — Таракан и я тоже в доле. Понял, да? Но на дело идешь один ты. Заметано?
— Нет, не заметано, — ответил отец Афанасий.
— Да ты погоди отказываться, — заспешил Мухомор. — Игрок не деревянными платит, а баксами.
— А мне без разницы. Я завязал.
— Чё, в натуре? — вытаращился Мухомор.
— В натуре, — подтвердил священник. Мухомор был явно раздосадован.
— Ты нам весь кайф ломаешь, Афоня. Я на тебя так надеялся.
— Надеяться надо не на меня, Мухомор, — наставительно произнес отец Афанасий. — А на бога.
Мухомор хлопнул еще одну стопку водки.
— Ладно, Афоня, хорош придуривать. Говори прямо — сколько ты хочешь?
— Нисколько. Деньги меня больше не интересуют.
— Бабки не интересуют?.. — вновь вытаращился на священника Мухомор. — Ну ты даешь, Афоня.
— Деньги не самое главное в жизни.
— А что же главное?
— Душа.
— Чегоо-о?
— Душа, — повторил отец Афанасий. — И еще бог.
— Чё-то я не въезжаю, братан. Я тебе про Фому толкую, а ты мне про Ерёму, — удивленно глядя на отца Афанасия, сказал Мухомор.
— Я тебе не про Ерёму, а про Господа Бога, — поправил отец Афанасий..
Мухомор, пьяно хихикнув, погрозил священнику пальцем:
— Ты, Афоня, хитрец, как я погляжу. Сам церкви чистил, а сейчас про бога базаришь.
— Чистил, грешен, — не спорил отец Афанасий. — А теперь смиренно замаливаю свой грех.
— И давно замаливаешь?
— С тех пор как одну церквушку под Владимиром собрался обчистить. Я уже все иконы со стен поснимал и хотел было отвалить. И вдруг вижу, спускаются ко мне из-под самого купола… Кто бы ты думал, Мухомор?..
— Менты поганые!
— Нет, Мухомор, ангелы небесные. Спустились на крылышках и говорят: «Иди, Афоня, в монастырь, грехи свои тяжкие замаливать». И я пошел в монастырь, сделавшись там послушником. А потом закончил семинарию и был направлен сюда, под Курск. Батюшкой в сельскую церковь…
— Фуфло гонишь! — убежденно произнес Мухомор.
Отец Афанасий торжественно перекрестился:
— Святой истинный крест, не фуфло. И ты, Мухомор, ступай в монастырь. Пора тебе о душе подумать.
Но Мухомор думал совсем о другом.
— Слышь, Афоня, — торопливо заговорил он, — ты ведь в ментуру не настучишь насчет дельца с картинкой? — Мухомор по-собачьи заглядывал священнику в глаза. — Не настучишь, а?..