Я отчетливо понимал, что нужно выходить на прямой контакт. Иного выхода нет. Прячась в засаде и собирая сведения о своей бывшей жене буквально по крупицам, я потеряю драгоценное время. Почему-то мне казалось, что здесь нужно действовать быстрее. Тот напор, с которым к Марине обращался брат Чебышева в летнем кафе, меня откровенно беспокоил. Парень говорил с ней грубо и явно к чему-то склонял. Требовал чего-то, торопил. Если сопоставить с рассказом Кормухина об ее спешке в заключении брачного контракта, получается весьма пренеприятная картина.
Мои размышления прервал звонок мобильника. Звонила матушка.
– Сынок, прости, если отвлекаю…
Голос у нее не сказать чтобы взволнованный, но и не беспечный, каким она обычно сообщает, что дочка плотно поужинала.
– Что-то случилось?
– Нет. Просто дочь требует тебя.
– Прям требует?
– Да. Так и сказала – дай мне папу. Я объясняла, что папа занят, но она была очень настойчива.
– Знаю, – вздохнул я. – Сам бессилен, если что-то втемяшиться в голову. Ладно, давай.
Трубка недолго шуршала у меня в ухе. Потом зазвучал голос Томки. Странный голос.
– Пап… – Она чуть не плакала. Больше всего не люблю и даже боюсь такого голоса дочери в телефонной трубке. Томка плачет крайне редко, но в те минуты, когда она действительно плачет, весь мир переворачивается с ног на голову. Я готов бросить все и примчаться, чтобы осушить слезки.
– Что случилось, моя хорошая? Что-то болит?
– Нет.
Шмыг носом.
– Ты что-то хотела мне сказать?
– Да.
Шмыг снова.
– Говори, Томыч, не томи.
Шмыг, шмыг. Вздох.
– Мне приснилось, что кто-то умер. Я испугалась, что это ты…
В трубке на заднем плане громко вздохнула мать.
– Приснилось? Доченька, ты спала?
– Да, я уснула перед телевизором. Опять показывали Стива и Бульку. Булька загадала три загадки, и Стив все их угадал, а потом началась Даша-следопыт…
В дверь моего кабинета постучали. Сразу вслед за стуком дверь открылась. В проеме появился Петр. Он был растерян.
– … а потом я уснула, – продолжала шмыгать Томка, – и мне приснилось, что кого-то убили… пап, тебя ведь не убили?
– Ну, милая, ты же меня слышишь?
– Да.
– Значит, все в порядке.
Я выдохнул. От детских страшилок порой бывает не по себе. Томка уже начинала бояться меня потерять. Детский психолог, рекомендованный нашей воспитательницей Олесей, сказала, что в ее нынешнем возрасте Тамара начинает задумываться о жизни и смерти, пока лишь в теоретическом плане, но страх потерять кого-то из родителей уже незримо присутствует, и с этим нужно поступать очень аккуратно.
– Не волнуйся, Томчик, – сказал я, а сам не сводил взгляда с Петра, который жестами дал понять, что у него имеется крайне важная, не терпящая отлагательств, информация. – Можешь прилечь отдохнуть, я вечером приеду. Не забывай, что у нас вечером еще гимнастика.
Она шмыгнула носом еще раз. Напоминание о занятиях по гимнастике не прибавили ей оптимизма.
– А теперь дай трубочку бабе.
– Хорошо, пап. Я тебя люблю! Пока!
Петр, воспользовавшись паузой, бросился на перехват, но меня снова засосала телефонная трубка.
– Да, сын мой?
– Мам, успокой ее. Со мной всегда все будет в порядке, никуда я не денусь.
– Ты не можешь жить вечно, сынок.
– На ее детский век меня хватит! Все, мам, у меня дела.
Я отключил телефон и наконец обратил пламенный взор на помощника.
– Ну?
– Сиди где сидишь, Антон. Кормухин разбился. Буквально только что. Если поторопишься, можешь успеть.
Петр виновато развел руками…
…а я вспомнил сцену из «Кавказской пленницы», в которой герой Владимира Этуша, выходя от предполагаемой невесты Нины, мокрый и с гвоздикой на голове, говорит: «Ничего не сделал, только вошел»…
10
Виктор Кормухин был из тех русских, что быструю езду не жалуют, предпочитая двигаться медленно, но верно. Водителей к себе нанимал лишь тех, кто не имел вопиющих нарушений. Для пущей уверенности обращался к знакомым в ГИБДД, располагающим соответствующей информацией о кандидатах. Причина такой осторожности, несмотря на тривиальность, у меня вызывала уважение.
Как он сам успел мне рассказать еще при встрече в офисе, несколько лет назад джип Кормухина угодил в страшную аварию на междугородной трассе. Он сам сидел за рулем, а за спиной дремала в детском кресле шестилетняя старшая дочь. Виктор очень устал в длительном переезде и едва не заснул. Этого «едва» хватило, чтобы выжить ему самому и дочери, но явно оказалось недостаточно для ребят в «шестерке», которую вынесло на встречную полосу. Кормухин мог сбросить скорость и относительно безопасно разъехаться с препятствием, но усталость дала о себе знать. Он не успел среагировать достаточным образом. Скользящий удар пришелся в левый бок, джип занесло вправо, но он удержался на дороге. А вот второму участнику дорожного спарринга пришлось несладко – «шестерку» крутануло и опрокинуло, потом в нее со всего маху ударил кто-то еще… в общем, пьяные идиоты не уцелели.
Шестилетняя дочь Кормухина долго пребывала в шоке. Как, собственно, и сам Виктор. Он надеялся, что после небольшой психологической реабилитации вновь сможет сесть за руль, но ошибся. Пришлось нанимать водителя.
Увы, костлявая сволочь с косой уж если приметила добычу, едва ли отступится.
Неожиданная автокатастрофа моего клиента в день обращения не выглядела странной, вот в чем петрушка. Если опустить известные мне детали, это было самое тривиальное для городской среды ДТП, какое только можно себе представить. Водитель Кормухина решил проскочить на мигающий желтый свет на довольно тесном перекрестке, но откуда ни возьмись крупная иномарка, кажется, широкозадая кремовая «камри», со встречной левой полосы резко пошла налево, не предпринимая ни малейших попыток пропустить препятствие, как того требовали правила дорожного движения. Водителю Кормухина пришлось маневрировать, потому что тормозить он уже не успевал, и маневры привели к тому, что джип налетел на осветительный столб. Удар пришелся на правую сторону, где сидел не пристегнувшийся ремнем безопасности Виктор Кормухин, владелец заводов, газет, пароходов. Он вылетел через лобовое стекло. Водитель отделался ушибами.
Так выглядела эта скверная история в изложении работавшего на месте старшего лейтенанта ДПС. Я не был с ним знаком лично (если верить создателям милицейских сериалов, мы все, менты действующие и бывшие, из разных районных отделов и управлений, знакомы друг с другом тысячу лет и охотно делимся информацией, когда в ней возникает нужда; так вот – ничего подобного!), но, к счастью, я был знаком с Сережей Николаевым из городской ГИБДД, а старлей слышал эту фамилию, и сей факт значительно упростил коммутацию.
Закончив унылое описание, парень отдал несколько распоряжений бригаде, проводил карету «скорой помощи», затем вернулся ко мне. Сдвинув фуражку на затылок, глубокомысленно заметил:
– Жарко, блин… а подушки безопасности у него не сработали. – Он взглянул на меня вопросительно. – Ты с таким сталкивался? Машина-то почти новая, только что первое ТО прошла.
– Все, что сделано руками, может сломаться.
– Ну да. Не говоря уже о том, что сделано другими частями тела. – Он ухмыльнулся и кивнул в сторону разбитой машины, возле которой стоял личный водитель Кормухина. Ему уже оказали помощь, и теперь потерянный и нелепый седовласый мужчина задумчиво смотрел на битое железо.
– Можно с ним поговорить?
Старлей внимательно посмотрел на меня из-под козырька. По круглой розовой физиономии стекал пот. Погода сегодня была совсем не майская, практически палящее лето.
– Есть интерес?
– Есть.
– Ну, валяй. Выяснишь чего – расскажешь.
– Всенепременно.
Я подошел к водителю. Мужчина не обратил на меня внимания. Разумеется, весь окружающий мир ушел в тень. Жизнь простого водилы, стройную, логичную и предсказуемую, сильно тряхнуло. Он смотрел на свою служебную машину как зачарованный. Мне по долгу службы часто приходилось видеть подобные взгляды, и могу компетентно утверждать, что в такие минуты человек не способен на адекватные действия. Тем не менее, мне требовалась информация.
– Извините…
Он не отреагировал. Пальцы правой руки, прижатой к бедру, теребили брюки. Губы едва заметно подрагивали. Внешне он не пострадал, но в душе у человека зияла гигантская гематома.
– Я прошу прощения!
Он, наконец, повернулся на голос. В глазах сверкнул испуг, как у ребенка, на которого накричали.
– А?
– Вы были за рулем?
Он снова оглядел машину. Обреченно кивнул. Я протянул ему свою визитную карточку. Жест совершенно лишний, потому что мужик даже не смотрел на меня. Я убрал карточку в бумажник.
– Что случилось, вы можете сказать?
– Так я… вроде все сказал уж.
– Я понимаю. Но тем не менее.
Водитель пожал плечами. Ему нечего добавить. Авария проста, как божий день. Два идиота с разных сторон перекрестка мчались на «желтый» свет, а один из них еще и проигнорировал препятствие справа. Кстати, встречная «камри» даже не остановилась, удрала с перекрестка. Ее еще предстоит разыскивать.
– Подушки не сработали, – повторил уже известный мне факт водитель. – И еще… – он провел тыльной стороной ладони по подбородку. – Что-то с рулем. Я хотел на ТО посмотреть, но не успел.
– Вы уклонились от удара, значит, руль не подвел.
Мужчина перевел взгляд на меня. Впервые на его потухшем лице появилась какая-то яркая эмоция – раздражение.
– Я взял чуть вправо, чуть-чуть всего… а обратно влево уже не смог!
– Хм…
У меня закончились вопросы. С несчастного больше ничего не возьмешь. Нужно проводить техническую экспертизу, опрашивать свидетелей, а это уже не моя епархия.
– Ну? – спросил розовощекий старший лейтенант, когда я вернулся.
– Утверждает, что неисправен руль.
– Они все так говорят. Подвела педалька, заклинило прикуриватель, умерла стрелка. Просто варежкой не надо щелкать.
Я не стал спорить. Сдержанно поблагодарил за содействие, еще раз бегло осмотрел место происшествия и убрался восвояси.
Я ехал в контору по запруженному автомобилями центру. Передвигался со скоростью не больше тридцати километров в час. В этом душном городе в пробках бензин палишь, как «колу» выпиваешь – цистернами. Достало все, в отпуск хочу. Не взять ли мне Томку и не уехать ли куда-нибудь на выходные? Можно Олеську с сыном захватить…
Телефон задрожал в кармане, но я не услышал звонка. В салоне ревел Роб Зомби. Я почувствовал, что дико скучаю по своему маленькому ангелочку.
«Пап, тебя же не убили?».
Дрожь по спине.
Нет, деточка, не убили. Не повезло другому дяденьке, с которым ты столкнулась сегодня в офисе. И каким-то образом ты это почувствовала. К счастью, ошиблась с объектом.
11. Параллельная реальность. Белка
Никаких особых аномалий я за ней не замечал. Дети-экстрасенсы, реинкарнации Ванги, летающие тарелки и падающие чашки – это не про меня. Конечно, я допускаю существование необъяснимых явлений (тем более что мне приходилось прибегать к помощи настоящего экстрасенса, чем я остался весьма доволен), но мне и в голову не приходило, что я сам или мои близкие могут иметь отношение к этому странному миру.
Но шила в мешке не утаишь, она девчонка действительно необычная. Сгусток положительной энергии. Томка практически не плачет. Обязательно чем-то увлечена каждую минуту своего существования – голубем, сидящим на карнизе, стариком, читающим газету на скамейке возле песочницы, алкашами, пьющими там же возле песочницы пиво; ее одинаково радуют палящее солнце и проливной, сносящий деревья, дождь; рано утром она может приползти ко мне в постель с включенным переносным детским компьютером, хотя сама еще толком не проснулась, а вечером перед сном притащит за хвост нашу кошку Тику; она бросается за чужим футбольным мячиком, как игривый песик, или стоит за спиной престарелых шахматистов в парке, внимательно изучая расклад на доске. Ей всегда все интересно и она ничего не слышит, если чем-то увлечена. И мне не удается ее как следует отругать – она лишь вздрогнет от окрика, но тут же начнет шкодливо ухмыляться, поглядывая на меня исподлобья. А эта ее любовь к ужастикам, от которых волосы дыбом встают не только у сверстников, но и ребят постарше? А тяга к экспрессивной музыке в диапазоне от Майкла Джексона до Мэрилина Мэнсона? Какие там «Облака, белокрылые лошадки», господь с вами…
В общем, Томка – мой резиновый утенок: его сжимаешь, он крякает и тут же принимает прежнюю форму; опускаешь в воду – усиленно работает лапками, отплывая от обжитого берега в неизведанные дали. Я привык к этой мысли и уже почти не задаю никаких вопросов соответствующим специалистам, но иногда…
Иногда случается так, что я просто не знаю что думать и чего ожидать…
Весна прошлого года. Марина еще член нашей семьи, но почти на излете. Мы с Томкой гуляем в парке. Тает снег, журчат ручьи, сосны трещат на ветру. Аттракционы в парке не работают, готовятся к сезону. На краю аллеи унылая девушка в тонких джинсах и легкой курточке торгует с лотка хот-догами. Тамара обожает фаст-фуд, раньше она называла их «хоть ток». Мы оголодали, и я покупаю пару штук. Съедаю свой молниеносно, а дочка тянет удовольствие.
Это один из тех тихих вечеров, когда на дочку нападает детская меланхолия. Я подобные моменты могу пересчитать по пальцам.
– Что такая грустная? – спрашиваю.
Томка молча откусывает кусок булки с сосиской (капля кетчупа застывает под нижней губой), сосредоточенно жует и смотрит в сторону от аллеи, на пожухлую прошлогоднюю траву, выглядывающую из-под снега.
– Том!
– Я думаю.
– О чем, если не секрет?
Тамара наигранно вздыхает.
– Я думаю, что же ты такого сделал, что мама не хочет с тобой жить.
Я останавливаюсь как вкопанный.
Психологи рассказывали, что при разводе родителей дети часто берут всю вину на себя. Это вполне вписывается в рамки детской логики: «Если мама или папа не хотят быть дома, значит они не хотят быть со мной. Стало быть, во мне что-то не так». Шрам на сердце почти гарантирован.
Но Томка выворачивает теорию наизнанку. Как уже упоминалось, она никогда и ни в чем не обвиняет себя и, разумеется, никогда не раскаивается. Ее невозможно пристыдить.
– Думаешь, причина кроется во мне? – От неожиданности я забываю, что говорю с пятилетним ребенком, и начинаю оперировать сложными терминами. Томка вместо ответа указывает рукой в траву.
– Смотри, пап, подснежник.
Переходы с предмета на предмет молниеносны. Я не успеваю собраться.
– Нет, это фантик от конфеты, балда, какие подснежники…
– Сам балда, пап.
– Ты не ответила. Думаешь, мама хочет уйти от меня, потому что я плохой?
Не знаю, почему я докопался до нее в тот вечер, но слова ребенка задели меня за живое.
Но Томка только молча доедает сосиску. В ладошке остается кусочек булки. Девочка отдает мне испачканную в кетчупе и майонезе обертку и бежит по мокрой траве к соснам. Сначала я ничего не понимаю, но потом вижу.
Белки! Томка обожает белок.
Шустрые маленькие зверьки шныряют между деревьями, взбираются на стволы и внимательно смотрят на нас. Радости ребенка нет предела. Томка приседает на корточки и вытягивает ладошку с хлебными крошками.
– Тома, белки не едят хлеб!
– Они голодные!
– Какими бы голодными ни были, они не станут есть хлеб!
Один из грызунов спускается чуть ниже, оставаясь на уровне моего лица, и внимательно смотрит на девочку. Я уже начинаю сомневаться в гастрономических предпочтениях животного: он смотрит на ладошки ребенка так, словно не ел по меньшей мере последние полгода и с удовольствием сожрет булку вместе с рукой.
– Пап, смотри!
– Смотрю, смотрю.
Я невольно втягиваюсь в процесс и забываю о том, что говорила Томка минуту назад. Белка спускается еще ниже, опасливо поглядывая на меня. Очевидно, ребенок не вызывает у нее вопросов, а вот взрослый, стоящий рядом, серьезно напрягает.
– Иди, иди, – бурчу я и отступаю назад.
Белка спрыгивает на траву. Замирает. Несколько секунд смотрит то на меня, то на дочку. Маленькая головка двигается как у робота – туда-сюда, туда-сюда. Она колеблется. Ей очень хочется поглядеть, что прячется в ладошке маленькой девочки. Сидящая на корточках Томка покачивается, будто присела справить нужду. Ладошки подрагивают, ножки начинают уставать, но упорству, с каким маленькие дети добиваются цели, могут позавидовать иные взрослые. Если дети чего-то хотят – они это получат, а к моей белокурой бестии это относится в наивысшей степени.