— То есть это хорошо, да?
— Хорошо? Да это просто потрясающе! Я буду сиреной, когда вырасту.
— Значит, — задумчиво сказала я, — все эти сказки про русалок, которые заманивают, а потом топят рыбаков, это что,
Я уже плыла через Брайтпортский залив, когда ночную тьму внезапно прорезал луч прожектора, установленного на маяке. Я замерла, зачарованно наблюдая, как лучи медленно проплывают по поверхности воды и скрываются за маяком, поочередно высвечивая крошечный силуэтик корабля где-то на линии горизонта. И тут я заметила кое-что еще: кто-то стоял на камнях у входа в маяк. Мистер Бистон! Что он там делает?! Любуется на море? Следит за плывущим кораблем?
Луч прожектора скользнул в мою сторону, и я поспешно нырнула. А вдруг он меня видел? Я дождалась, когда луч уйдет за маяк, и только после этого решилась вынырнуть. Бросила взгляд в сторону маяка, — там уже никого не было. А прожектор погас. И больше не зажегся.
Я попыталась представить себе мистера Бистона. Как он там бродит, совсем один, в огромном пустом маяке. Только эхо откликается на его шаги, когда он поднимается или спускается по витой каменной лестнице. Сидит он, один-одинешенек, глазея на море, и следит за лучом прожектора. И что это за жизнь? Какой человек сможет так жить?
— Не забудь свои вещи.
Выглядывая из двери, мама протягивала предмет, при виде которого меня прошиб холодный пот.
— Ага, — я покорно приняла из ее рук сумку с купальными принадлежностями.
— И пошевеливайся, если не хочешь опоздать.
— Конечно. — Я замялась, разглядывая песок, забившийся между досок на мостках. — Мама… — добавила я тише.
— Что, милая?
— А мне обязательно идти в школу?
— В школу? Конечно, обязательно. Что еще за бредовая идея пришла тебе в голову?
— Кажется, я неважно себя чувствую. — Схватившись за живот, я сморщилась, словно от боли.
Не выдержав, мама перебралась с яхты на мостки и, присев передо мной на корточки, взяла меня пальцами за подбородок. Терпеть не могу, когда она так делает, — приходится или смотреть ей прямо в глаза, или зажмуриваться, что выглядит ужасно глупо.
— Так в чём же все-таки дело? — поинтересовалась мама. — Тебе не нравится новая школа?
— Да нет, она, в общем, нормальная.
— А что же тогда? Плавание?
Я попыталась отвернуться, но она крепко сжимала мой подбородок.
— Нет, — соврала я, стараясь глядеть в сторону.
— Мне казалось, что эту проблему мы решили, — сказала она. — Или ты боишься, что не излечилась?
И как же мне это самой в голову не пришло! Как можно быть такой дурой, чтобы не сообразить: как только я избавлюсь от водобоязни, меня тут же отправят на плавание!
— У меня живот болит, — промямлила я.
Мама отпустила мой подбородок.
— Ничего у тебя не болит, киска, и ты сама это прекрасно знаешь. А теперь дуй в школу. — Она поднялась, легонько шлепнув меня по попе. — Всё будет хорошо, — прибавила она мягче.
— Угу.
Я мрачно потащилась на набережную, где останавливался школьный автобус.
Когда я ввалилась в класс, миссис Партингтон уже закрывала журнал после переклички.
— На этот раз я, так уж и быть, закрою на твое опоздание один глаз, — сказала она, бросив взгляд на часы.
Она всегда так шутит, и весь класс смеется, потому что у нее один глаз не видит и, действительно, обычно закрыт. Иногда она его открывает — он такой же голубой, как и зрячий, только совсем не движется и смотрит прямо на тебя, даже если на самом деле миссис Партингтон глядит совсем в другую сторону. Страшновато. И как-то неловко. Не знаешь, куда смотреть, когда она с тобой разговаривает, поэтому каждый старается вести себя так, чтобы она к нему пореже обращалась. Мы — самый дисциплинированный класс в школе.
Но сегодня я не засмеялась вместе с остальными. Просто извинилась за опоздание и села на место, запихнув ненавистную сумку поглубже под парту.
Утро прошло хуже не придумаешь. Я ни на чём не могла сосредоточиться. Мы занимались делением столбиком, и я всё время путалась в цифрах, хотя на самом деле отлично умею делить! А миссис Партингтон всё время косилась на меня своим здоровым глазом.
Когда прозвонил звонок с уроков, мне действительно стало нехорошо. Нужно было построиться во дворе перед автобусом, который возил нас в бассейн, и все выбежали из класса. Только я копалась, запихивая в портфель ручки и линейку.
Миссис Партингтон вытирала доску.
— Ну же, Эмили, — сказала она, не оборачиваясь. — Неплохо бы тебе было
Наконец автобус замер на автостоянке перед бассейном. Мэнди, толкаясь, вместе со всеми рванула к выходу.
— Ты идешь? — Джули задержалась в дверях.
— Одну минутку…
Я притворилась, будто завязываю шнурки. Может, удастся спрятаться за сиденьем, пока все не выйдут, а потом сказать, что я потеряла сознание или упала и ударилась обо что-нибудь головой.
Веселый гомон снаружи внезапно стих. И тут же раздался многоголосый стон, разноголосье разочарованных выкриков.
— Но это же нечестно! — вопил Филипп.
Я украдкой выглянула в окно. Там стоял инструктор Боб, разговаривая о чём-то с мистером Бердом. Весь седьмой «в» столпился вокруг; кое-кто побросал сумки на землю. В следующий момент в автобус кто-то вошел. Я тут же присела на корточки и затаила дыхание. Но шаги упорно приближались.
— Ты что,
В тот день я улеглась в постель пораньше и потому успела поспать пару часиков до встречи с Шоной. Я легко нашла дорогу к камням и оказалась на месте первой. О том, что Шона появилась, я догадалась, увидев хвост, изящным взмахом рассыпающий снопы радужных брызг.
— Привет! — Я радостно замахала рукой, как только ее голова показалась над волнами.
— Привет! — Она махнула в ответ. — Поплыли.
— Куда?
— Увидишь.
Подняв тучу брызг, она исчезла под водой.
Мы плыли и плыли. Вода напоминала мне шоколад из рекламных роликов — густая, атласная, обволакивающая и нежная. Мне казалось, что я таю, растворяюсь в ней.
Шона неслась вперед, изредка оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что я не отстаю. Время от времени она указывала налево или направо, и я, проследив за ее рукой, видела косяки крошечных рыбешек, плывущих клином, или желтый цветок, тянущийся к поверхности, словно подсолнух к свету. Некоторое время нас сопровождала шеренга серых рыбин в тончайшую, как галстук бизнесмена, полоску — живых, подвижных и любопытных.
И только когда мы, сделав небольшую остановку, поднялись на поверхность, я вдруг сообразила, что всё это время плыла под водой.
— Как мне это удалось? — ахнула я, глубоко дыша.
— Удалось что? — не поняла Шона.
Я оглянулась на скалы. Они казались крошечными песчинками где-то вдали.
— Мы, наверное, проплыли не меньше километра.
— Километр с четвертью. — Шона бросила на меня извиняющийся взгляд. — Папа подарил мне на день рождения плывометр.
— Что?
— Прости, я всё время забываю, что ты недавно стала русалкой. Плывометр показывает, сколько ты проплыл. Я вчера измерила расстояние от Радужных Камней.
— От чего?
— Ну, от того места, где мы познакомились.
— А, понятно.
Похоже, я «догоняла» с трудом — Шона плыла и осыпала меня новой информацией одинаково быстро.
— Я боялась, что для тебя это может оказаться слишком далеко, но мне очень хотелось тебя сюда привести.
Я огляделась. Вокруг колыхалось равнодушное море. Ну, и что здесь такого особенного?
— Почему именно сюда? — поинтересовалась я. — А потом, ты так и не объяснила, как мы можем оставаться под водой так долго?
— Мы же русалки, — Шона пожала плечами. — Поплыли, я хочу тебе кое-что показать.
С этими словами она вновь исчезла под водой. Я нырнула следом. Чем ниже мы опускались, тем холоднее становилось вокруг. Время от времени из темноты появлялись и снова пропадали рыбы. Мимо проплыла огромная, серая в черную крапинку, рыбина с капризно отвисшей нижней губой. Там и тут покачивались розовые медузы.
— Гляди! — Шона указала на медленно вьющийся столб, состоящий из крошечных черных рыбешек.
Потом мы опустились еще глубже, и я почувствовала, как меня охватывает зябкая дрожь. Неожиданно Шона схватила меня за руку и показала вниз. Под нами раскинулся гигантский ковер — из водорослей.
— Что это? — ахнула я.
— Сейчас поймешь.
И Шона потянула меня еще ниже. Водоросли, извиваясь, скользили по моему лицу. Что она делает? Куда меня тащит? Я уже хотела остановить Шону, но тут водоросли поредели, как будто мы из лесной чащи выбрались на опушку. Точнее, на полянку — мы очутились на крошечном песчаном пятачке посреди густых зарослей.
— Что это? — снова спросила я.
— А ты как думаешь?
Я огляделась. На песке валялась огромная стальная труба, рядом были туго натянуты рыбачьи сети, тут же стояли два старых ржавых велосипеда с пружинами вместо колес.
— Понятия не имею.
— Игровая площадка Вообще-то, нам сюда ходить запрещено, но все всё равно ходят.
— Почему запрещено?
— Потому что мы должны держаться тех мест, где живем. Уплывать далеко от них — опасно, нас могут заметить. — Шона исчезла в трубе. — Иди сюда! — ее голос гулко забулькал, эхом отдаваясь по всей площадке.
Я тоже забралась в трубу, медленно поплыла вдоль ее холодной стенки. Когда я выбралась с другой стороны, Шона уже скакала на рыболовной сети, как на батуте. Я тут же присоединилась к ней.