Разумеется, весь сегодняшний день я провел в постели.
7 сентября. Сегодня подул небольшой ветер, но — с запада. Смогли продвинуться на несколько миль дальше на восток, частью на веслах, частью под парусом, который Дриниан приладил на то, что называется “аварийной мачтой". Это просто бушприт, который они поставили торчком и привязали (они это называют — принайтовили) к пеньку настоящей мачты.
По-прежнему страшно хочется пить.
8 сентября. Показалась земля. Очень высокая гора вдали на юго-востоке.
10 сентября. Гора становится все больше, видна уже отчетливее, но до нее еще страшно далеко. Сегодня снова появились чайки, в первый раз с тех пор, как... впрочем, я уж и не помню с каких.
11 сентября. Наловили немного рыбы и приготовили обед. В 7 часов вечера бросили якорь в одной из бухт этого гористого острова. До берега всего шесть ярдов, но этот идиот Каспиан не позволяет нам сойти с корабля, потому что, дескать, стемнело, а он, понимаете ли, боится дикарей и диких зверей. Хорошо еще, что на ночь всем выдали двойные порции воды..."
Приключения путешественников на этом острове были связаны, главным образом, с Юстасом, но, к сожалению, мы не можем рассказать о них его словами, потому что после 11 сентября ему пришлось надолго прервать записи в своем дневнике...
Утро выдалось серое, небо сплошь затянули облака, но жара не уменьшалась. Когда рассвело, путешественники увидели, что находятся в заливе, окруженном такими высокими и обрывистыми утесами, что тут скорее подошло бы слово не “залив”, а “фьорд".
Перед ними был едва ли не единственный участок низкого, ровного берега, за которым тянулась полоса ровной земли с тесно разросшимися высокими деревьями, напоминавшими кедры. Из рощи вытекал стремительный поток. Дальше поверхность острова круто вздымалась вверх к неровному иззубренному гребню, позади гребня что-то смутно темнело, наверно, та самая гора, которую они видели издали. Она круто уходила вверх к пасмурному небу и серым облакам, окутывающим ее вершину. Обрывистые утесы по обеим сторонам залива то тут, то там пересекались вертикальными белыми полосами. Это, по-видимому, были водопады, хотя отсюда не слышалось никакого шума и нельзя было разглядеть движение падающей воды. По правде говоря, место было уж слишком тихим, а вода в заливе — гладкой, как стекло. Вид, представший перед ними, был бы очень красив на картине, в реальности же производил несколько странное и гнетущее впечатление. Похоже, остров не очень радовался нежданным гостям.
Весь экипаж корабля на двух баркасах направился к берегу. Сначала все вдоволь напились в реке, потом искупались в ней, потом поели и отдыхали, пока Каспиан не отдал приказ браться за работу. Четырех человек послали охранять корабль, остальным нашлась работа на берегу.
Первым делом на берег переправили все пустые бочки и бочонки, какие нашлись. Поврежденные, те, что еще можно было починить, починили, все наполнили водой и перевезли обратно на корабль.
Потом начали искать дерево для новой мачты. Лучше всего для этой цели подошла бы сосна, хорошо, если удастся разыскать ее на этом острове. Группа моряков принялась чинить паруса. Организовали охотничий отряд — настрелять на острове дичи, чтобы пополнить запасы пищи для дальнейшего плавания.
Кроме того, надо было выстирать и починить одежду, исправить множество мелких повреждений на корабле. Теперь, когда они смогли взглянуть на “Утреннюю зарю” со стороны, стало очевидно, что она ничем не напоминала тот изящный, великолепный корабль, который всего несколько недель назад покинул Узкую Гавань. Это была калека с облупившейся краской, сломанной мачтой и наскоро, кое-как залатанными снастями. Не корабль, а скорее остов корабля, потерпевшего кораблекрушение. И офицеры с матросами были под стать своему кораблю: истощенные, бледные, с покрасневшими от долгой бессонницы глазами, а уж одеждой своей все они вообще смахивали на огородных пугал.
Юстас лежал под деревом и слушал, как намечались планы предстоящих работ, и чем дольше вслушивался, тем чаще билось его сердце. Получалось, что даже здесь не удастся по-человечески отдохнуть. Первый их день на этой долгожданной земле будет целиком заполнен работой, и не менее тяжелой, чем на море. В голове его возникла восхитительная мысль: сейчас никто на него не смотрит, все ушли в разговоры о своем драгоценном корабле, как будто и в самом деле эта дьявольская посудина им дороже всего на свете. Почему бы ему не воспользоваться подходящей минутой и не смыться отсюда? Он прогуляется по лесу и, зайдя вглубь, найдет себе местечко повыше, ведь на горе воздух должен быть прохладнее и свежее, чем в этой парилке. Там он выспится как следует и вернется к остальным, когда те уже закончат свою дневную работу.
Юстас сразу почувствовал уверенность: это как раз то, что нужно. Единственное, что от него требуется, — соблюдать величайшую осторожность, чтобы и впрямь не напороться на каких-нибудь диких зверей, да не терять из виду корабль и залив, чтобы легко было отыскать дорогу назад. Ему совсем не улыбалось остаться одному на этом чужом острове.
Мальчик немедленно привел свой замысел в исполнение. Тихонько встав, он направился в самые густые заросли, изо всех сил стараясь идти как можно медленнее, будто слоняясь без цели; он даже слегка пошатывался из стороны в сторону, чтобы, поглядев на него, все подумали — он просто решил немножко поразмять ноги. Его удивило, как быстро позади стихли голоса и как сразу его окружили тишина и душная, темно-зеленая лесная мгла. Юстас понял, что можно идти побыстрее, шаги его стали решительнее, и назад он уже больше не оглядывался.
Вскоре лес кончился, и прямо перед ним вырос склон, круто уходящий вверх. Трава стала сухой, ноги скользили по ней, но он упрямо поднимался вверх, помогая себе руками. Дышать становилось все тяжелее, приходилось то и дело отирать пот со лба, но горе-исследователь упрямо карабкался вверх. Это, кстати, говорило о том, чего сам Юстас еще не осознавал: несколько недель плавания и даже тот малый труд, который он позволял себе, принесли уже некоторую пользу. Прежний Юстас, чадо Гарольда и Альберты, выдохся бы через каких-нибудь десять минут и отказался бы от дальнейшего восхождения.
Продвигался он медленно, несколько раз отдыхал, но, в конце концов, вскарабкался на гребень. Он ожидал, что отсюда перед ним откроется вид на центральную часть острова, но облака успели опуститься так низко, что впереди ничего нельзя было разглядеть; а с моря навстречу им тянулся туман. Юстас уселся на землю и огляделся. С высоты залив казался совсем маленьким, а море простиралось к западу на много миль. Вдруг туман наполз на него и сомкнулся вокруг — густой, но совсем не холодный. Юстас улегся прямо на землю, повернулся спиной к морю — именно в таком положении, ему казалось, он сможет наконец насладиться полным покоем...
Правда, если он и наслаждался, то очень недолго, потому что впервые за всю свою жизнь вдруг почувствовал себя совершенно одиноким. Он даже не заметил, как в нем возникло это чувство, пока вдруг не спохватился, сколько же прошло времени. Его окружала глухая и вязкая тишина, не было слышно даже слабого шороха. В голову пришла мысль, что он мог, незаметно для себя, пролежать здесь уже много часов. И все могли уже уйти! Тем более, какая работа в такой туман? А может, они специально дали ему отойти подальше, чтобы избавиться от него? Бросить его здесь! Юстаса охватила паника, он вскочил и начал поспешно спускаться.
Вначале он спешил и, чтобы поскорее вернуться на берег, скатывался по крутым травянистым откосам, порою на несколько десятков футов. Потом ему пришло в голову, что таким образом его может занести слишком далеко влево, а поднимаясь, он заметил с той стороны пропасть. Поэтому он вернулся немного назад, ближе к тому месту, откуда начал спуск, разумеется, насколько это было возможно определить в таком тумане. Затем снова начал спускаться, теперь стараясь забирать вправо. Тут, как ему показалось, дело пошло намного веселее, хотя спускался он очень осторожно и видел склон перед собою не дальше, чем на два шага. По-прежнему вокруг стояла мягкая, ватная тишина. Не очень-то приятно в таких условиях продвигаться вниз шаг за шагом, но внутренний голос все время твердил ему: “Спеши, спеши, спеши!” С каждой минутой он все больше утверждался в ужасной мысли: его хотят бросить. Если бы он лучше понимал Каспиана и юных Певенси, ему, конечно, и в голову не пришло бы, что они способны на такую злую шутку. Но он так долго старался убедить себя, будто они сущие дьяволы в человеческом обличье, что преуспел в этом.
И вот Юстас поскользнулся на посыпавшихся из-под ног камнях, слетел на несколько ярдов вниз, чудом удержался на ногах, шагнул вперед и понял, что выбрался на ровное место.
— Наконец-то! — воскликнул он. И, удивившись, добавил: — А где же деревья?.. Вон впереди что-то темнеет, наверно, лес. Будем надеяться, что туман скоро рассеется.
Надежда оправдалась. С каждой минутой становилось светлее, под конец ему пришлось даже прищуриться. Туман поднялся и рассеялся. Юстас увидел, что стоит в совершенно незнакомой долине, и нигде вокруг нет никаких признаков моря.
Глава шестая
ПРИКЛЮЧЕНИЕ ЮСТАСА
А в это время остальные члены экипажа умывались в речке после работы и собирались обедать. Трое лучших стрелков, охотившихся на северном склоне холма, вернулись с добычей — парой диких коз. И вкусное мясо уже успело поджариться на костре. Каспиан приказал доставить на берег бочонок вина — очень крепкого вина из Арченланда, пить которое можно было, только разбавив водой. Еды и вина хватало вдоволь. Все хорошо поработали и успели немало сделать, так что трапеза получилась очень веселая. И только прикончив вторую порцию жареной козлятины, Эдмунд поинтересовался:
— А где этот нудяга Юстас?
Юстас тем временем разглядывал лежащую перед ним долину. Склоны по ее бокам были такими крутыми и обрывистыми, а она — такой глубокой и узкой, что казалась огромной ямой или рвом. Дно долины поросло травой, из-под которой то тут, то там выглядывали камни, а местами трава была выжжена, как сухим летом по обочинам железнодорожного полотна. Ярдах в пятнадцати от того места, где он стоял, лежало небольшое озерко с чистой прозрачной водой. Поверхность воды была совершенно гладкой. Казалось, в долине никого не было: ни зверей, ни птиц, ни насекомых. Солнце клонилось к западу, за угрюмые острые пики, торчащие по скалистым краям долины.
Конечно же, Юстас сразу понял, что произошло: в тумане он спустился не по той стороне гребня. Обернувшись, он попытался увидеть путь, по которому сюда попал. И с первого же взгляда мальчика бросило в дрожь. Лишь поразительное везение позволило ему найти в тумане ту единственную тропинку, где только и можно было спуститься, оставшись живым. Узенькая, поросшая травой зеленая полоска чуть ли не отвесно шла сверху вниз, а по обе стороны ее чернели пропасти. Другого пути наверх отсюда не было! Но теперь, видя, что это такое, сможет ли он пройти по ней назад? От одной мысли об этом все поплыло перед глазами Юстаса.
Он отвернулся от жуткого обрыва и решил для начала напиться
воды из озерка. Но повернувшись и собираясь шагнуть вперед, в долину, услышал позади себя какой-то звук — первый звук за много часов. Это был всего лишь шорох, но в мертвой тишине он прозвучал громко и отчетливо. Юстас застыл на месте и несколько мгновений не шевелился. Потом повернул голову и посмотрел.
У подножия обрыва, чуть левее того места, где он стоял, виднелась темная и низкая дыра — наверно, вход в пещеру. И из этой дыры поднималась струйка дыма. Нет, две струйки. Осыпавшиеся с откоса камни, лежавшие перед дырой, шевелились под этими струйками. Это их шорох услышал сейчас мальчик. Как будто из глубины что-то ползло наружу, сдвигая с места все, что было перед ним.
Оттуда действительно что-то ползло. Хуже того — оно уже почти выползло. Будь на месте Юстаса Люси, Эдмунд или любой из моих читателей, они бы узнали его сразу; но ведь Юстас никогда не читал хороших детских книжек. И такого существа, которое сейчас выползало, он не только никогда не видел на картинках, но даже и вообразить себе не мог: длинная свинцово-серая морда; тускло-красные глаза; голая кожа без малейших признаков шерсти или перьев; длинное гибкое тело, волочащееся по земле; ноги, на которых колени, как у паука, торчали выше спины; ужасные клешни; крылья, как у летучей мыши, со скрежетом задевали камни на потолке пещеры, и хвост длиной во много ярдов. А те две струйки дыма выходили из его ноздрей. Конечно, это был дракон, но Юстас не сказал себе этого слова — дракон. Впрочем, если б даже и сказал, вряд ли его положение стало бы от этого легче.
Зато если бы он читал хоть что-нибудь о драконах, то поведение этого существа его бы сильно удивило. Дракон не поднялся в воздух, не захлопал крыльями и даже не изрыгнул пламя из своей пасти. И дым из его ноздрей, похоже, готов был вот-вот иссякнуть. Казалось, дракон совсем не замечал Юстаса. Очень медленно он полз к озерку, то и дело останавливаясь и замирая на месте. Даже при всем своем испуге Юстас почувствовал, что это очень старое, больное и печальное существо. И подумал, не проскочить ли ему мимо чудовища и не взбежать ли на откос. Но сообразил, что при этом может поднять шум — и существо оглянется и заметит его. И тогда, возможно, проявит куда больше энергии. Может быть, вся его слабость и вялость — только притворство? В таком случае какая польза Юстасу карабкаться вверх, если оно, судя по всему, умеет летать?
Тем временем оно доползло до озерка и потянулось по гальке своим жутким чешуйчатым подбородком к воде, чтобы напиться. Но, когда губы чудовища коснулись воды, оно вдруг издало оглушительный крик — что-то среднее между карканьем и металлическим лязгом, — по его телу волной прокатились содрогания, потом оно забилось, перевернулось на бок и, вытянувшись, затихло, вскинув вверх жуткую когтистую лапу. Из широко разинутой пасти вытекло немного темной крови. Дым из ноздрей почернел и растаял в воздухе.
Юстас еще долго стоял как вкопанный. Может быть, это какая-то уловка, попытка подманить к себе путника и погубить его... Но нельзя же было вот так стоять вечно. И он сделал шаг, потом еще два и снова остановился. Дракон не шёлохнулся. Юстас разглядел, что тусклый красный огонь в его глазах окончательно потух. Тогда он решился подойти к чудовищу вплотную. И окончательно убедился, что дракон мертв. Дрожа, он дотронулся до него.
Ох, как гора с плеч свалилась! Почувствовав огромное облегчение, Юстас чуть не рассмеялся во весь голос. Ему даже показалось, будто он сам сражался с драконом и убил его, а не просто наблюдал его смерть. Переступив через тело, он направился к озерку, чтобы напиться самому: жара стала невыносимой. И нисколько не удивился, услыхав где-то вверху раскаты грома. Почти сразу исчезло солнце. Он еще не кончил пить, а уже закапал дождь.
Климат на острове оказался пренеприятным. Не прошло и минуты, как полил настоящий ливень; Юстас вмиг промок до нитки, вода заливала ему глаза. Таких дождей не увидишь в Европе. Конечно, теперь бессмысленно было карабкаться вверх — пока дождь не кончится, нечего и пробовать выбраться из долины. И он стрелой помчался к единственному убежищу, которое здесь было, — драконовой пещере. Забравшись туда, мальчик улегся на полу и затаил дыхание. Почти все знают, что именно можно найти в логове дракона, но, как я уже сказал, Юстас читал только плохие и неинтересные книжки. В них сообщалось много всякой всячины про экспорт и про импорт, про принципы управления и про экономию на расходах, но насчет драконов ничего не говорилось. Поэтому не стоит удивляться, что он был прямо-таки ошарашен, когда разглядел, на чем лежит. Дно пещеры сразу показалось ему слишком колючим даже для голых камней и слишком твердым для колючек, к тому же там валялось много каких-то плоских кругляков, странно позвякивающих при каждом его движении.
Юстас решил посмотреть, что это такое, и света, проникавшего в пещеру, оказалось вполне достаточно, чтобы он это разглядел — и бессмысленно уставился на груды сокровищ, хотя любой из нас на его месте заранее знал бы, что ничего другого там и быть не могло. Здесь валялись короны (те самые колючие вещички), массивные золотые слитки, чаши, блюда; что говорить, здесь были целые россыпи монет, колец и браслетов, драгоценных камней...
Юстас, в отличие от других мальчишек, никогда не забивал себе голову сказками про сокровища и не тратил время на поиски кладов; но он сразу понял, что эти вещицы могут принести ему немалую пользу в странном новом мире, куда он так по-дурацки угодил, провалившись в картину в комнате Люси. “Найденные клады здесь наверняка не облагаются никакими налогами, — подумал он. — И не нужно будет сдавать их правительству. Одной небольшой части этой дребедени вполне хватит, чтобы неплохо провести время, скорее всего в Калормене. Судя по тому, что я успел услышать, изо всех этих дрянных стран она самая приличная...