— О странники, явившиеся издалека к Столу Аслана! — заговорила девушка. — Почему вы ничего не ели и не пили?
— Госпожа, — ответил Каспиан, — мы боялись отведать этой пищи, ибо подумали, что именно она ввергла наших друзей в этот колдовской сон.
— Они даже не прикоснулись к ней, — сказала девушка.
— Пожалуйста, — попросила Люси, — расскажите нам, что с ними случилось.
— Семь лет назад, — ответила девушка, — они прибыли сюда на корабле, корпус которого готов был вот-вот развалиться, а паруса превратились в лохмотья. С ними было несколько других моряков. А когда они подошли к этому столу, один из них сказал:
"Мне здесь нравится. Давайте спустим наши паруса, не будем больше никуда грести, а останемся здесь, сядем за этот стол и, если позволят небеса, доживем здесь в покое наши дни".
Другой возразил:
"Нет, лучше нам вернуться на корабль и плыть назад в Нарнию, потому что за время нашего отсутствия там могло многое перемениться. Может быть, Мираз уже умер".
Но третий, который, видимо, был среди них главным и обладал властью, вскочил и крикнул:
"Клянусь небесами — нет! Мы люди и тельмарины, а не трусливые животные! Вы меня спрашиваете, к чему нам громоздить приключение на приключение? Жить на свете нам осталось не так уж долго, а потому то краткое время, что нам еще остается, лучше потратить на поиски нового мира, который, может быть, простирается за чертой солнечного восхода!"
Остальные начали ему возражать, тогда он схватил Каменный Нож, лежавший на столе, и хотел обратить его против своих товарищей. Но этой вещи не должен касаться никто, и поэтому, как только его пальцы сомкнулись на рукояти, крепкий сон сковал всех троих. И они будут спать, пока не спадут с них волшебные чары.
— А что это за Каменный Нож?
— Неужели никто из вас не помнит его? — удивилась девушка.
— Я ... Мне кажется, — пролепетала Люси. — что я уже видела нечто подобное. Этот нож очень похож на тот, каким Белая Колдунья некогда заколола Аслана на Каменном Столе.
— Это тот самый Нож, — подтвердила девушка. — Его перенесли сюда, и здесь он будет храниться в великой чести, пока стоит этот мир.
Тут заговорил Эдмунд, которого в течение последних нескольких минут все более и более охватывала тревога:
— Послушайте, надеюсь, никто не обвинит меня в трусости из-за того, что я не коснулся этой еды, и в грубости за то, что я сейчас вам скажу. Во время путешествия с нами было уже много самых разных и самых странных приключений. Когда я впервые взглянул на ваше лицо, я готов был поверить любому вашему слову. Но потом подумал, что вы могли бы вызвать это чувство колдовскими чарами. Скажите, как нам узнать, друг вы нам или нет?
— Узнать вам этого нельзя, — ответила девушка. — Вам остается только верить мне или не верить.
С минуту сохранялось молчание, которое нарушил тоненький голосок Рипишиппи,
— Сир, — сказал он, — не будете ли вы так любезны налить мне вина из этой бутылки. Она слишком велика, чтобы я смог поднять ее сам. Я хочу выпить за здоровье прекрасной дамы.
Каспиан выполнил его просьбу, и Рипишиппи, стоя на столе, поднял своими крохотными лапками тяжелый золотой бокал.
— Ваше здоровье, сударыня!
Пригубив вино (весь бокал просто не вместился бы в его тельце), он принялся за холодного фазана. Остальные, не раздумывая, последовали его примеру. Все почувствовали страшный голод, и хотя на столе было совсем не то, что полагается к раннему завтраку, но в качестве очень позднего ужина трапеза была превосходна.
Когда они немного насытились, разговор возобновился.
— Почему вы назвали этот стол Столом Аслана? — спросила Люси.
— Потому что он поставлен здесь по его велению для тех, кто заплывет сюда, слишком близко к Краю Света. Некоторые даже называют этот остров Концом Мира, хотя отсюда можно плыть еще дальше. Но именно здесь начинается Край Света.
— Но сколько же времени хранится здесь пища? — полюбопытствовал Юстас.
— Каждое утро ее съедают и каждый вечер ставят новую. Скоро вы все увидите сами.
— Но что же нам делать с этими Спящими? — спросил Каспиан.
— Мои друзья, — тут он кивнул на юных Певенси и Юстаса, — рассказывали мне, что в том мире, откуда они пришли, есть сказка. В замке короля все уснули волшебным сном. Много лет спустя туда попал один принц. И ему удалось развеять чары, когда он поцеловал принцессу.
— Но мы в другом мире, — отвечала девушка, — и здесь все будет несколько иначе. Здесь нельзя поцеловать принцессу до тех пор, пока не сумеешь развеять чары.
— Тогда, во имя Аслана, поведайте мне, как это можно сделать?
— Этому вас может научить только мой отец, — ответила девушка.
Ваш отец? Кто он? — спросил Эдмунд.
— И где он? — добавила Люси.
— Смотрите, — девушка, повернувшись, показала на дверь в склоне холма.
Теперь ее было хорошо видно... Пока они ели и беседовали, почти все звезды померкли. В серой мгле восточного неба уже намечалась белая полоска рассвета.
Глава четырнадцатая
ПУТЕШЕСТВИЕ К КРАЮ СВЕТА
Снова медленно растворилась дверь, и в ней показалась еще одна фигура, такая же высокая и стройная, как у той девушки, только не такая тоненькая. В руках у нее не было никакого светильника, но свет, казалось, исходил от нее самой. Когда она приблизилась, Люси увидела, что это — величественный старец. Его серебряная борода спускалась до босых ступней, а серебряные волосы сзади доходили до пят. Его одежда была, казалось, соткана из серебряного руна. Он выглядел таким серьезным и благородным, что путешественники встали, чтобы приветствовать его.
Старик шел прямо к ним, не говоря ни слова, пока не оказался рядом со своей дочерью. Они оба обратились лицом к востоку и протянули руки вперед и вверх, раскрыв ладони. И в этой позе начали петь. Мне хотелось бы здесь привести слова песни, но никто из свидетелей потом не мог их припомнить. Люси говорила, что пели они на высоких нотах, почти пискляво, но все равно очень красиво...
— А мелодия прохладная и спокойная, — объясняла она. — Именно такая песня и подходит для раннего утра.
Они пели, и серые облака начали подниматься с восточной части неба, а белая рассветная полоса все разрасталась, пока небо совсем не побелело, а море засверкало, как серебряное. Время шло, старец и его дочь продолжали петь. Восток заалел, облака рассеялись... и солнце поднялось из-за моря. Его длинные прямые лучи протянулись вдоль всего стола, сверкая на золоте и серебре, и упали, на Каменный Нож.
Еще до того, как они попали на этот остров, нарнианцы удивлялись тому, что восходящее солнце в этих краях выглядит намного больше, чем дома. На этот же раз оно произвело просто ошеломляющее впечатление. Лучи его сверкали на росе и на убранстве стола так ярко, что блеск их не шел ни в какое сравнение с сиянием любого утра, какое путешественникам до сих пор приходилось видеть. Потом Эдмунд говорил:
— Хотя за время плавания с нами приключилось много всяких чудес, самым волнующим был этот восход.
Дело в том, что именно в тот миг они по-настоящему осознали, что добрались до тех мест, где действительно начинается Край Света.
Потом им показалось, что из самой середины поднимающегося солнца что-то вырвалось и летит прямо на них. Но, как вы понимаете, долго смотреть прямо на солнце нельзя, поэтому полной уверенности в том, что они это видят, у них не было. Вскоре весь воздух зазвенел от голосов, подхвативших песню, которую пели девушка и ее отец. Мелодия разливалась все привольнее, но слов наши путешественники не понимали: ведь языка, на котором была сложена песня, они не знали. Вскоре показались и сами певцы — большие белые птицы. Они налетали сотнями, тысячами и садились везде, где находили местечко: на траву, на каменные плиты, на стол, на плечи людей, на их руки и головы. Вскоре все выглядело так, будто выпал тяжелый плотный снег. И, подобно снегу, птицы укрыли все белой пеленой, под ней размылись очертания всех вещей. Выглядывая из-под белого крыла, Люси увидела, как одна из них вдруг подлетела к старцу. Она держала что-то в клюве — не то плод, не то горящий уголек, во всяком случае это горело так ярко, что невозможно было смотреть. И птица опустила это прямо в уста старцу.
Затем пение смолкло, птицы занялись яствами, и скоро на столе не осталось ничего. Они сотнями и тысячами поднимались вверх, унося в когтях и клювах кости, корки, скорлупу. Стая устремилась назад, на восток, к поднимающемуся солнцу. Воздух снова задрожал и завибрировал от взмахов крыльев. Три нарнианских лорда продолжали крепко спать.
Только теперь старец обернулся к путешественникам и приветствовал их самым учтивым образом. Когда обмен приветствиями закончился, Каспиан спросил:
— Сир, не можете ли вы нам сказать, как разрушить чары, сковавшие волшебным сном этих людей?
— Я охотно скажу тебе, сын мой. Чары можно разрушить, но для этого ты должен доплыть до самого Края Света или, по крайней мере, до того места, куда еще можно доплыть на корабле, и оставить там хотя бы одного из своих спутников.
— А что будет с тем спутником? — спросил Рипишиппи.
— Он должен дойти до самого восхода и никогда больше не возвращаться в мир смертных.
— Тогда это буду я, — сказал Рипишиппи. — Всю жизнь я стремился туда, на самый крайний восток.
— А далеко ли отсюда до Края Света, сир? — спросил Каспиан. — И не можете ли вы рассказать нам, какие моря и земли лежат дальше к востоку?
— Те края и земли я видел очень много лет назад, к тому же с огромной высоты. Поэтому я не могу сообщить сведений, которые нужны моряку. ‘
— Вы хотите сказать, что летели по воздуху? — не выдержав, выпалил Юстас.
— Это было намного выше воздуха, сын мой, — ответил старец.
— Потому что я — Раманду. Но я вижу, вы недоуменно переглянулись, никто из вас прежде не слышал этого имени. Не удивляйтесь, ибо дни, когда я был звездой, закончились задолго до того, как вы явились на свет. Все созвездия с тех пор переменились.
— Вот оно что! — пробормотал Эдмунд. — Он же Звезда, удалившаяся на покой.
— И вы больше не будете Звездой? — спросила Люси.
— Я — Звезда, ушедшая на покой, дочь моя, — ответил ей Раманду. — Когда я поднялся на небо в последний раз, то был настолько дряхл и стар, что вы просто не в состоянии этого представить, и потому с неба меня перенесли на этот остров. Но теперь я уже не так стар, как тогда. Каждое утро птицы приносят мне огненную ягоду, созревшую в одной из солнечных долин, и каждая из таких ягод уносит крохотную частицу моих лет. И если до того, как настанет конец мира, я еще успею стать юным, как новорожденное дитя, — я еще смогу взойти на небо (потому что сейчас мы пребываем у самого восточного Края Света) и снова вступить в великий хоровод.
— Но в нашем мире, — сказал Юстас, — звезды всего лишь огромные шары из раскаленного газа.
— Даже в вашем мире, сын мой, это не звезды, а всего лишь материал, из которого они делаются... А в этом мире ты уже повстречался с живой Звездой, ведь, судя по всему, вы побывали у Кориакина.
— Он тоже удалившаяся на отдых Звезда? — удивилась Люси.
— Ну, я бы так не сказал, — отвечал Раманду. — Какой уж тут, простите, отдых, коли ему приходится возиться со своими Тупицами? Я бы скорее назвал это наказанием. Если бы он вел себя, как положено, он мог бы еще не одну тысячу лет освещать зимние ночи на юге...
— А что такое он натворил, сир? — спросил Каспиан.
— Сын мой, не положено Сынам Адама знать, что Звезды могут совершать проступки, тем более — какие это могут быть проступки... Поэтому не будем тратить время на подобные разговоры. Вернемся лучше к вашему делу. Каково ваше решение? Поплывете ли вы дальше на восток и оставите там одного из вас или же сразу возьмете курс на запад?
— Какие тут могут быть вопросы, сир? — воскликнул Рипишиппи. — Разумеется, мы поплывем на восток. Это будет самым естественным продолжением нашего поиска, ибо какой смысл найти этих трех лордов и не спасти их от чар?
— Я считаю так же, — сказал Каспиан, — и мне кажется, если мы не доплывем до Края Света насколько к нему можно приблизиться на “Утренней заре”, то сердце мое просто разорвется.
Но я думаю сейчас об экипаже корабля. Моряки обязались плыть с нами на восток до тех пор, пока мы не разыщем всех лордов или не выясним их судьбу. Но о том, чтобы плыть к Краю Света, у меня с ними уговора не было. Они все очень смелые парни, но у меня создалось впечатление, что они уже устали и ждут не дождутся, когда мы повернем назад. И я не хотел бы плыть дальше без их добровольного согласия. К тому же с нами несчастный лорд Руп. Он совершенно сломлен.
— Сын мой, — отвечал Раманду, — бесполезно плыть на Край Света, если твои спутники последуют за тобой по принуждению. В таком случае вам не развеять могущественные чары. Они должны пойти добровольно, хорошо зная, на что идут и зачем им это нужно... Но кто тот сломленный человек, о котором ты сейчас упомянул?
Каспиан рассказал Раманду историю лорда Рупа.
— Мне кажется, я смогу дать ему то, в чем он сейчас больше всего нуждается, — выслушав рассказ, молвил старец. — На этом острове можно спать бесконечно, и сон лишен каких бы то ни было сновидений. Пусть он сядет рядом со своими тремя товарищами и пьет из чаши забвения, пока ты не вернешься.
— О, давайте так и сделаем, Каспиан! — обрадовалась Люси. — И поскорее. Я уверена, что это предложение ему понравится.
В этот момент их беседу прервал шум множества шагов и гул голосов. К ним приближались Дриниан с командой. Увидев Раманду и его дочь, они застыли в удивлении, а потом — поскольку с первого взгляда было ясно, что они могущественные властители — все обнажили перед ними головы. Некоторые моряки с явным сожалением поглядывали на пустые блюда и бутылки.
— Милорд, — сказал Каспиан, обращаясь к Дриниану, — прошу вас срочно послать двух человек на “Утреннюю зарю” с вестью к лорду Рупу. Скажите, что мы нашли здесь трех последних его товарищей по плаванию, но они спят крепким сном без сновидений, и он, если пожелает, сможет присоединиться к ним.
Когда этот приказ был исполнен, Каспиан пригласил всех сесть и рассказал о сложившейся ситуации. Когда он закончил, наступило долгое молчание, потом все начали перешептываться. Наконец встал капитан лучников и сказал так:
— Некоторые из нас давно уже хотели спросить ваше величество, вернемся ли мы домой и как мы вернемся. И не так уж важно, откуда мы будем возвращаться — отсюда или откуда-нибудь еще. Весь вопрос в том, можно ли вернуться вообще. Потому что все время, пока мы плывем, дует только западный или северо-западный ветер, а если он чем сменяется, так только штилем. И если ветер не переменится, хотел бы я знать, есть ли у нас хоть какая-нибудь надежда снова увидеть Нарнию? Если же нам придется идти обратно на веслах, где мы возьмем запасы на долгую дорогу?
— Ну, это разговоры сухопутные, — проворчал Дриниан. — В этих морях всегда всю вторую половину года дует западный ветер, а потом, с нового года, он дует с востока. Вот тогда у нас будет попутного ветра сколько угодно, даже больше, чем кое-кому может понравиться. Если мне говорили правду, то вам даже захочется плыть на запад чуть-чуть помедленнее.
— Все правильно, капитан, — подтвердил матрос родом с Тальмы. — В январе-феврале нам надо переждать штормы, которые налетят с востока, а потом ветер будет ровным и устойчивым, лучше и не пожелаешь. С вашего позволения, сударь, если б я командовал этим кораблем, то я бы зиму переждал здесь, а домой поплыл бы в марте.
— А если б ты зазимовал здесь, что бы ты ел? — спросил Юстас.
— Они бы питались с этого стола, — Сказал Раманду. — Каждый день на закате он будет накрыт для королевского пира.
— Вы только послушайте! — воскликнул один из моряков.
— Ваши величества, а также все присутствующие здесь дамы и господа! — начал Ринельф. — Есть тут одна вещь, о которой я обязательно должен сказать. Никого из нас не тянули в это путешествие насильно. Все мы добровольцы. Но вот сейчас я вижу, как кое-кто из нас хмуро смотрит на этот стол и мечтает о королевских пирах. А я слышал, как прежде они очень громко говорили о приключениях — в тот день, как мы отплывали от Каир-Паравеля, — и клялись не возвращаться домой, пока не найдут Край Света. А сейчас они считают дни, хотят поскорее попасть домой, и не нужен им никакой Край Света...