Родион обрадовался: здорово, Некотуха будет учиться музыке!
— Не хоту учиться! Хоту сразу играть, как Надя, — заспорила Ариадна.
— Да ты знаешь, девочка, сколько я училась, пока стала играть как сейчас? — сказала Надя. — Шесть лет после уроков ходила в музыкальную школу. А потом ещё четыре года занималась здесь, в училище…
— Шесть и четыре — десять лет! — сосчитал Родион.
Глеб Сергеевич сказал:
— Да. Надюша окончила училище с отличием и пришла к нам работать.
— Работать? А не играть? — удивилась Ариадна.
— Глупенькая! Играть — это и есть моя работа! — Надя засмеялась. — Я аккомпанирую ученикам Глеба Сергеевича, будущим скрипачам. Мне так повезло, что я попала к Глебу Сергеевичу в класс! Я у него учусь понимать, чувствовать музыку.
Глеб Сергеевич укладывал скрипку в футляр.
— Не прячьте её! — воскликнула Ариадна. — Вы почему больше не играете про лето?
— Про зиму, — поправил он. — Не играем, потому что ты нас перебила. А теперь уже поздно, надо класс закрывать.
Надя взяла шубу с батареи, встряхнула. Ариадна обиделась:
— Ка-ак? Уже уходить? Насовсем?
— Пора, — ответил Глеб Сергеевич.
Родион натягивал куртку.
Но тут случилось такое, чего никогда не видал этот класс, где обычно занимались серьёзные студенты.
Ариадна опустилась на четвереньки и с быстротой ящерицы ускользнула под рояль. Она обхватила руками его толстую деревянную ногу и закричала:
— Не хоту! Не пойду! — А рояль над нею отозвался гулким эхом.
Старый учитель был потрясён. Он наклонился к Ариадне и спросил изумлённо:
— И до каких пор ты собираешься тут сидеть?
— До самой ночи… — Ариадна всхлипнула. — Пока вы не сыграете всю музыку до конца. — И опять рояль откликнулся ей своей гулкой глубиной.
Старый музыкант распрямился, взглянул на Надю:
— Понимаешь, она так хочет слушать музыку, что я согласен играть. Но с условием, если они оба будут слушать молча. Или эта девочка не умеет молчать?
Оказалось, что Ариадна молчать умеет.
Они с Родионом слушали до конца, до самой последней ноты. Когда музыка кончилась, Родион удивился, что Ариадна не вскакивает, не прыгает, не болтает. Она тихо подошла к роялю, долго смотрела на молоточки, на молчащие, туго натянутые струны.
А старый учитель внимательно глядел на Ариадну и думал: «Вот девочка, зачарованная музыкой. Жаль, что она не хочет учиться. Подождём, пусть подрастёт немножко…»
Родион видел, как Ариадна, став на цыпочки, дотянулась и осторожно тронула золотую струну. Струна отозвалась долгим звуком, и Некотуха молчала, пока звук не растаял в воздухе.
Глава 8. «КУБИКИ»
Родион ещё не пришёл из школы. Ариадна гуляет одна. Как назло, никого из ребят во дворе нет. Ариадна разговаривает с Рыжиком. Спрашивает, какая кошка из подвала ему больше нравится: рыжая или белая с черными пятнами? Рыжик слышит слово «кошка» и носится с лаем по двору, вспугивая голубей.
Ариадна разговаривает с вороной Тетёхой. Тетёха сидит на фонаре, глядит жадным блестящим глазом на детские сырки.
— Я тебе! — грозит ей Тамара Васильевна.
— Только попробуй, сунь сюда клюв! — грозит Ариадна.
«Карр…» — отвечает Тетёха. С нею тоже не больно поговоришь.
Тамара Васильевна снимает с маленького грузовика коробки с молоком и кефиром. Ей помогает шофёр и дядя Валера, у него обеденный перерыв. Он спрашивает у очереди:
— Разрешите мне первому?
— Пожалуйста! — отвечает очередь. Он срезает углы с пакетов, выпивает подряд три пол-литра молока. Обтирая губы, удивлённо глядит на свою каску, висящую на поясе. В каске мяучит маленький рыжий котёнок.
— Нашёлся! — радуется его хозяйка. — Как ты сюда попал?
А из-за покупателей глядят озорные глаза. Ариадна!
— Ну, заяц, погоди! — Дядя Валера вмиг поймал её, высоко поднял и, несмотря на её весёлый визг, стал крутить вокруг себя. — Два витка вокруг земного шарика, три витка. Запущу на Марс!
— И меня! И меня! — закричали маленькие мальчишки. Дядя Валера подхватил их тоже.
— Вышли на траекторию! Невесомость! Пять витков, шесть… — Сдвинул с рукава чью-то ногу, взглянул на часы. — Всё! Приземление! — и опустил ребят на планету Земля.
Только ушёл дядя Валера, как вернулся из школы Родион.
— Я пятёрку получил по математике! — сообщает он Ариадне и мальчишкам. — Вы можете сосчитать, сколько ног у трёх кур? А сколько углов у пятиугольника? Ладно, помогу, только ранец отнесу.
Тамара Васильевна надевает белый фартук, раскладывает товар. Ариадна развлекает её разговорами. Объясняет, как играют гаммы, все клавиши нажимают по очереди. Показывает, как надо перекладывать пальцы, чтобы её маленькой руки хватило на восемь клавиш. Она поёт: «До, ре, ми, фа, соль, ля, си, до…» — от низких толстых звуков вверх, к тоненьким, и обратно.
— Так-так-так, — соглашается Тамара Васильевна, занятая своим делом. — Значит, ты теперь учишься музыке? Хорошо.
Ариадна трясёт косичками, и капор лезет на макушку.
— Не-а, я перестала. Меня мама ругает, и папа ругает, и бабушка — зачем бросила музыку? А я всё равно не стала ходить. Надя не хочет научить сразу играть быструю музыку, а заставляет играть медленно, каждой рукой отдельно, и в ноты глядеть, и считать всякие хвостатые восьмушки. А сама-то играет — не считает. И в ноты не глядит.
— Сразу ничего не даётся, — отвечает Тамара Васильевна.
— А я хоту сразу!
Подходят женщины, спрашивают:
— Сметана есть?
— Есть, — отвечает Ариадна.
— Яйца есть?
— Есть, — опять отвечает Ариадна.
— Девочка, да помолчи ты, пусть продавец ответит!
А Тамара Васильевна говорит:
— Она всё правильно отвечает. Что вы к ребёнку придираетесь? Ну-ка спой, девочка, что-нибудь, пока я товар разложу.
— Я все песни знаю! — хвастает Ариадна и поёт «Калинку». Но Тетёха каркает во все воронье горло, требуя угощения. За её карканьем пения не слышно, и Ариадна уходит.
Родион встречает Ариадну уже на лестнице. Она озорничает. Тянется к чужим звонкам, но достать не может.
— Подними меня, пожа-алуйста!
Он знает, что поднимать не надо. Но ему тоже нравится, как звонят звонки, каждый на свой лад. Один поёт, как птица. Другой выговаривает: «Дзинь-дзинь», будто здоровается: «Добрый день!»
Родион поднимает Ариадну, она звонит, и оба убегают по лестнице.
— Кто там? Кто звонил?! Безобразники! — летят вслед голоса.
А один старик, кашляя, сказал:
— Разве это дети? Бесчувственные ихтиозавры, а не дети.
Ариадна смеётся, зажимая рот рукой:
— Здорово мы их переполошили. Так им и надо! — И ускакала.
Родион не спешит спускаться. Ему надо обдумать: за что так и надо? Ему нравилась игра — звонить и удирать, а теперь оказывается — они ихтиозавры, да ещё бесчувственные? «Всё получилось не так, — сердится на себя Родион. И решает бесповоротно: — Больше не будет по-Некотухиному. Теперь я буду на неё влиять».
Приняв решение, Родион успокаивается и уже думает совсем про другое. Во дворе он сообщает Ариадне новость:
— У меня в комнате темно, будто ночь. Мама занавеску заколола булавкой. Придётся делать уроки с лампой.
— Почему? — удивляется Ариадна.
— Кран на стройке мешает, моя голова всё время туда поворачивается. Вчера грузовики опять привезли громадные кубики. Кран их снимал на землю. Что за кубики?
Ариадна фыркнула как кошка:
— Будешь думать сто лет! Я как взгляну — сразу пойму!
Побежала, отодвинула доску, где дядя Валера пролезает. Ариадна вмиг переступила нижнюю перекладину забора. Родион схватил её за руку.
— На воротах написано: «Родители, не пускайте детей на строительную площадку — опасно для жизни…»
Но она вырвалась. Никаких родителей рядом не было. Родион почувствовал, что от опасности Ариадну может спасти только он. Он даже забыл, как сильно ему хотелось поглядеть на кубики. Он должен быть рядом с Некотухой.
И Родион шагнул вслед за нею.
Глава 9. МАЙНА-ВИРА!
Перед ними высился строящийся дом, а на земле, совсем рядом, тут, стояли большие кубики без окон, без дверей.
— Видишь, наверху у них по четыре железных уха…
Никто Родиону не ответил. Он оглянулся. Ариадна исчезла.
— Некотуха! Где ты?
— Хихоньки-хахоньки! — Она высунула голову из-за кубика и сообщила: — Двери у них есть, да ещё и окна! Иди сюда скорей!
Людей не было видно. Ребята обошли один кубик, второй, третий. Все оказались с дверями, в двери — стеклянное оконце. Двери были заперты и запечатаны пломбами.
— Ну и что это? — спросил озадаченный Родион.
— Как посмотрю внутрь — сразу догадаюсь, — сказала Ариадна.
— Каждый дурак догадается, если увидит что внутри, — рассердился Родион. — Хвастунья ты…
— Вот если бы дверь открылась! — размечталась Ариадна.
Удивительная это была девочка! Только задумает желание, и — как в сказке! — оно исполняется. Они услышали шаги и мужские голоса, отскочили и спрятались за бочку. К кубикам подошли трое. Первый — солидный, в шляпе и пальто. Двое — в рабочих стёганках, оранжевых жилетах и касках, как у крановщика — Валеры.
Один из тех, что в каске, сказал:
— Вот они, санблоки с вашего завода. Мы без вас их не распечатывали («Ага, — подумал Родион, — значит, кубики по-строительному называются «санблоки». Понятно? Не понятно»).
— Вижу, товарищ прораб, — ответил тот, что в шляпе. Родион знал, что «прораб» — значит «производитель работ», очень важный человек на стройке. Прораб сказал:
— Теперь мы в вашем присутствии распечатаем санблоки и убедимся, что всё в них в порядке. Зачем нам поднимать их наверх с недоделками? Проверим на земле. А если что не так, составим акт, и пусть вас за бракованную продукцию оштрафуют.
«Наверное, акт — что-нибудь страшное», — подумал Родион, потому что тот, кто в шляпе, эту шляпу поднял и платком вытер лысину. Вспотел. Взволновался, видно. А прораб продолжал:
— Санблоки распечатает бригадир комсомольской бригады Владимир Владимирович. Приступай, Володя.
А бригадир Володя предложил:
— Сейчас все подряд распечатаем, проверим. Если порядок, дам команду поднимать.
Мужчина в шляпе сорвал с двери пломбы, бригадир Володя открыл дверь, и они оба вошли внутрь кубика. Их голоса слышались гулко, как из бочки.
— Бум-бум-бум, — тихим басом передразнила их Ариадна.
— Я ж гарантировал, что всё в порядке, — сказал представитель завода, выйдя из кубика. И они пошли дальше, открыли второй, третий кубик.
Ариадна скакнула вперёд, к открытой двери кубика, и её шаги раздались в гулкой глубине.
Родион перепугался: «Залезла внутрь! Да мало ли что с ней там случится! Ещё неизвестно, может, санблоки электрические? А вдруг её там током дёрнет?» Ноги уже несли его вслед за нею.
Они оба стояли теперь в кубике и оглядывались, изумлённые. Снаружи, на строительной площадке, всё было серое и чёрное. Серая цементная пыль лежала на грязном снегу. В колеях, продавленных тяжёлыми бульдозерами, стояла чёрная вода и плавали осколки грязно-серого льда.
А тут стены блестели, облицованные белоснежной плиткой. Над ванной и раковиной поблёскивали серебром краны. И белей белого снега была ещё одна белая посудина с белыми боками.
Кубик оказался сверкающей чистотой, уже готовой ванной комнатой.
Ариадна покрутила серебряный кран, вода не пошла.
Родион сообразил: трубы ещё не подключили. Нельзя же с длинными трубами, полными воды, наверх тащить.
Опять послышались шаги и голоса. Ариадна шепнула:
— Бежим скорей!
Но было уже поздно. Уверенная рука накрепко закрыла дверь. Теперь свет проникал только сквозь оконце.
И прозвучала команда бригадира Володи:
— Эй, на кране! Цепляй!
И далёкий голос дяди Валеры ответил:
— Даю-у! Держи-и!
И стукнули о крышу тяжёлые крюки, спущенные крановщиком.
— Есть! — крикнул бригадир. Его шаги простучали вокруг стен, и было слышно, как он цеплял крюки к железным «ушам».
— И-и-и-и… — тоненьким голосом запищала от страха Ариадна.
— Тихо! — шёпотом приказал Родион, и она замолчала.
— Вира, вира помалу! — крикнул бригадир за стеной. Закряхтели, натягиваясь, тросы, пол качнулся, и стены качнулись, и маленькая белая комната стала плавно подниматься вверх.
— Ай-яй-яй, мамочки-и! — пропищала Ариадна. — Ма-амочки…
Но Родион, хотя тоже был очень испуган, сказал ей:
— Теперь не хныкай, а терпи. Сами залезли.
А кубик поднялся высоко. Если бы дотянуться до оконца, Ариадна и Родион увидали бы внизу крышу своего десятиэтажного дома с телевизионными антеннами, и свою улицу, и бегущие крошки-машины.
Кран повернул длинную шею. Теперь кубик завис над верхним этажом, где в квартире без крыши уже стояли стены между комнатами. Крановщик стал осторожно спускать санблок на приготовленное для него место. Туда уже подведены трубы, по ним скоро придёт горячая и холодная вода и в ванную, и в душ, чтобы могли купаться маленькие и взрослые жильцы будущей квартиры.
На этаже, пока открытом небу, снегу и ветрам, молодые парни и девушки, в оранжевых жилетах, монтажники и сантехники, у которых очень ответственная работа — они ставят в доме все трубы, батареи отопления, все ванны и души, — они, приговаривая «майна-майна помалу», приняли кубик в свои руки и помогли ему стать на место.
И когда кран пошёл за следующим санблоком, все эти отважные люди, которые не боятся никакой высоты, вдруг замерли от испуга.
Потому что из санблока, как из глубины пещеры, донёсся к ним тоненький, пронзительный крик:
— Ай-яй-яй, мамочка-а!
— Открывайте скорей! — заговорили монтажники и сантехники, сбежавшиеся на крик. — Да скорей, скорей же!
Когда распахнули дверь, увидали плачущую девочку. Она сидела на корточках в белой ванне, уцепившись руками в красных рукавичках за края. И увидали мальчика, который стоял ни за что не держась, широко расставив ноги, как моряк на качающейся в шторм палубе.
И тогда один из монтажников, наверно самый главный, потому что он был с усами, сказал:
— Приехали? Пожаловали? Вылезайте, горе-космонавты!
— Ой, мамочки-и!.. — на всякий случай ещё раз пропищала Некотуха.
Усатый строго сказал:
— Да нет уж. Тут не только мамочкам-папочкам отвечать придётся за такое безобразие, а всей нашей бригаде. И ведь надо же, такое чепе на стройке! Невиданное чрезвычайное происшествие! Да вы понимаете, какая опасность вам грозила? Никому, даже нам, строителям, охрана труда не разрешает подниматься на кране. Да мало ли что может случиться! Крюк может сорваться, трос заесть — и ни туда ли сюда, пока отремонтируют, вам висеть! А если ураган налетит! Бывает, что и кран повалит! Конечно, редкий случай, а всё же может быть.
Все вокруг молчали. Ариадна всё так же сидела в ванне на корточках, капор стоял на макушке, торчали растрёпанные косицы.
Глядя на строгого усатого монтажника, Родион сказал, не опуская глаз:
— Это я виноват. Только я один.