Тем временем “Утренняя заря”, подгоняемая свежим ветерком, летела по волнам, и на ее палубе лежали и сидели люди. Сейчас они могли только прерывисто говорить, судорожно дышать да постанывать, и потребовалось немало времени, пока к ним вернулся дар речи и они смогли обсудить это приключение, а потом и посмеяться над ним. Когда же на палубу выкатили бочонок рома, все окончательно развеселились и принялись восхвалять отвагу Юстаса (хоть от нее и не было никакого толка) и, конечно, мудрость Рипишиппи.
Затем они плыли на восток еще три дня, не видя ничего, кроме моря и неба. На четвертый день ветер переменился и подул с севера, на море поднялись высокие волны, а после полудня ветер достиг почти ураганной силы. Но вскоре по левому борту они заметили какую-то землю.
— С вашего позволения, сир, — сказал Дриниан, — нам лучше пристать к берегу. Придется идти к нему на веслах, зато переждем в гавани, пока не кончится шторм.
Каспиан согласился, но им пришлось долго грести против ура-ганного ветра. До самого вечера они не могли подойти к земле и лишь при последних проблесках дневного света вошли в естественную гавань и бросили якорь. Но никто не стал сходить на берег. Утром путешественники увидели, что находятся в бухте с зелеными холмистыми берегами. Холмы были изрезаны оврагами и, становясь все выше, к центру острова переходили в скалы. Ветер дул с севера, как раз из-за скалистых вершин, и гнал по небу черные тучи. Путешественники спустили на воду лодку и погрузили в нее пустые бочки для воды.
Заняв место в лодке, Каспиан сказал:
— Где будем брать воду, Дриниан? Похоже, в бухту впадают две реки, с запада и с востока.
— Да, сир, это видно по течениям и водоворотам возле мест их впадения. Думаю, нам больше подойдет восточная речка, по правому борту, — туда нам меньше грести.
— Вот досада, — посетовал Каспиан. — Снова дождь.
И действительно, на них обрушился настоящий ливень.
— Вот уж не вовремя! — воскликнул Эдмунд. — Послушайте, давайте пойдем к западной речке. Там есть деревья, так что найдем хоть какое-то укрытие.
— Правильно, — поддержал Юстас. — К чему мокнуть напрасно?
Но Дриниан уже развернул лодку вправо. Как усталый человек за рулем автомобиля, продолжающий упрямо ехать со скоростью сорок миль в час в то время, когда ему объясняют, что он свернул совсем не на ту дорогу.
— Они же правы, Дриниан, — заметил Каспиан. — Почему вы не сворачиваете влево?
— Как угодно вашему величеству, — довольно сухо отозвался Дриниан.
Из-за вчерашней непогоды он провел очень трудный день и вдобавок терпеть не мог, когда сухопутная публика лезла к нему со своими советами, куда плыть и как плыть. Тем не менее он свернул на запад и, как выяснилось впоследствии, очень хорошо сделал.
Они уже кончили набирать воду, когда дождь прекратился; Каспиан пригласил Юстаса, обоих Певенси и Рипишиппи подняться на вершину скалистого холма и осмотреть оттуда остров. Подъем оказался тяжелым, приходилось продираться сквозь высокую жесткую траву и вереск, и по дороге они не видели ни людей, ни животных, только морские чайки кружили над головами. Добравшись наконец до вершины, они обнаружили, что островок очень мал, всего каких-нибудь двадцать акров. Море отсюда казалось более широким и пустынным, чем с палубы “Утренней зари”.
— Мне кажется, это чистое безумие, — сказал Юстас Люси, вглядываясь в восточный горизонт. — Плыть и плыть туда, не имея никакого представления, что там ждет.
Он сказал это почти бездумно, по привычке, а не потому, что захотел вдруг испортить настроение окружающим, как бывало раньше.
По-прежнему дул сильный северный ветер, на гребне холма стало слишком холодно, чтобы задерживаться надолго. Компания решила возвращаться.
— Давайте вернемся другой дорогой, — предложила Люси. — Пройдем чуточку вдоль гребня и спустимся по течению той речки, к которой хотел причалить Дриниан.
Предложение понравилось всем, и спустя пятнадцать минут они уже находились у истока другой речки. Здесь оказалось намного интереснее, чем можно было ожидать, разглядывая это место сверху. Они набрели на маленькое глубокое озеро, окруженное со всех сторон стеной обрывистых утесов; стена разрывалась лишь в одном месте, со стороны, обращенной к морю, и там по некоему подобию узкого канала и вытекала из озера речка. Здесь они оказались укрыты от ветра, и сразу стало теплее. Исследователи присели на густой и мягкий вереск под обрывом, чтобы отдохнуть.
Все еще усаживались поудобнее, когда Эдмунд, едва коснувшись земли, мгновенно вскочил.
— Похоже, этот остров состоит из одних острых камней. — Он ощупал землю под вереском. — Где эта проклятая штуковина?.. Ах, вот она... Ой, да это никакой не камень, а рукоять меча! Да нет же, черт побери, это целый меч. Вернее, то, что от него оставила ржавчина. Похоже, он пролежал тут не одно столетие.
Все столпились, разглядывая находку.
— Меч нарнианский,— заключил Каспиан.
— Я тоже сижу на чем-то, — сообщила Люси. — На чем-то очень твердом.
Это оказались остатки кольчуги, тоже сильно проржавевшей. Все начали ползать на четвереньках, прощупывая вереск во все стороны от своих находок. Сначала нашли шлем, потом кинжал и несколько монет — да не калорменских “полумесяцев”, а самых настоящих нарнианских “львов” и “деревьев”, точно таких же, какие не так уж давно можно было увидеть на рынках у Бобровой Плотины или в Беруне.
— Держу пари — это все, что осталось от одного из наших семи лордов, — сказал Эдмунд.
— Я подумал то же самое, — отозвался Каспиан. — И мне хотелось бы знать, кто это был. На кинжале не осталось никаких опознавательных знаков. Еще я хотел бы знать, как он умер.
— И кому нам надлежит отомстить за него, — напомнил Рипишиппи.
Тем временем Эдмунд, единственный в этой компании, кто читал детективы, причем успел прочесть их уйму, размышлял вслух.
— Понимаете, во всем этом есть что-то подозрительное. Непохоже, чтобы он погиб в бою.
— Почему? — спросил Каспиан.
— Нет костей, — объяснил Эдмунд. — Враги, как правило, забирают вооружение, тело же бросают на месте. Где это слыхано, чтобы кто-то, победив в бою, забрал с собою тело, а доспехи бросил?
— Может быть, его убил дикий зверь? — предположила Люси.
— Ну, это был бы слишком умный зверь, — возразил Эдмунд. — Он сумел снять с человека кольчугу.
— Может быть, дракон? — спросил Каспиан.
— Ни в коем случае, — живо отозвался Юстас. — Дракону такое не под силу, вы уж мне поверьте.
— В таком случае пошли отсюда поскорее, — предложила Люси.
Место это ей сразу же разонравилось, как только Эдмунд заговорил про кости и про мертвое тело.
— Как вам угодно, сударыня, — Каспиан встал на ноги. — Вряд ли эти вещи стоят того, чтобы уносить их отсюда, — добавил он.
Они пошли вдоль берега, огибая расщелину, через которую из озера вытекала речка, и любуясь гладкой водой в кольце утесов. Будь этот день жарким, им обязательно захотелось бы напиться, а то и искупаться. Но даже в такой дождливый день Юстас, глядя на воду, подумал, что не мешало бы напиться. Только он собрался нагнуться и зачерпнуть воды ладонями, как вдруг Рипишиппи и Люси враз закричали:
— Смотрите!
Юстас сразу забыл, что хотел сделать, поднял голову и обернулся.
Они стояли у небольшой заводи, дно которой, казалось, было вымощено большими и плоскими голубовато-серыми камнями. Через совершенно прозрачную воду было видно, что на дне лежит статуя человека в натуральную величину, отлитая, судя по всему, из золота. Статуя лежала лицом вниз, вытянув над головой руки. Пока они разглядывали ее, облака на небе разошлись, сквозь них прорвался солнечный свет. Золотое изваяние засверкало с головы до ног. Люси подумала, что, наверно, нет на свете другой такой прекрасной статуи.
— Ну и ну! — присвистнул Каспиан. — Вот это уже кое-что стоящее! Интересно, сумеем мы ее оттуда вытащить?
— Мы можем нырнуть за ней, сир, — предложил Рипишиппи.
— Пустая трата времени, — задумчиво произнес Эдмунд. — Если она из настоящего золота да еще и цельная — этакую тяжесть нам не поднять. И потом, в заводи будет двенадцать, если не пятнадцать, футов глубины... Впрочем, минуточку. Хорошо, что я сообразил прихватить с собой охотничье копье. Можно проверить, какая тут глубина. Подержите меня за руку, Каспиан, чтобы я не свалился в воду, хочу промерить глубину подальше от берега.
Каспиан ухватил его за руку, и Эдмунд, наклонившись вперед, начал опускать копье в воду. Не успело оно погрузиться и наполовину, как Люси сказала:
— Наверно, эта статуя не из золота, просто такой цвет у нее из-за воды. Видите, стоило копью войти в воду, оно стало такого же цвета...
— Что случилось? — спросили все разом Эдмунда, неожиданно выронившего копье.
— Я не смог удержать его, оно вдруг стало очень тяжелым. Понимаете — потяжелело!
— Ну вот, теперь оно уже на дне, — огорчился Каспиан. — Кажется, Люси права. У него теперь точно такой же цвет, как и у статуи.
Эдмунд тем временем переступал с ноги на ногу, как будто ботинки вдруг стали неудобными. Он нагнулся, пригляделся к ним, а потом, резко выпрямившись, закричал таким пронзительным голосом, что все сразу послушались:
— Назад! Прочь от воды! Дальше, дальше! Да поскорее!
Отступив от воды, все в недоумении уставились на него.
— Гляньте! Гляньте на носки моих ботинок!
— Вроде бы выпачканы чем-то желтым, — протянул Юстас.
— Они золотые. Сплошное золото. Поглядите, какими они стали. И пощупайте. Они уже отваливаются. И тяжелые, как свинец.
— Во имя Аслана! — вскричал Каспиан. — Неужели ты хочешь сказать...
— Да, именно это я и хочу сказать, — ответил Эдмунд. — Эта вода все превращает в золото. Копье стало золотым, потому оно и потяжелело. И стоило воде попасть на мои ботинки, как носки их стали золотыми. Мне просто повезло, что я не вздумал разгуливать босиком. Значит, этот бедняга на дне... ну, сами понимаете...
— Никакая это не статуя, — тихонько сказала Люси.
— Да, это ясно. Он пришел сюда в жаркий день. Решил искупаться. Разделся вон там, под обрывом, на том самом месте, где мы сидели. Бросился в воду и сразу пошел ко дну, как копье. Одежда истлела или ее растащили птицы, чтобы выстлать гнезда. А оружие так и лежит там, где его оставили.
— Не продолжай, — попросила Люси. — Это так страшно!
— Мы и сами лишь чудом избежали той же участи, — сказал Эдмунд.
— Да, действительно, мы были на волосок от гибели, — согласился Рипишиппи. — Когда мы шли по берегу, любой из нас мог намочить либо палец, либо ступню, либо хвост, либо усики...
— И все-таки, — решил Каспиан, — надо убедиться, что дело обстоит именно так. Проверим еще раз.
Он нагнулся, отломил веточку вереска, потом осторожно опустился на колени и погрузил ветку в воду. Опустил он вереск, а вытащил из воды совершеннейшее творение ювелира — ветку вереска, сделанную из чистейшего золота, мягкого и тяжелого, как свинец.
Лицо Каспиана раскраснелось. Он поднялся на ноги.
— Король, которому будет принадлежать этот остров, вскоре станет богаче всех властителей в мире. Поэтому отныне и навеки этот остров принадлежит нарнианской короне. Я нарекаю его Островом Золотых Вод. Прошу вас всех сохранить наше открытие в тайне. Никто не должен знать о нем. Даже Дриниан. За разглашение тайны — смерть. Слышали?
— Кому ты это говоришь? — возмутился Эдмунд. — Я и Люси не твои подданные. Поищи себе других мальчишек на побегушках. Я один из четырех древних властителей Нарнии, а ты всего лишь вассал Верховного Короля, моего брата.
— Вот, значит, до чего дошло, король Эдмунд? — Каспиан взялся за меч.
— Прекратите немедленно! — закричала Люси. — Просто невозможно иметь дело с мальчишками! Вы оба хвастаетесь, как первоклассные идиоты, и... оооох!
Она замолчала, как будто вдруг лишилась дара речи.
Внизу, по склону серого холма — серого оттого, что вереск еще не зацвел — совершенно бесшумно шествовал огромный лев. Самый огромный лев, которого когда-либо видели человеческие глаза. Он двигался поперек склона, совершенно не глядя на них, сверкая так, словно был залит солнечным светом, хотя на самом деле тучи сплошь затянули небеса. Потом, описывая эту сцену, Люси утверждала:
“Он был ростом со слона”. Но в следующий раз она уже говорила: “Он был с коня-тяжеловоза...”
Точные размеры в тот миг никого не интересовали. Никому не пришло в голову спросить, кто это такой. Все и так сразу поняли — это Аслан. Им стало стыдно за свое поведение, и они долго стояли и молчали. Никто не заметил, откуда Лев появился, и никто не видел, куда он ушел. Когда его не стало видно, они поглядели друг на друга, будто очнувшись от сна.
— Что это с нами вдруг случилось? — спросил Каспиан. — Я вел себя, как безмозглый осел.
— Сир, — пропищал Рипишиппи. — Не удивлюсь, если окажется, что вы попали под власть неких злых чар. Похоже, это какое-то проклятое место. Давайте поскорее покинем его и вернемся на корабль. И если бы вы доверили мне честь выбрать название для этого острова, я бы назвал его Островом Мертвой Воды.
— Да, похоже, это самое подходящее название, Рипи, — согласился Каспиан. — Так мне кажется — хотя чем больше об этом думаю, тем меньше понимаю, почему... Смотрите, — продолжал он, — погода проясняется, и я уверен, что Дриниану не терпится поскорее отчалить. То-то он удивится, когда мы расскажем, что здесь с нами было!
Однако, вернувшись в лодку, они рассказали не так уж много: их воспоминания о событиях последнего часа оказались почему-то смутными.
— Мне показалось, их величества вернулись на борт странно растерянные, будто их кто-то заколдовал, — говорил несколько часов спустя Дриниан, оставшись наедине с Ринсом.
"Утренняя заря” с надутым парусом давно летела по голубым волнам. Остров Мертвой Воды давно скрылся за горизонтом. Рине ничего не ответил, и Дриниан продолжал:
— Похоже, что-то приключилось с ними на острове. Но из их рассказов я уразумел лишь одно. Они считают, будто обнаружили там останки одного из семи лордов, которых мы разыскиваем. Вот только чьи именно — не знают.
— Я б на вашем месте не говорил об этом так, капитан. Ведь получается, что судьбу троих мы выяснили, остается разыскать лишь четырех. Значит, есть шанс вернуться домой до Нового Года. Я считаю, это совсем неплохо. Народ весь извелся. Да и у меня тоже табачок весь вышел... Покойной ночи, капитан.
Глава девятая
ОСТРОВ НЕВИДИМОК
Ветер, долго дувший с северо-запада сменился западным.
Каждое утро на рассвете, когда из моря вставало солнце, резной нос “Утренней зари” был нацелен прямо в середину солнечного диска. Некоторые утверждали, что солнце здесь гораздо больше, чем в Нарнии, но другие не соглашались, говоря, что не замечают ничего подобного. Они плыли и плыли вперед, подгоняемые легким, но устойчивым ветром, и не видели ничего: ни рыб, ни чаек, ни кораблей, ни берегов. И вот запасов снова осталось мало, а в сердца закрадывалось подозрение, что морю, по которому они теперь плывут, вообще нет конца. Но когда настал рассвет того дня, который, как они решили, должен был стать последним днем их плавания на восток, они увидели впереди, между кораблем и восходящим солнцем, невысокий остров, лежавший на море, как опустившееся отдохнуть облако.
Спустя несколько часов после полудня они бросили якорь в широкой бухте, спустили на воду лодку, доплыли до берега и сошли на сушу. Остров этот был совершенно не похож на те, которые они видели до сих пор. Миновав песчаный пляж, путешественники везде встречали лишь молчание и пустоту, как будто остров был совершенно необитаем. Тем не менее повсюду видели они правильно разбитые лужайки с такой ровной и короткой травой, какая растет только на газонах возле семейных гнезд английских лордов, где за нею в течение нескольких столетий непрерывно ухаживают сразу по десять садовников. На острове росло много деревьев, но все они отстояли на одинаковом расстоянии друг от друга, и нигде не было видно ни сломанной ветки, ни опавшего листочка. Порою ворковали голуби, никаких других звуков слышно не было.